Лора Бекитт - Девадаси

Девушка двигалась вслепую, наугад, подгоняемая ужасом. Она шла по краю оврага, прикидывая, в каком месте можно спуститься вниз. На крутых склонах рос колючий кустарник, и Тара решила поступить иначе: обойти овраг с другой стороны.

Там она неожиданно обнаружила дорогу, ведущую к бедной деревушке, каких было полным-полно в окрестностях Бишнупура и храма Шивы. Когда Тара проходила мимо желтых полей, на которых работали тощие полуголые крестьяне с темно-коричневой кожей и ничего не выражающими лицами, у нее возникла мысль спросить у этих людей, не видели ли они чего-нибудь подозрительного. Но те только качали головами. Дети, подгонявшие буйволов, которые поднимали целые тучи пыли, останавливались и глазели на нее, а кое-кто из них с воплями бежал следом.

Полдня Тара провела под палящим солнцем, расхаживая по округе. Она переходила от хижины к хижине, пока молоденькая девушка, босоногая, в запыленном сари, с тонкими, перевитыми венами, как у древней старухи, руками не ответила танцовщице:

— Да, я нашла человека в овраге, куда ходила за хворостом. Я так испугалась, что сперва убежала, но потом вернулась обратно. Он был весь в крови. Я позвала на помощь отца и брата. Мы отнесли раненого в деревню, в дом жреца, чтобы тот его вылечил. Но он умер.

На дворе был знойный день, однако Тару колотило так, что зуб на зуб не попадал. Она с трудом выговорила:

— Умер?!

Девушка пожала плечами.

— Наверное, умер. Жрец сказал, что он вот-вот испустит дух. Его голова была разбита, кости переломаны!

— Отведи меня туда.

По дороге девушка рассказала, что один из жителей деревни видел трех англичан: они шли по дороге рано утром с мешками в руках. Их одежда была испачкана кровью. Мужчина спрятался в кустах, и они его не заметили.

Тара вошла во двор дома жреца, осознавая, что идет на жестокую казнь. Девушка понимала: сейчас она может потерять все, чем жили ее душа и сердце, и постареть на сотню лет.

Тара сказала жрецу, почтенному, строгому на вид старику, зачем пришла, и он провел ее в комнату, где лежал раненый.

Застывшее бескровное лицо казалось лицом призрака или мертвеца. Волосы слиплись в бурые сосульки, голова была покрыта кровавой коростой, тело — многочисленными синяками и ссадинами. На икре неестественно вывернутой ноги виднелась рваная рана — несчастный, вероятно, напоролся на острый сук.

Тара была готова погубить весь мир, уничтожить всех людей и проклясть всех богов, лишь бы этим человеком оказался не Камал, но это был он, и ей не оставалось ничего иного, как упасть на колени возле изголовья и прижаться лицом к его бессильно свисавшей руке.

— Любовь моя! О, моя любовь!

За спиной раздался голос:

— Я полагал, что к утру бедняга испустит дух, а он все еще дышит. Его душа не желает покидать тело.

Тара стремительно обернулась. Ее лицо было искажено страданием и гневом.

— Почему вы не отнесли его в храм Шивы?!

Мужчина кашлянул.

— Я сразу решил, что передо мной служитель храма, и отправил людей к тамошним жрецам. Однако те сказали, что в храме не случалось никаких происшествий, никто слыхом не слыхивал, что кто-то пропал. Они предположили, что этот несчастный — богатый паломник, на которого напали лихие люди.

Тара заскрежетала зубами. Должно быть, ущерб, причиненный храму, не слишком велик, и жрецы решили закрыть глаза на происшествие. Вероятно, они посчитали, что Камала уже не вернуть, а потому не стоит портить репутацию могущественного святилища.

Кто он такой? Человек без касты, безвестный подкидыш, чье единственное достоинство и богатство — красота и талант.

Искалеченный, еле дышащий Камал не был нужен ни им, ни Шиве.

Как и Тара, Камал не знал, что побудило родителей оставить младенца на пороге храма. Должно быть, семьи, в которых они родились, были очень бедны и принадлежали к низшим кастам. Возможно, они надеялись, что брошенные ими дети вольются в некое особое сословие, общения с которым не стыдится ни раджа, ни наваб, ни брахман. Так и случилось, только это сословие, как оказалось, тоже живет по своим жестоким законам!

Тара поднялась на ноги и в гневе погрозила кулаком, сама не зная кому. Храму, жрецам. Возможно, даже богу. Испугавшись своего порыва, она вздрогнула и прикусила пальцы, после чего решительно произнесла:

— Мне нужно два сильных буйвола и крепкая повозка. Я ухожу, но скоро буду здесь. Все должно быть готово к моему возвращению. Я вам заплачу.

Ее тон не допускал возражений, и деревенский жрец кивнул.

Тара пустилась бежать и не останавливалась до тех пор, пока не очутилась на территории храма.

У нее не было времени для подробного рассказа, она просто сообщила Амрите, что ей нужны деньги или украшения, которые можно продать.

— Ты не ела и не спала, — прошептала Амрита, глядя на осунувшееся лицо подруги, обрамленное растрепавшимися волосами, и лихорадочно горевшие глаза.

