Лицо Пита покраснело, и шок охватил черты его лица.

— Я... я не знаю, о чем ты говоришь! Флейм, я ничего не делал!

«Уведи его в сарай. Сейчас же», — Кай высказал мою команду.

Через несколько минут, мы все были в сарае на заднем дворе, Флейм и АК привязали Пита к стулу в центре комнаты.

Пит посмотрел в мою сторону.

— През, честно, поверь мне. Не знаю, что ты думаешь, я сделал, но я не крыса. Я свой. Этот клуб — вся моя жизнь. Больше ничего нет.

Кай подлетел к Питу и оперся руками в подлокотники кровавого стула.

— Мы нашли кое-какое дерьмо в твоей комнате, брат. Записи с охранного поста и телефон с сообщениями, где указаны даты всех сделок, место пикника — всё. Тэнк, Смайлер и Булл сейчас пытаются отследить номер получателя, но я думаю, что это пошло к федералам или сенатору Коллинзу. Я прав?

Пит побледнел.

— Я не знаю, о чем ты говоришь! — закричал он. — Что за записи? Какой телефон? В моей комнате не было этого дерьма!

Я подошел к своему шкафу с ножами, чувствуя, как Пит все это время следит за мной глазами. Ублюдок лгал, его глаза обшаривали комнату.

— Стикс. Ты должен верить мне, пожалуйста... — умолял он.

Найдя свой Бундесверовский нож[43], я оказался перед ним, когда Флейм разорвал Питу рубашку, его худое тело будет весьма интересным для разделки. Меньше жира, труднее не задеть внутренние органы. Опять же, он, в любом случае, умрет сегодня вечером. Так стоит ли заботиться об этом дерьме?

Крутнув рукоятку в своих руках, я прижал острие к его грудине и повел вниз, запах меди заполнил комнату, крики Пита рикошетили от высоких стен.

Спустя несколько минут я отступил назад, любуясь своей подписью от Палачей — «П» — теперь навсегда запечатленной на его груди. Теперь все будут знать, кто сделал это с ним. Флейм вырвал нож из моей руки, вытирая кровь о свой обнаженный и украшенный шрамами торс, истерически смеясь.

Он врезал Питу по лицу.

— На кого ты работаешь?

Голова Пита откинулась в сторону, и его вырвало на пол. Флейм ухватил Пита за щеки и вернул в вертикальное положение.

— На кого ты работаешь, ублюдок!?

— Ни… ни на кого. Я… клянусь. КЛЯНУСЬ!

Двери сарая распахнулись: вошли Бул, Тэнк и Смайлер.

— Номер был отслежен… догадайся… — сказал Тэнк, впившись в Пита взглядом.

Закипев, я плюнул Питу под ноги.

— Великий гребаный сенатор Коллинз! Наш человек в офисе говорил мне, что несколько мужчин в костюмах приходили один раз в неделю в течение последних нескольких месяцев — «дела делать». Наш человек думает, что они связаны с ATF или, может быть, мафией, — сообщил Тэнк.

«Мафия?» — переспросил я.

Тэнк пожал плечами.

— Возможно, это объяснит изменение деятельности. Новая кровь. Новая тактика. Уверен, ничего такого, чего бы мы не видели раньше.

Шагнув к Питу, я взял нож у Флейма и приставил его к горлу Пита.

— През, это неправда, — прохрипел он. Сжав кулаки, я повернулся и бросил нож в стену.

Взглянув через плечо, я дал добро Каю распотрошить крысу. Один за другим, братья веселились, пока Пит не превратился в кучу окровавленного мяса на стуле.

Я посмотрел на Райдера, который стоял, прислонившись к стене, ярость мелькала в его глазах, когда он смотрел на Пита. Я поднял руку, чтобы остановить братьев.

Кай свистнул, и в комнате воцарилась тишина. Я повернулся к Питу, держа новый разделочный нож. Его зубы рассыпались по полу, глаза густо залиты кровью, руки и ребра разбиты на куски.

Обойдя стул с Питом, я не отрывал глаз от Райдера, который нервничал под моим неотрывным взглядом. Остановившись позади Пита, я поднял нож и вонзил его в правое плечо. Зачем? О подобном дерьме я читал у римлян.

«Освободите руки», — указал я жестами. — «Вот что происходит с братом, который переходит на другую сторону. Никто из братьев не является агентом под прикрытием от федералов или другого клуба... и ни один брат не зарится на собственность другого брата…»

Глаза Райдера расширились, но он остался недвижим — он уловил мой намек. Я сигнализировал Флейму передать мне еще один нож, и вонзил его в левое плечо Пита. Брат перестал двигаться, только слабые хрипы соскользнули с его губ.

Я достал свой нож, свой заветный немецкий клинок. Отошел от Пита на четыре шага и, поворачиваясь, запустил пятидюймовый клинок по дуге через шесть ярдов свободного пространства. Нож попал точно в цель, вонзившись туда, куда и предполагалось, прямо между гребаными глазами предателя Пита.

Пит, крысеныш, ушел к лодочнику без десятицентовиков на его глазах.

Братья, разинув рты, смотрели, как я вылетел из сарая. Никто не посмел пойти следом. Мой желудок скрутило от предательства Пита. Меня затошнило от мысли, что крыса следила за нами почти весь гребаный год. Он проник в мой клуб и поделился информацией о НАШЕМ бизнесе.

