Раму с поклоном передал ей слова жреца.

Женщина велела Амрите снять одежду и внимательно осмотрела ее тело. Потом заставила девочку поворачиваться в разные стороны, поднимать руки и ноги, выгибаться и наклоняться к полу.

— Ее тело не имеет изъянов. Движения недостаточно свободны, но это можно исправить. Пусть остается, — сказала она и прибавила: — Попрощайся с дочерью, а потом подойди к жрецам — они отблагодарят тебя за то, что ты посвятил своего ребенка богу.

— Не уходи, отец! — воскликнула Амрита, когда они остались одни. Тонкий голосок девочки срывался и дрожал.

У Раму защемило сердце.

— Тебе будет хорошо в храме, лучше, чем дома, — пробормотал он. — Если ты откажешься, Шива может разгневаться. Посмотри, как здесь красиво, как богато одеты люди! А я… мы с Гитой приедем тебя навестить.

Он знал, что это ложь, но ему нужно было уговорить Амриту остаться.

— Вы скоро приедете?

— Да. Очень скоро. Если тебе не понравится в храме, мы заберем тебя домой.

Согретая призрачной надеждой, Амрита глубоко вздохнула и расправила худенькие плечи.

— Обещай!

— Обещаю.

Появилась Ила; она взяла девочку за руку и повела за собой, а Раму поспешно покинул территорию храма. Перед тем как уйти, он отыскал жреца, и тот заплатил ему сто рупий: огромную сумму, на которую их семья могла прожить несколько месяцев. Мужчина облегченно вздохнул: эти деньги окупали любые жертвы!

Ила привела девочку в большое, чистое и светлое помещение с гладким глиняным полом, на котором были расстелены цветные циновки, а на них лежали шерстяные подушки и полотняные покрывала.

— Здесь ты будешь жить, — сказала она. — А сейчас тебе надо помыться и надеть другую одежду.

Она отвела Амриту в купальню и помогла девочке вымыть тело и волосы. Хотя ее прикосновения были мягкими и осторожными, Амрита, даже закрыв глаза, могла сказать, что ее трогают чужие равнодушные руки.

Гита никогда не улыбалась, ласкала редко и мимоходом, и все-таки девочка знала, что мать способна понять и утешить, что она никогда не оставит ее в беде. Дома у Амриты не было ощущения, будто ее бросили в океан пустоты, где она беспомощно барахтается, не зная, как выбраться на берег.

Ила дала новой воспитаннице чистое сари, после чего принесла кувшин молока, вкусные лепешки, чашку хорошо проваренного белоснежного риса и целую гору фруктов. Амрита наелась до отвала, и все же ей не стало радостнее и легче.

Она прилегла на циновку и хотела заснуть, как вдруг в помещение гурьбой вбежали возбужденные нарядные девочки с цветами в искусно убранных волосах и звенящими украшениями. Они остановились как вкопанные, с любопытством глядя на новенькую.

Потом одна из них, красивая светлокожая девочка примерно одного с Амритой возраста, подошла к обомлевшей новенькой и властно произнесла:

— Кто ты?

Девочка встала и посмотрела ей в глаза.

— Амрита.

— Откуда ты взялась? Зачем ты здесь?

Чувствуя враждебность и незнакомки, и возглавляемой ею толпы, Амрита мучительно размышляла, что бы ответить, и вдруг вспомнила слова «прекрасного Натараджи».

— Камал сказал, что я смогу научиться танцевать.

Лицо незнакомки просветлело, словно она внезапно услышала волшебное заклинание.

— Камал? — с улыбкой повторила она и спросила: — Ты еще не решила, где будешь спать? Если хочешь, можешь лечь рядом со мной.

— Как тебя зовут? — осмелилась спросить Амрита.

— Тара. Пойдем!

Тара взяла новенькую за руку и показала на одну из циновок.

— Здесь.

— Из какой ты касты? — на всякий случай осведомилась Амрита. Она очень боялась, что девочка заявит, что она брахманка или вайшья[9]. Тогда им вряд ли удастся подружиться!

Однако Тара спокойно произнесла:

— Я не знаю. Мне неизвестно, кем были мои родители. Они оставили меня на пороге храма.

Амрита растерялась. Она впервые очутилась в обществе, где кастовая принадлежность не имела значения. Она никогда не предполагала, что такое возможно, и не знала, хорошо это или плохо.

— А остальные?

— Из разных каст. И будь ты брахманка, а я — неприкасаемая, — Тара жестко улыбнулась, — если я научусь танцевать лучше, чем ты, я буду выше тебя!

— Кто учит вас танцам?

— Ила. Другие девадаси. А еще — Камал.

— Он — Натараджа? — В голосе Амриты звучали наивность и надежда.

— Он — храмовый танцовщик. Такой же, как и я, — ответила Тара и, поймав изумленный взгляд собеседницы, пояснила: — Его тоже подкинули в храм. Он необычайно красив и талантлив и потому исполняет роль Шивы на всех праздниках.

— А девадаси?

— Они тоже танцуют.

