На первом же повороте Арчер слишком лихо крутанул руль, и что-то большое и увесистое скользнуло в задней части фургона. Я вцепилась руками в сиденье.

– Ты точно умеешь водить эту штуковину?

Улыбаясь, он помотал головой. Его глаза были устремлены на дорогу.

– Вообще-то не совсем. Для этого у нас есть Джош.

В солнечном свете улицы казались стеклянной чёрной рекой. Пожилая женщина медленно переходила дорогу перед нами, напевая что-то маленькому шнауцеру, которого она выгуливала.

– Я поговорил с Луной. Сегодня утром.

Я резко повернулась к нему.

– Ты ей позвонил?

Арчер кивнул.

– О чём говорили?

– Я спросил её, не хочет ли она добавить Баффало в график тура, – он долго и медленно останавливал машину на жёлтый свет. – Короче говоря, Луна свяжется с нашим менеджером.

– Да ладно?

– Она считает, что это не будет проблемой, – он повернул, и парочка дисков слетела с приборной панели. – Думаю, мы уже немного популярны.

В голове пронеслись недавние слова мамы, когда она в ответ на моё «они немного популярны» сказала: «в лучших традициях».

– Похоже на то.

– Я слышал, что в декабре в Баффало особенно прикольно.

– Ну, хотя насчёт снега и морозов люди любят преувеличивать, всё же в декабре у нас очень хорошо, – я пожала плечами. – Обычно.

Я вспомнила про снегопад на день рождения Луны три года назад и родителей, расчищающих дорожку от сугробов.

– Мне как раз немного экстрима не помешало бы.

– Почему она мне про это не сказала?

– Я сказал ей, что сам хочу это сделать. Что в Баффало есть одна девушка, которую мне очень хотелось бы навестить, – он украдкой посмотрел на меня на следующем светофоре, и я знаю, что он увидел: ухмыляющуюся меня, сидевшую на пассажирском сиденье. – Плюс, мы будем проезжать Баффало в октябре по пути на запад.

Раз, и всё! Теперь я точно знала, когда смогу снова увидеть его.

Спустя сорок минут мы стояли рядом с малышкой Бэтти недалеко от входа в здание аэропорта.

Арчер вытащил мой чемодан через заднюю дверь фургона, а я ждала. Асфальт источал столько тепла, будто это был пар над вулканом. По этому адскому пеклу я точно скучать не буду, в отличие от много чего другого, что было в этом городе.

– Не очень-то люблю прощания, – сказал Арчер и опустил взгляд на землю. – И как мне в голову взбрело самому тебя отвезти?

Я засмеялась.

– Премного благодарю.

Он замотал головой, улыбаясь.

– Я не это имел в виду.

– Я так и поняла.

– Я кое-что тебе принёс. Хотел сделать подборку для тебя в самолёт, но сейчас это так трудно сделать, – он начал говорить быстро, взволнованно. – Твой отец наверняка делал такие штуки для твоей мамы на кассетах. Но я кое-что придумал, – он вручил мне белый айподовский шафл. Я взяла его в руки и почувствовала, какой он был маленький и лёгкий, что, если бы мама с папой прибыли сюда из своего 1994 года, то наверняка бы не поверили, что в ней помещались песни.

– Это осталось от Нэтэли. Вместе со всеми другими вещами. Так что отдаю не навсегда. Можешь вернуть его мне при встрече в Баффало.

– Хорошо.

Он также дал мне листок бумаги, вырванный по ровной линии из тетради. Идеальным почерком – маленькими печатными буквами – он переписал синей ручкой названия всех песен и исполнителей.

– Пришлось переписать их все, потому что это шафл, и песни будут идти в случайном порядке, так что всё не очень идеально, – Арчер перевёл дыхание. – И это, конечно, не кассета. Иногда я думаю, что их нам уже ничто не заменит.

– Думаю, у мамы ещё сохранился её старенький вокмен, так что в следующий раз сможешь сделать плейлист на кассете.

– Вокмен Мэг Феррис. Тринадцатилетний Арчер внутри меня офигел бы от счастья.

– И всё же, шафл мне тоже очень нравится. Спасибо.

Он добавил туда песню «Treetop», мою самую любимую песню с последнего альбома «The moons».

– Всего одна ваша песня?

– А тебе разве не хватило нашей музыки на этой неделе?

