Во время выступлений женщины смотрели на ее мужа с восхищением, как на живого бога, обращались к нему как к божеству, желали коснуться рукой, и Тара испытывала мучительные приступы ревности, которые старалась скрывать. Конечно, она понимала, что это необходимая часть игры, той игры, в которую они привыкли играть с детства.

Смыв краску с лица и тела, она стояла перед зеркалом и расчесывала волосы, когда муж подошел сзади и накрыл ее груди своими ладонями.

— Ты скоро?

Молодая женщина засмеялась — с мокрых волос Камала капала вода и щекотала ее кожу.

— Знаешь, моя любимая ипостась Шивы — пылкий любовник! — кокетливо произнесла она.

— В древних стихах говорится, что Шива и его супруга так же неразделимы, как холод и жара, огонь и вода, запах и земля, свет и солнце, — заметил он.

— Как мы с тобой! — прошептала охваченная желанием Тара.

Их страсть не угасла, они занимались любовью каждую ночь: это казалось таким же естественным, как дышать воздухом. Днем соединяться в танце, ночью — в любви, быть неразделимыми духовно и телесно, никогда не разлучаться — это и составляло их счастье.

На следующий день выступлений не было, и молодая женщина отправилась на рынок за покупками. Ее сопровождала Нила.

Тара привыкла окунаться в это удивительное пестрое море; она ощущала себя в своей стихии и плыла по ней, как звезда по небу, яркая, независимая, сияющая.

Такой ее и увидел Джеральд Кемпион, увидел и едва узнал. Тара всегда была красива, но сейчас казалась просто блистательной. Внутреннюю напряженность, неуверенность, глубоко запрятанное отчаяние словно смыло неведомой горячей и сильной волной.

На ней были многослойные шуршащие одежды, глаза напоминали черные маслины, пробор гладко причесанных темных волос пламенел яркой, как кровь, полосой, посреди лба — будто третий глаз Шивы — горела алая точка.

Джеральд Кемпион не выдержал и остановил индианку.

— Тара! Рад тебя видеть. Ты потрясающе выглядишь! Как поживаешь?

Молодая женщина остановилась и посмотрела на него. Из-под густой тени ресниц, казалось, вспыхнули яркие искры.

— Джерри! Какая неожиданность! Как я поживаю? Прекрасно! Я вышла замуж, у меня родилась дочь. Зарабатываю на жизнь танцами. Я очень счастлива.

Джеральд удивился тому, что она до сих пор танцует. Полная женского достоинства и горделивого спокойствия, Тара совсем не походила на танцовщицу.

— Ты стала женой того индийца, которого привезла в госпиталь? Он выздоровел?

— Да. А как ты? У тебя все хорошо? Женился на какой-нибудь англичанке?

Джеральд улыбнулся.

— Тебе известно, что мне нравятся индианки.

— В Калькутте полным-полно индийских девушек. Можешь выбрать любую.

Англичанин вздохнул.

— Любая мне не нужна.

Тара внимательно посмотрела на него.

— А кто тебе нужен?

Теперь, когда их с Тарой не связывали близкие отношения, он мог сказать правду.

— Мне нравилась сестра Кирана, Джая. Но она вышла замуж за пожилого брахмана, и я не видел ее больше пяти лет.

— Ты до сих пор не можешь ее забыть? Хочешь узнать, что с ней?

— Нет. — Джеральд пожал плечами. — Что это изменит? У меня с самого начала не было никакой надежды.

Тара задумалась.

— Ты живешь там, где и прежде? — спросила она.

— Нет. Снимаю квартиру в Белом городе вместе с одним приятелем.

— Скажи, как тебя найти.

Джеральд ответил. Он не стал спрашивать, зачем Таре понадобился его адрес. Они еще немного поговорили и расстались, пожелав друг другу удачи.

Едва Тара вошла в дом, к ней бросилась Ума. Безумно любимая обоими родителями, она росла веселым и шумным ребенком. Девочка почти не знала запретов; стоило ей обвить руками шею матери, как та тут же отдала ей сладости, которые принесла с рынка.

Наступило время обеда. Разложив еду на листьях банановой пальмы (став женой и матерью, Тара научилась готовить кое-какие блюда), молодая женщина напряженно молчала. Она продолжала размышлять о судьбе Джеральда.

Камал долго наблюдал за тем, как она покусывает губы и хмурит тонкие брови, как ее щеки вспыхивают румянцем, и, не выдержав, спросил:

— Что случилось?

Тара вскинула искрящиеся глаза и нехотя произнесла:

— Я встретила Джерри…

— Англичанина?

— Да. Мы немного поговорили. Он признался, что ему нравилась одна индийская девушка… Мне кажется, он хочет узнать о том, что с ней стало. Я подумала, что могу ему помочь. Узнаю, где живет Джая, и навещу ее.

— Зачем? — удивился Камал. — Зачем ты туда пойдешь? Что скажешь? Разве ты знакома с этой девушкой?

— Нет. Когда-то я танцевала на свадьбе ее брата, но едва ли она меня помнит. Просто мне жаль Джеральда. Он хороший человек, и мы кое-чем обязаны ему. Именно он сумел договориться, чтобы тебя приняли в английский госпиталь.