— Боюсь, в ближайшее время мне не придется ни есть, ни спать.

Амрита быстро справилась с поручением. Все девадаси, даже Ила и Хемнолини, дали что могли: золотой браслет, жемчужное ожерелье, серьги, кольцо, ларчик из слоновой кости, зеркало в оправе из серебра.

Все любили прекрасного Натараджу, своим танцем пробуждающего мир к жизни и объясняющего людям цель и смысл их существования на земле.

Амрита протянула подруге туго набитый узел.

— Я пойду с тобой, — сказала она. — Наверняка тебе нужна помощь.

Тара погладила ее по руке.

— Нет. Тебе не стоит смотреть на такое.

— Почему ты не хочешь привезти Камала сюда?

— Потому что по-настоящему он нужен только мне.

Амрита со слезами обняла подругу.

— Я буду молиться за твое счастье!

Остановившийся взгляд Тары был невыносимо тяжелым.

— Мое счастье не стоит ни единой рупии. Помолись за жизнь Камала.

Небо окутала бледная дымка, от влажной после недавнего дождя земли поднимался удушливый туман. Из-за горизонта выплыло солнце, напоминающее огромное пятно крови.

Джеральд Кемпион вышел из своего дома и направился к центральной площади.

Кое-где солдаты разводили костры — крошечный огонек полз по сухим веткам, тянуло дымком. Сквозь дым просвечивали солнечные лучи, отчего он казался золотистым. На жесткой траве, там, где ей удалось уберечься от солдатских сапог и копыт лошадей, лежала роса, ее капли сверкали в раннем свете, словно камни драгоценного ожерелья. Форт проснулся, ожил — и утро наполнилось привычными звуками. Джеральд почувствовал, что на душе становится легко и светло.

Вдруг он увидел Тару, которая спешила к нему, и застыл как вкопанный. Молодой человек не ожидал, что она вернется, и не знал, радоваться ему или нет.

Джеральд всегда удивлялся тому, с какой непринужденной грацией она двигается. Девушка не шла, а будто плыла над землей, так легка была ее походка. На ней были ярко-зеленые с серебряными нитями, будто сотканные из воздуха, ветра и травы, одежды. Ее губы выделялись на нежном лице ярким цветком, а черные как ночь глаза лихорадочно блестели.

Когда Тара подошла ближе, Джеральд понял: поездка была ей не в радость. Судя по тому, как выглядела девушка, она проделала тяжелый и долгий путь. Волосы ее растрепались, одежда запылилась. Тара с трудом переводила дыхание. В выражении ее лица было много такого, что невозможно выразить словами: смятение и решимость, безумная тревога и безмерное горе.

— Мне нужна твоя помощь! — задыхаясь, проговорила девушка.

— Вижу. Что случилось?

— Один человек находится при смерти. Я хочу, чтобы ты помог устроить его в английский госпиталь в Калькутте. Я помню, ты говорил, что врачи этой больницы творят чудеса!

Джеральд растерялся. Он не мог ничего понять.

— Кто это? Англичанин? Военный?

— Нет. Танцовщик из храма Шивы. Индиец.

Молодой офицер покачал головой.

— Госпиталь принимает только белых.

— Джерри! — Тара вцепилась в его мундир. — Если я не смогу поставить этого человека на ноги, мне останется только умереть.

Ее взгляд был полон такого отчаяния, что Джеральд содрогнулся.

— Что с ним?

— Пойдем.

Тара вывела англичанина за ворота форта, где оставила повозку, и приподняла ткань, которой был накрыт раненый. Тот выглядел просто ужасно. Было трудно понять, почему он до сих пор не умер.

— Кто это сделал? — глухо произнес Джеральд, отводя взгляд.

— Какие-то негодяи. Белые люди. Думаю, они пришли грабить храм, а Камал их увидел. Тогда они увели его с собой, ударили по голове чем-то тяжелым и бросили в глубокий овраг.

Джеральд сжал кулаки. Томас Уилсон! Почему он его не остановил, почему позволил совершить преступление?! Мог ли он подумать, что пострадает не кто-нибудь, а Тара!

Он не стал спрашивать девушку о том, кем ей приходится раненый индиец. Это было ясно без слов.

Джеральд не стал ревновать. Он решил, что нужно попытаться помочь.

Госпиталь размещался на окраине Калькутты, в длинных, крытых тростником бараках. Работавшие в нем люди в самом деле творили чудеса, хотя им приходилось воевать не только с ранами, переломами, укусами насекомых и змей, непонятными тропическими болезнями, но и с пылью, духотой и жарой. Колониальным властям были нужны здоровые и сильные солдаты, потому на нужды тех, кто вышел из строя, отпускалось немного средств. Самые смелые доктора умудрялись сочетать европейские лекарства со снадобьями, которые применяли индийские знахари.

В незнакомой жестокой, суровой стране солдат иностранных армий косили отравления, лихорадка, дизентерия и другие недуги. Застойная вода, влажная жара, непривычная пища отнюдь не прибавляли европейцам здоровья. Для многих из них климат Индии был не менее губительным, чем ядра и пули неприятеля.