– Эта песня сейчас моя самая любимая.

– И моя.

Он показал на бумагу.

– Я записал туда «Море Спокойствия». Мне и песня нравится, да и не хотелось «Shelter» оставлять в стороне.

Он никак не мог знать, что именно её я слушала прошлым вечером, но всё равно она была очень кстати.

– Ты выбрал ту, что нужно.

Я провела пальцем вдоль списка. В нём были и «Lemonheads», и «Pavement», и Джулиана Хэтфилд для полноты перечня по музыке девяностых. Ну и мнимый отец Луны Пол Вестерберг был там же. Арчер также записал Отис Реддинга, Элвиса Костелло и Дэвида Бирна, на чьих ступеньках мы постояли вместе. А также группы, о которых я никогда не слышала, вроде «Radiator Hospital» и «Waxahatchee». В конце списка были «The Weakerthans» с песней «Left and Leaving», которая, если бы я не знала, что увижу его через месяц, могла бы разбить мне сердце.

Я сложила листок и положила в сумку. В голове уже начал складываться плейлист, который я бы записала для него по приезду домой.

– Что ж...

– Что ж…

Я старалась дышать ровно, но сердце всё равно начало учащать пульс. Забавно, как можно забыть то, что оно у тебя есть, пока оно не начнёт трепыхаться в самом бешеном темпе.

– Я и не надеялся, что неделя получится такой.

Он положил руку на дверь фургона, и я сделала то же самое. Машина была горячей и гладкой.

– Я тоже.

– Я рад, что она была такой.

– Я тоже.

Арчер засмеялся.

– Офигеть какой у нас содержательный разговор.

– Да уж, очень многозначительный, – я огляделась по сторонам. – Надеюсь, кто-нибудь его запишет. Настоящий клад.

– У меня есть оправдание, – Арчер прислонился бедром и плечом к малышке Бэтти. – Я парень, не особо дружащий со словами.

Я улыбнулась.

– А я, значит, парень, дружащий с ними?

– Ты девушка, которая с ними дружит.

Арчер встал ровно. Вообще, он выглядел немного взволнованным, и это было очень мило.

– А, ну, да, – я кивнула. – Постой. Ты имеешь в виду, что это я должна бы произнести пламенную речь?

Я сделала округлый взмах рукой, как какая-нибудь ведущая передачи по телевизору и ощутила себя Луной, вечно активно жестикулирующей и машущей руками.

– Нет. Только если сама захочешь.

Задумавшись, я вспомнила слова Джеки, написанные Майклу на память в книге «Над пропастью во ржи», которая неизменно лежала у меня в сумке. Когда я закрыла глаза, в сознании всплыли те буквы, выведенные синими чернилами.

– Благодарю за те дни, что нам суждено было провести вместе.

Арчер смотрел на меня с полуулыбкой на лице, и я постаралась запомнить его во всех деталях: его глаза цвета морской синевы, его длинные ресницы.

– Как-то так. Однажды я тебе объясню.

– Договорились. Только я надеюсь, что мы больше дней проведём вместе. Это возможно?

Я засмеялась.

– А как же иначе?

Над нами с гулом пронёсся самолёт, и я взглянула наверх, на его серебристое брюхо, рассекавшее небо. Затем я посмотрела на Арчера.

– Тебе уже пора готовиться к отлёту, – он сделал шаг навстречу и скользнул рукой в мою ладонь, притягивая ближе к себе. – Но сначала тебе, наверное, следует меня поцеловать.

– Наверное, – сказала я, пожимая плечами, будто в этом не было никакой проблемы. И поцеловала его.

По пути к дверям терминала я не стала оборачиваться. Я тянула за собой чемодан, но потом достала телефон и захотела послать Арчеру одно, последнее сообщение, пока ещё была в городе. Всего одно, перед тем как уйду. Поэтому я написала стихи, весь день крутившиеся в моей голове. Теперь они окончательно сложились в нужную форму.

«Где бы ты ни был, лишь стоит себя потерять,

Ты достигнешь дна и будешь готовым всё снова начать».

Я пробежала глазами по тексту на светившемся экране и отправила сообщение. И знала, что лишь перед поворотом оглянусь назад – туда, где стоял Арчер возле своего фургона, провожая меня взглядом. И мы помашем друг другу на прощание.