— Ты — девадаси? — спросила сбитая с толку Амрита.

— Пока еще нет, — терпеливо произнесла Тара и в нескольких фразах поведала новенькой ее дальнейшую судьбу: — Для начала ты обязана запомнить сто восемь танцевальных движений, которые придумал Шива, и научиться их сочетать. Если выдержишь испытание, то после того, как на твоем сари впервые появится кровь, ты пройдешь обряд посвящения, станешь женой бога и начнешь служение в храме.

— Кровь? — с тревогой повторила Амрита.

— Да. Обычно это происходит, когда девочка превращается в девушку: бутон раскрывается и становится цветком.

— Это страшно? — на всякий случай спросила Амрита, и Тара ответила:

— Это — начало новой жизни.

— Ты хочешь сделаться девадаси?

— Это моя самая большая мечта.

Амрита решила держаться поближе к новой подруге. Девочка чувствовала: рядом с Тарой она обретет поддержку и защиту.

Утомленная дорогой и множеством впечатлений, Амрита рано легла спать — в тот час, когда девочки еще вовсю обсуждали храмовый праздник.

Ей показалось, будто она едва закрыла глаза, как вдруг кто-то резко потряс ее за плечо. Это была Тара.

— Вставай!

Ошеломленная Амрита вскочила с постели и захлопала глазами.

Кругом было холодно и темно, и в этой прохладной, неуютной тьме шевелилось множество фигур. Сонные девочки поднимались с циновок, одевались, поправляли сари, наспех причесывались и устремлялись к выходу, спеша и натыкаясь друг на друга.

Душа и тело Амриты бурно протестовали против столь раннего пробуждения, но делать было нечего, и она отправилась следом за остальными.

Ей очень хотелось заплакать, но плакать было нельзя, и она молча страдала, изнывая от желания чудесным образом перенестись домой, сделать так, чтобы все, что произошло с ней за последние сутки, превратилось в сон.

Девочка пристроилась в хвост большой очереди и ждала, когда можно будет плеснуть в лицо холодной водой. После умывания им выдали по горстке риса и глотку молока: едва проглотив скудный завтрак, Амрита вновь захотела есть, потому что давно недоедала.

Удрученная девочка побрела следом за остальными на большую, ровную каменную площадку, где им предстояло заниматься до полудня. К тому времени восток начал светлеть и кружевная листва деревьев четко выделялась на фоне розовато-серого неба. Тающие звезды походили на изящную вышивку серебром по шелковой ткани. Легкие облака напоминали лепестки цветов. Ползущие по земле тени казались длинными и прозрачными.

Храм возвышался на горизонте как огромная глыба, как обещание чего-то грозного и неумолимого.

Ила велела им построиться и повторять ее движения. Амрита не могла уследить за бесконечными поворотами тела танцовщицы и разнообразными жестами. Больше всего на свете ей хотелось вернуться в домик с циновками, лечь и забыться сном. А еще — очутиться дома. Отец был не прав, когда говорил, что главное — не голодать. Главное — не быть одинокой.

Зачем она здесь? К чему этот танец во тьме? Что означает все это? Амрита пыталась следовать за процессией девочек и повторять то, что они делают, но безнадежно отставала и ошибалась.

Ила подошла к ней и поправила спину. Она сделала это не грубо, но повелительно, требовательно и жестко. Амриту несказанно обидело прикосновение неласковых рук, и она едва удержалась, чтобы не разреветься в голос.

К восходу солнца девочка чувствовала себя совершенно измученной, измотанной бесплодными попытками уловить суть того, чему ее пытались учить. Слова и движения Илы не вызывали в ее душе никакого отклика. Тара двигалась во главе шеренги; если она и догадывалась о страданиях новенькой, у нее не было возможности подойти к ней, пожалеть и помочь.

К тому времени как солнце начало припекать, губы девочки пересохли от жажды, а тело болело и ныло, будто пораженное страшным недугом.

Внезапно Амрита села на землю и разрыдалась. Ей почудилось, что внутри лопнула туго натянутая струна или прорвалась невидимая плотина.

Растерянные девочки остановились, потом нерешительно столпились вокруг. Амрита не смела поднять глаза, потому что ожидала увидеть в их взглядах презрение и насмешку.

Ила приблизилась к ней с явным намерением обругать и наказать, как вдруг раздался голос:

— Что случилось?

К ним подошел юноша по имени Камал, которого Амрита вчера по наивности приняла за спустившегося с небес Натараджу.

Шальвары из тонкой струящейся ткани были туго стянуты на талии и перехвачены у щиколоток звенящими серебряными кольцами. Черные волосы небрежно разметались по плечам. Ненакрашенные глаза и лицо озарял нежный внутренний свет.

— Эта девочка бестолкова. Она не может повторить ни одного движения и только путает остальных, — с досадой произнесла Ила.

— Возможно, она просто не понимает, чему ее учат, — заметил юноша и обратился к Амрите: — Пойдем.

Девочка покорно встала. Все самое плохое уже случилось. Хуже могла быть только смерть.