Амрита попыталась улыбнуться.

— Да, и мне тоже.

Сандхия деловито кивнула.

— Это хорошо. Ты можешь встать? Я дам тебе другую одежду; обрывки твоей слишком яркие и красивые. Кем ты была прежде?

— Я храмовая танцовщица. Девадаси.

Индианка удивленно присвистнула.

— Даже не заикайся об этом! Для тех, кто здесь находится, нет ничего святого.

Посмотрев на свое тело, Амрита увидела, что оно покрыто синяками и ссадинами. Вероятно, слуги принца избили ее, но она ничего не помнила.

Почему ее отправили в это место? Как ей удалось выжить?

Сандхия дала молодой женщине длинную юбку, полотняную блузу с рукавами до локтей, холщовую косынку и залатанный передник. Сама она была одета примерно таким же образом, и Амрита не стала возражать.

— Повяжи волосы и пойдем. Иначе Робсон разозлится.

— Кто это?

— Сейчас узнаешь. Лучше молчи и делай, что я велю, тем более ты все равно не понимаешь его языка. И старайся не выходить из кухни, пока я не решила, что с тобой делать.

Амрита пошла за своей спасительницей. Она ощущала боль и слабость в измученном теле, но старалась держаться. Мысль о том, что она больше не увидит сына раджи, придавала ей сил.

Сандхия провела молодую женщину в тесное, темное помещение. В одном большом закопченном котле варился рис (как позже узнала Амрита, подгнивший и лежалый), в другом — овощи. Ни капли рыбы или мяса, даже жира! На кухне распоряжался угрюмый мужчина лет сорока, тоже из пленных; он сразу накричал на Сандхию, потом кивнул на Амриту. Сандхия что-то спокойно ответила, а затем велела Амрите вымыть и почистить овощи.

— Я сказала, что ты заблудилась в джунглях и поработаешь здесь за кормежку, — шепнула она. — Я давно говорила, что мне нужна помощница.

Остаток дня Амрита провела за унылой и бесконечной работой, после чего наступило время, когда кормили пленных.

Сандхия велела ей не выходить и побежала под хлипкий навес, служивший столовой для тех, кому выпало несчастье попасть в плен. Амрита не вытерпела и украдкой выглянула из кухни.

Увидев нестройную толпу оборванных желтых теней, она подумала о том, что едва ли эти бедняги нашли бы в себе желание и силы забавляться с женщиной. Условия содержания в лагере были ужасны. Многие солдаты мучились от ран и приступов лихорадки, язв и струпьев на теле. Кормили мало и плохо; случалось, что пленных, едва успевших вернуться в барак после завтрака и обеда, начинало выворачивать от рвоты. Не проходило дня, чтобы кто-то из них не обретал покой в негостеприимной индийской земле.

Иных счастливчиков обменивали на плененных англичанами людей Хайдара Али, но большинство заброшенных и забытых умирало в лагере. Кое-кто считал, что куда милосерднее было бы сразу убивать пленных, нежели подвергать их столь жестоким страданиям. Как нарочно, лагерь был расположен рядом с болотистой местностью, над которой кружили тучи насекомых и поднимались ядовитые испарения. Охранявшие пленных британцев воины были жестоки и скоры на расправу. Сбежать, а потом попасть им в руки означало найти безвременную и безжалостную смерть.

Днем Амрита, незаметная и тихая, как тень, работала в кухне, ночью спала в тесной каморке, на соломенной циновке, рядом с неунывающей Сандхией. Та не советовала ей показываться на глаза охране и пытаться бежать.

— Наберись терпения, — говорила она.

Амрите ничего не оставалось, как согласиться. Она была рада, что вырвалась из дворца, осталась жива и никто не знает, где ее искать. Но она не представляла, как добраться из Майсура до Бишнупура, преодолев границы нескольких враждебных государств, — без денег и без помощи. К слову, она даже не знала, куда идти!

Кроме того, начался сезон дождей: по дорогам бежали потоки мутной воды, поля были затоплены, над джунглями поднимались густые влажные испарения, люди и животные увязали в глине и липкой грязи.

По мере того как Амрита начинала приходить в себя и осваиваться с новой жизнью, в ней просыпалось любопытство. Молодая женщина украдкой выбиралась за пределы «кухонного мира» и незаметно обследовала территорию лагеря.

Амрита увидела покосившиеся бараки с протекающей крышей, унылый плац со зловещей виселицей, крепко запертые ворота. Иногда ей казалось, будто она внезапно очутилась на другой стороне земли, а яркий, многоцветный, шумный праздничный мир храма Шивы существовал только в ее воображении.

Между тем, стоило Амрите закрыть глаза, как она мысленно начинала… танцевать. Молодая женщина удивлялась тому, что способна думать и мечтать об этом даже здесь — грезить о той свободе души, сердца и тела, какую она могла обрести только в танце.

Амрита тайком наблюдала за англичанами, и, хотя она не понимала, о чем они говорят, очень скоро эти люди перестали казаться ей на одно лицо. Одни были моложе, другие старше, иные выглядели отчаявшимися, утратившими волю, другие еще могли сопротивляться судьбе. Кое-кто казался озлобленным, нелюдимым, угрюмым, тогда как некоторые изо всех сил старались поддержать в товарищах угасающий дух.

