Наталия Вронская - Девичьи грезы

— Давно. Я того не помню, да и Анна, наверное, тоже не помнит…

— Вот еще… — пробормотала Анна.

— …но мама говорила, что мы тогда бывали у вас и что мы тогда были очень дружны. От этого мама и решила в этом году пригласить вас погостить. Я очень рада! — говорила Лиза. — А вот Аня была против.

— Это еще почему? — поинтересовалась Ксения.

— Она боится…

— Я? Боюсь? Чего? Помилуй Бог! — воскликнула Анна.

— Это ее второй сезон. Она начала выезжать в прошлом году…

— Я не желаю ничего слушать! — прервала сестру Анна. — Я ухожу. Хочу отдохнуть.

Анна повернулась к кузинам:

— Если желаете, можете перед ужином зайти ко мне. Впрочем, я не настаиваю. — Она сухо кивнула и ушла.

— Мы, кажется, обидели ее, — сказала Саша.

— Ничуть. По правде сказать, — Лиза улыбнулась, — она иногда бывает такой несносной, что просто невозможно терпеть. Так и хочется над ней подтрунить. А вот, кстати, и моя комната. Идемте. — И Лиза открыла дверь, приглашая гостий к себе.

— Простите, но я так устала, — сказала Саша. — Я хочу отдохнуть. Ты ведь не обидишься? — спросила она Лизу.

— Нет-нет. Ни в коем случае. Хотя мне бы хотелось поболтать с вами, но вы так долго добирались к нам…

— А я совсем не устала! — сказала Ксения.

— Вот и чудно! — оживилась Лиза. — Пусть Саша идет отдыхать, а мы пока поговорим.

На том и порешили.

— Так что ты говорила? Анна боится? — с любопытством начала Ксения, как только девушки вошли в комнату Лизы.

— Да. Это ее второй сезон. Она, конечно, думала, что выйдет замуж, как только начнет выезжать. Ее мечта — составить богатую партию.

— Составить партию? — Ксения приподняла брови. — А как же любовь?

— Любовь? Она вряд ли знает, что это такое, — ответила Лиза. — Я ее люблю, она мне сестра… Но она слишком горда. И для нее понятия чести и выгоды стоят выше иных понятий. Она никогда не согласится пожертвовать ради любви приличиями и своим положением в свете. Мы много говорили с ней об этом. Она, конечно, никогда не бывает откровенной. Но раз обмолвилась, что ее мечта — найти себе титулованного мужа. Ведь у папеньки нет титула. И Анна вполне может этого ожидать: она красива, богата…

— Ты тоже красива и богата.

— Но я совсем другая. У меня другой характер. У нас с ней разные идеалы…

— Что ж? У нее нет жениха?

— Нет. Но…

— Что? Что? — Ксения не могла сдержать своего любопытства.

Лиза рассмеялась:

— Мне кажется, что она увлечена или почти влюблена! Все-таки влюблена! По крайней мере, предмет ее интереса богат, титулован, красив, и, кажется, она ему тоже нравится.

— Кто же он?

— Ну… это Князь Ельской. Думаю, вы непременно познакомитесь с ним. И очень скоро. Он часто бывает у нас и уж точно будет на том бале, на который вас повезет матушка.

— Каков он собою?

— Ну… — протянула Лиза, — он хорош собой, молод… Ему, я думаю, теперь еще и тридцати нет. Или около того. Он офицер, герой… Представь, четыре года назад князь участвовал в итальянском и швейцарском походах графа Суворова… Был ранен на реке Адде, на севере Италии. Отличился как герой, был награжден, и полководец, граф Суворов, весьма был им доволен. Теперь он уж в чине полковника.

— О Боже… Как интересно… — пробормотала Ксения. — Но почему князь не сделает Анне предложение?

— Этого я не знаю, — ответила Лиза. — Это уж их дело… Смотри-ка, нравится ли тебе?

И Лиза стала показывать кузине разные безделушки и приятные мелочи, которые тут же заинтересовали Ксению. Предмет их разговора живо переменился, и уже ничто не могло их отвлечь от беседы о платьях, шалях, новой моде на ленты и обо всем, что так дорого женскому сердцу.

Поутру Прасковья Антоновна повезла племянниц и сестру по самым модным лавкам, и прежде всего на Невский проспект. Там модистки, приказчики, льстивые управляющие, кланяющиеся до земли, примерки, покупки, новые впечатления — все, решительно все ошеломило барышень и их маменьку! Именно эта поездка на Невский была вчерашним предметом обсуждения между Сонцовыми и Лукерьей Антоновной.

Наконец, все утомились и Прасковья Антоновна повезла своих гостей домой.

— Но это еще не все! — предупредила она. — Нам обязательно необходимо завтра же, с утра, сделать несколько визитов.

— О-о! — хором протянули уставшие племянницы.

— Никаких «о-о». Во-первых, тебе, душа моя, — обратилась тетушка к сестре, — совершенно необходимо показаться нашей родне. У Викентия Дмитриевича тут тетушки, дядюшки, и всех необходимо уважить. Да к тому же, позволь тебе напомнить, у батюшки нашего тут недалеко брат родной живет, наш дядя. Он, конечно, очень стар, но мы регулярно делаем ему визиты. Так что у нас и у вас в столице родни много. Нам предстоят обеды, вечера, семейные балы… Но это все потом. Самое главное — и это особливо вас касается, племянницы, — нанести визит графине Мятлевой. Через пять дней у нее бал. И мы приглашены все.