— Я знаю, — спокойно произнес Камал. — И все же мне странно видеть, как ты пытаешься устроить счастье своего бывшего любовника!

Тара вздрогнула, как от удара, а потом вызывающе вскинула голову.

— Тебе прекрасно известно, почему он стал моим любовником! А для меня не секрет, что именно с тобой Амрита провела свою первую ночь!

Камал смутился, но ограничился тем, что равнодушно пожал плечами.

— Она тебе рассказала? Зачем? Это случилось десять лет назад и никогда не повторялось. И не повторится. Мы с ней просто друзья, и это не должно стоять между тобой и Амритой.

— И не стоит. Так же, как мои отношения с Джеральдом не должны стоять между мной и тобой. Разве мы не доверяем друг другу?

— Прости. — Камал притянул ее к себе. — Делай то, что считаешь нужным.

Солнце жарко палило с безоблачного полуденного неба, кое-где по земле, под узорчатым пологом листьев, расползлись гофрированные тени. Тесные ряды домов, казалось, слились в одну линию.

Дом мужа Джаи был окружен каменной оградой почти в два человеческих роста, над которой поднимались верхушки платанов с пестрой, как леопардовая шкура, корой и какие-то пушистые метелки с ярко-розовыми бутонами цветов. Ворота были крепко заперты.

За шесть лет жизни в Калькутте Тара обзавелась множеством знакомых, и для нее не составило труда узнать, где живет дочь заминдара.

Теперь она стояла перед воротами, не решаясь постучать. Что сказать? Кем назваться? А если ее прогонят? Чутье подсказывало молодой женщине, что она напрасно явилась сюда. И все же Тара не желала отступать от задуманного.

Ворота открыл привратник. Тара сказала, что хотела бы повидать хозяйку дома. Увидев перед собой хорошо одетую и к тому же замужнюю женщину, слуга пропустил ее внутрь.

Тару провели в большую затененную комнату. Навстречу вышла молодая женщина в темном сари, скромно причесанная, с усталым, грустным лицом. Она тихо поздоровалась и спросила:

— Кто вы?

Тара растерялась. Камал был прав. Нельзя бесцеремонно вторгаться в чужую жизнь, тревожить покой незнакомой семьи! Что она может сказать этой девушке? А если появится ее муж и потребует объяснений?

На помощь пришла спасительная мысль.

— Я хотела бы поговорить о вашем брате.

— О Киране? — удивилась Джая и с тревогой повторила: — Кто вы? — Она выглядела озабоченной и издерганной. Таре показалось, что в этом доме привыкли к плохим новостям. Но отступать было некуда.

— Простите, — взволнованно произнесла танцовщица, — я не должна была приходить. На самом деле то, что я хочу сказать, не имеет к вам никакого отношения. Разумнее было бы поговорить с вашим братом. — Она сделала паузу. — Моя подруга Амрита, девадаси из храма Шивы в Бишнупуре, родила ребенка от Кирана. Боюсь, ваш брат ничего об этом не знает.

— Я тоже не знала, — растерянно произнесла Джая. — Киран женат, у них с Мадхур двое детей. Вот уже пять лет, как он живет в отцовском имении.

— Вы видитесь?

— Нечасто, — ответила молодая женщина и спросила: — Вас прислала ваша подруга? Она в чем-то нуждается?

— Нет. Повторяю, я не должна была приходить, — подавленно произнесла Тара. — Не говорите об этом своему брату. Он встречался с Амритой до того, как женился. Она сама пожелала родить ребенка. Храм Шивы богат. Амрита ни в чем не нуждается. Разве что в том, чего ваш брат, по-видимому, уже не может ей дать.

Во взгляде Джаи были понимание и легкая грусть.

— Ваше лицо кажется мне знакомым.

— Я танцевала на свадьбе вашего брата, а прежде служила в храме, как и Амрита. Я была на свадьбе Кирана вместе с английским офицером, Джеральдом Кемпионом. Вы его помните?

На лице молодой женщины появился легкий румянец. Казалось, она немного ожила, воспоминания растопили замершие в забвении чувства.

— Да. Он жив?

— Жив. Он по-прежнему в Калькутте.

— Вы… с ним?

Тара принужденно рассмеялась.

— Мы расстались. Пять лет назад я вышла замуж за индийца. — И обеспокоенно оглянулась. — Нас не услышат?

— Нет.

— Вы одни?

— Сейчас полдень, я отпустила слуг. Мой муж лежит в дальней комнате.

— Он болен?

— Да. Он давно не встает с постели.

Тара похолодела. Вот откуда неестественная сдержанность, тень несчастья, обреченность во взоре, мрачные одежды молодой хозяйки!

— Сколько ему лет? — не удержавшись, поинтересовалась она.

— Шестьдесят два.

— А вам?

— Двадцать два, — спокойно ответила Джая.

— У вас есть дети?

— Нет. У мужа есть — от первой жены. Три сына и дочь.

Таре стало и стыдно, и страшно. Стыдно оттого, что она живет простыми, незамысловатыми радостями, наряжается и танцует, имеет прелестную дочь и каждую ночь занимается любовью с мужем. Страшно — потому что она поняла: у этой женщины нет будущего, ее ждет ужасная смерть. Самосожжение на костре после смерти мужа — не только обязанность, но и привилегия вдов из высших каст.