Я распахнул дверь своей комнаты и направился прямиком к кровати. Я замер. Мэй крепко спала, голая. Ее длинные прямые черные волосы разметались веером вокруг подушки.

Чертовски соблазнительно. И она была вся моя. Это, бл*дь, успокоило меня.

Мэй перевернулась во сне и длинные, стройные ноги выскользнули из-под простыни... ее тугая киска оказалась на обозрении. Я скинул с себя джинсы и пополз по ее расслабленному телу. Погладив бедро, я распахнул ее ноги. Всё еще спящая, она тихо застонала.

Усмехнувшись при мысли, что я собирался сделать, я проложил дорожку поцелуев от колена до бедра, проходя шрамы, которые когда-то заставили меня бежать. Мэй внезапно схватилась руками за мои волосы; когда она посмотрела вниз, ее полуприкрытые глаза были устремлены на мои изголодавшиеся по киске губы.

— Стикс... — простонала она сонным голосом.

Я не стал тратить время и облизал всё вдоль ее входа. Долгий стон Мэй сказал мне, насколько ей это понравилось. Я схватил ее за бедра и занырнул между ними, без устали сосал ее клитор, погружая палец в киску. Ее руки безумствовали в моих волосах в ответ на каждое лижущее движение языка, на каждое посасывание, каждый поцелуй, каждый толчок.

Моей женщине это чертовски нравилось.

Дыхание Мэй превратилось в тяжелые вздохи, и бедра напряглись вокруг моей головы. На мгновение она замерла; затем крик вырвался из ее горла. Мой язык стал выводить медленные ленивые круги, и я стянул ее вниз. Отклонившись назад, я улыбнулся ее раскрасневшемуся телу.

— Стикс... что это было...? — она замолчала, сжимая бедра и закатывая от удовольствия глаза. — Господи…

Я провел руками по ее телу вверх к ее голове и навис над ней всем своим телом.

— Тебе п-понравилось, детка? П-понравилось как я ел т-твою влажную киску?

— Да! Стикс... да! Но... — Ее взгляд упал на руки, закрывающие шрамы.

Я поцеловал ее в губы, отстранился и заявил:

— Ш-шрамы н-не имеют никакого з-значения.

Ее глаза наполнились слезами, и она притянула меня рядом с собой на кровать, а затем устроилась в моих руках. Мы долго молчали.

— Ты разобрался… разобрался со своими делами? — неуверенно спросила она.

— Разобрался, — коротко ответил я.

Мэй привстала на локтях и посмотрела на меня.

— Могу ли я спросить, какое было дело?

Я покачал головой, выказывая решительное «нет».

Мэй громко вздохнула, демонстрируя разочарование.

— Это к-клубное дело, д-детка. Старухи н-не ввязываются в клубное д-дерьмо. Это касается и т-тебя.

Она, приуныв, рухнула на кровать.

— Хорошо.

Я провел рукой вверх и вниз по ее позвоночнику, уставившись невидящим взглядом на коричневый потолок, просто размышляя о всяком дерьме, когда Мэй сказала:

— Сыграй мне песню, Стикс. Спой мне.

Я улыбнулся и, опустил ногу с матраса, взяв свою Фендер. Я протянул гитару своей женщине, чтобы она взяла. Ее брови и нос дернулись. Подавив стон, я поместил гитару ей в руки.

— И-играй.

— Ты продолжишь учить меня? — спросила она с чертовски обезоруживающей улыбкой.

Я сел на матрас рядом с Mэй, и кивнул.

Я научу ее играть.

Глава 20

Мэй


Один месяц спустя...


— Еще одна коробка, дорогая, — сказала Красотка, когда принесла большую коричневую коробку мужской байкерской кожаной одежды ко мне.

— Конечно, нет проблем, — ответил я. Красотка стояла рядом со мной в облегающих красных штанах и черной майке Палачей. На ней также был подобающий ей жилет «собственность Тэнка». На самом деле, она редко снимала его.

Прошло четыре недели. Четыре недели жизни со Стиксом: мы исследовали тела друг друга, я сидела за его спиной на мотоцикле, пробуя пьянящий дух свободы. И четыре недели он учил меня играть на гитаре. Я действительно любила это. Музыка стала моей страстью. Моей навязчивой идеей. Каждый набор аккордов что-то задевал внутри меня; когда я играла мелодию, то чувствовала, что действительно обрела себя, нашла человека, с которым должна быть всегда. А то, что мы со Стиксом разделяли эту любовь, только делало мою страсть сильнее.

Стикс даже начал учить меня ASL. Я ненавидела невозможность общаться с ним, когда мы были в обществе других людей, поэтому напоминала Стиксу, чтобы при каждом удобном случае учил меня языку жестов. Красотка тоже помогала мне.

Я также получила работу. Убедила Стикса позволить мне работать с Красоткой, теперь, когда Пит был... ликвидирован... и угроза клубу миновала. Я очень старалась не заострять внимание на той стороне вещей. Я не могла представить себе Стикса таким; таким агрессивным, жестоким. Я знала, что наивна, но хотела, чтобы все было позитивно и довольствовалась этим. А со мной Стикс был неизменно прекрасен.