— Это обязательно? — спросила Лукерья Антоновна.

— Да. Визит вежливости, так сказать. Требования светской жизни несколько утомительны, но вы скоро привыкнете к ним. И то сказать, чем еще заняться в столице? Для чего сюда приезжать? — ответила ей сестра.

— А что это будет за бал? — спросила Саша.

— Ах, наконец-то ты заинтересовалась, птичка моя, — довольно рассмеялась тетушка и потрепала племянницу по подбородку. — А я-то думала, что ты уж совсем в провинциалки записалась!

— Ерунда какая, — ответила ей Лукерья Антоновна.

— Да нет, не ерунда… Грустна, молчалива… Балами да нарядами совсем будто и не интересуется…

— Полно, тетушка. — Девушка даже покраснела.

— Да что за бал? — нетерпеливо бросила Ксения.

— Бал самый блестящий. Граф Мятлев богат безумно. Дворец его… Впрочем, нет нужды его вам описывать — увидите сами. Один античный зал чего стоит! Так вот, там будут самые блестящие фамилии. Графиня мне сказала, что Великий князь Константин Павлович, возможно, окажет им честь своим посещением. После придворных балов, бал у Мятлевых — самый великосветский и торжественный.

Девицы замерли и, переглянувшись, побледнели, а Лукерья Антоновна растерянно спросила:

— Как же нас туда позвали?

— Ну, душа моя, графиня Мятлева Мария Николаевна — моя близкая приятельница.

— Приятельница?

— Да. А что? Или ты по старой привычке все еще видишь во мне деревенскую простушку и старую деву? А я уже давно не та… Викентий Дмитриевич человек, ты видела, не последний. При дворе частый гость и по роду своей службы, и по государевым приглашениям. Я — также. Дом наш на широкую ногу поставлен, дочери — красавицы… Придворные балы нам не в диковинку… Те времена, Луша, когда я была провинциалкой и бегала простоволосая в заношенном платьице давно миновали… И я уж не та… Да и ты… Я теперь — светская петербургская дама. И ты теперь здесь, при мне, да и дочери твои. Теперь вам одно надобно — войти в свет и не уронить себя.

— Страшно, тетенька, — пробормотала Ксения.

— А ты не бойся. Я вот тоже боялась, ан ничего! Графиня Мария Николаевна мне приятельница. Да и не только она. Я вам много блестящих имен назову. Да и вы со всеми перезнакомитесь, потому что на балы они вас все пригласят непременно.

— Из уважения к вам, тетушка? — спросила Ксения.

— Да, а еще и из уважения к твоему дяде.

— А я, признаться, с грустью порой вспоминаю те времена, когда мы еще у батюшки жили, — вдруг сказала Лукерья Антоновна. — Тогда совсем все по-иному было…

— Да, времена и впрямь были иными. Сейчас все переменилось: и жизнь, и обычаи, и мода… И мы уже не те… И слава Богу, что не те!

— А мне, право, жаль. Я порой желала бы вернуть прошлое, — отвечала сестре Лукерья Антоновна.

— Вот как? — Прасковья Антоновна внимательно посмотрела на сестру. — А вот я бы ничего назад возвращать не стала. И сравнения нет, как мы теперь живем, против прежнего! Я, только лишь когда замуж вышла, жизнь почувствовала. И те времена, которые до того были, вернуть никак не желаю!

— Да, сравнения нет… — Лукерья Антоновна посмотрела на своих дочерей и промолчала. — Просто… Просто странно все это… Как подумаешь — а все уж совсем не то…

— Не понимаю я тебя, Луша.

— Да и я, порой, сама себя не понимаю. Иной раз только сердце защемит, как о прошлом подумаю. Как мы при Екатерине Алексеевне живали, покойнице-императрице… Да и Петербург… Не охотница я, ты знаешь, до поездок, гостей и балов. Если бы не дочери, ни за что бы не приехала!

— Оставим это… Тоски ты нагнала, право слово! Ты еще о тех платьях пожалей, что мы тогда носили.

— И о них пожалею! Нынче совсем не то! А уж тут в столице просто срам какой-то, а не туалеты… — Лукерья Антоновна оглядела дочерей и невольно нахмурилась.

Она представила себе купленные бальные платья для Александры и Ксении и подумала, что сама бы такое надеть никогда бы не решилась, даже если бы была помоложе. Ей привычнее были скромные фижмы, не в пример нынешним тогам. Простого фасона платья из кисеи, шелка, легчайшего газа, батиста с вышивкой и без уж слишком откровенно обрисовывали женские фигуры, почти до прозрачности. Припоминая то количество нижних юбок, что она некогда нашивала, Лукерья Антоновна только молча сокрушалась, сетуя на переменчивость моды и нравов в обществе. Радовало ее только то, что самой ей позволено было носить тяжелый и темный вышитый шелк.