Однажды Амрита заметила, что молоденький солдат, который всегда садился на одно и то же место, у края навеса, не появляется вот уже несколько дней. Молодая женщина попросила Сандхию узнать, в чем дело. Та поворчала, но все-таки, будто невзначай, перебросилась с англичанами парой фраз.

— Он лежит в бараке и не встает, — хмуро произнесла она, вернувшись в кухню. — Я давно заметила: белым людям надо больше пищи, чем нам. Не знаю почему, но они не могут жить без мяса. Даже женщины, а мужчины — тем более.

Амрита посмотрела наверх. Там, почти под потолком, на одной из грубо сколоченных полок Робсон припрятал кое-какие продукты: баранье сало, копченое мясо, сушеную рыбу и специи.

Сейчас они с Сандхией были одни, и у молодой женщины созрела дерзкая мысль.

— И думать не смей, — сказала Сандхия, проследив за ее взглядом. — Он съест тебя, если заметит!

— Я возьму совсем немного.

Амрита быстро приготовила вкусную похлебку — как раз столько, чтобы досыта накормить одного человека, накрыла котелок тряпкой, тщательно подобрала волосы и надвинула косынку на лоб.

— Когда я жила в деревне, мои соседи рассказывали, будто тех, кто сопротивляется их порядкам, англичане привязывают к пушкам — людей разрывает на куски. Не думаешь, что солдаты точно так же раздерут тебя на части, если ты появишься в их бараке? — бросила Сандхия ей в спину.

Амрита ничего не ответила и вышла из кухни.

По неприветливому серому небу неслись гонимые непогодой облака. От унылого завывания ветра щемило сердце. Земля представляла собой сплошное глинистое месиво, ноги увязали по щиколотку. Амрита быстро прошла по двору, разбрызгивая грязь, и в нерешительности остановилась перед входом в барак. Внезапно от зловещего предчувствия у молодой женщины перехватило дыхание и ей показалось, что она пытается открыть дверь во что-то неведомое и мрачное.

Амрита упрямо тряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли, собралась с силами и вошла внутрь.

Она едва не задохнулась от запаха сырости, гнили, давно немытых тел. Одежда большинства пленных превратилась в жалкое рубище, обувь развалилась.

Изумленные ее приходом англичане замерли, молча следя за индианкой, пока та путешествовала по бараку в поисках юного солдата. Потом кое-кто вскочил с места — запах принесенного Амритой кушанья раздразнил солдат куда сильнее, чем вид нежного лица и огромных черных глаз.

Молодая женщина успела отыскать юношу и склонилась над ним. Она не понимала, что говорили англичане, но когда кто-то вознамерился то ли помешать ей, то ли отобрать еду, высокий мужчина, по-видимому офицер, загородил индианку собой и что-то веско и угрожающе произнес. Он напомнил Амрите англичанина, с которым убежала Тара: от него исходило ощущение надежности и уверенности в себе.

Стараясь не обращать внимания на то, что творилось вокруг, молодая женщина опустилась на колени возле лежащего на полу юноши и поставила рядом котелок.

Солдат открыл глаза. У него был затуманенный взор умирающего, и Амрита испугалась, подумав, что пришла слишком поздно. К счастью, она ошиблась, и ей удалось накормить его. Пока она возилась с юношей, в бараке стояла мертвая тишина.

Закончив, Амрита поднялась и, держа в руках пустую посуду, обвела взглядом обитателей барака.

Высокий офицер что-то сказал — у него были добрые, понимающие глаза, — а потом проводил гостью к выходу. Когда какой-то мужчина попытался дотронуться до Амриты, он ударил его по руке.

Очутившись на свежем воздухе, молодая женщина почувствовала страшную слабость. Только сейчас Амрита поняла, в каком напряжении пребывала все эти минуты. Ей повезло — все было не так страшно, как казалось раньше: в бараке жили люди, а не тигры, шакалы или гиены.

Никто из них не был ни насильником, ни убийцей. Им несладко жилось на родине, и они отправились в Индию в надежде стать хозяевами своей судьбы. Они не знали правды ни о климате страны, ни об условиях, в которых придется воевать: вербовщики уверяли, что Индия сказочно богата, и обещали солдатам золотые горы. Многие оставили в Англии семьи, не подозревая о том, что расстанутся с жизнью за многие мили от родных берегов, во враждебном краю, и никогда не увидят ни жен, ни детей.

Когда Амрита вернулась на кухню, Сандхия смотрела на нее во все глаза.

— Завтра, если получится, я пойду туда снова, — сказала молодая женщина.

— Если Робсон узнает, что ты воруешь продукты, он тебя убьет, — заметила Сандхия.

— Ворую не я, ворует он. Почему бы не положить в котел, в котором мы варим рис, хоть немного мяса?

— Потому что такая малость никого не спасет.

— Я надеюсь, что эта «малость» поможет тому молодому солдату.