– Что вы не поете? – Алла разворошила угли прутиком и скосила глаз в сторону высокого, с пшеничными волосами Геннадия Ивановича. Геннадий Иванович слегка покраснел, потом незаметно, как ему показалось, оглянулся и ответил:

– Да я не любитель. А потом уже все устали и не поют, а бормочут.

– Это точно, прямо заплачешь, услышав такое. – Алла бросила прутик в огонь, развела широко руки, потянулась. Геннадий Иванович боковым зрением увидел пышный бюст, темненькие впадины подмышек, на него дохнуло запахом костра, молодости и духов. В груди главного инженера что-то ухнуло, кровь прилила к вискам: «Выпил много. Что это со мной? Да это не со мной, она сама прямо-таки вешается. И вот теперь, что, места не было у костра, нет же, ко мне подсела. А на комбинате дня не пройдет, чтобы не зашла ко мне. Или в коридоре встречаемся, а еще в столовой норовит за один стол сесть. Интересно, Марина знает?»

Марина – жена Геннадия Ивановича – была бойкой украинкой, которую главный инженер привез из Ворошиловграда. Она не работала, сидела дома, воспитывала двух дочерей, но в последний год устроилась на полставки в местную библиотеку. Она уже узнала про козни молодой девчонки. В бухгалтерии комбината, где трудилась Алла после окончания финансового техникума, тетки сообщили, что фигура у девчонки так себе, грудь на самом деле маленькая, бедняга подкладывает что-то в белье, чтобы бюст казался больше. Марина все приняла к сведению и не очень-то волновалась. Она знала, что муж, может, и попроказничает, но из семьи не уйдет – их связывали дети, хозяйство и тесть, отец Марины, благодаря связям которого место главного инженера и получил Геннадий Иванович…

Прутик не успел сгореть, а Алла и тенью проследовавший за ней Геннадий Иванович были уже в лесу. Они шли в вечерней тенистой прохладе, все дальше и дальше оказывались фигуры односельчан, и дымок костра почти не чувствовался. Запахло сыростью и лежалым весенним снегом. Такой еще встречается в середине мая в лесных оврагах. Геннадий Иванович посмотрел на аппетитные формы бухгалтерши в спортивных брюках, ускорил шаг и с силой повернул Аллу к себе лицом. Она почувствовала сильный мужской рот и прижалась к Геннадию Ивановичу.

– Пойдем, пойдем куда-нибудь. – Главный инженер проваливался в бездну своих желаний. Падение было столь стремительным и безвозвратным, что даже о своем влиятельном и грозном тесте он позабыл.

– Не в лесу же… Люди… Кто-нибудь увидит… – Алла, переведя дух после поцелуя, оглянулась. В лесу было еще светло, но неуютный сумрак уже притаился между стволов. – Пойдем на плотину, к Светке, она в Москву уехала на праздники, ключи у меня.

Алла решительно двинулась вперед, даже не дожидаясь ответа Геннадия Ивановича. Войдя в дом, она молча подошла к светлому бельевому шкафу, хозяйским жестом достала белую простынь, бросила ее на большую тахту и, быстро раздевшись, легла в самой соблазнительной позе. Геннадий Иванович, который за время пути успел слегка испугаться своей решительности, немного медлил:

– Попить бы, пойду на кухню, посмотрю… – Он долго гремел чем-то эмалированным, потом вздыхал, потом топал. «Сейчас сбежит», – подумала Алла и поменяла позу, тем более что ноги у нее уже замерзли. Но Геннадий Иванович вернулся. Уже голый. Алла улыбнулась про себя: «Вот ты и попался!»

Когда главный инженер уходил, было уже почти утро, Алла спала и не могла видеть его замечательные «семейные» трусы в красный мак, сшитые какой-то украинской артелью. Целую упаковку таких подарила мужу Марина со словами: «Вот тебе приличные трусы, чтобы не позорил меня перед своими бабами». Жена рассчитала все правильно – в трусах такой расцветки не рискнули бы раздеться даже Дон Жуан и Казанова с их самомнением.

Дома все сошло с рук. Марина знала, что кто-то из поселковых мужиков пошел «добавлять» и что ее муж хоть и не был особо пьющим, но пару раз в месяц расслаблялся. Она к этому относилась спокойно. Поэтому, когда Геннадий Иванович вошел в дом, нарочито громко хлопнув дверью, и уронил лыжи, стоящие в прихожей, Марина молча достала пол-литра, порезала домашнего сала и оставила супруга сидеть в одиночестве. Геннадий Иванович, притворяясь пьяным, на самом деле думал. Он думал, что эта молодая «кошка» теперь в него вцепится, ничего особенного он сегодня не испытал, и грудь у нее не такая, как кажется в одежде. И вообще, похоже, он дурак.

После выходных Алла сделала все, чтобы ни разу не попасться на глаза главному инженеру. Она просидела в своем бухгалтерском закуте, обедать не пошла, а перекусила калорийной булкой с чаем. С работы она шла тайком. Этой линии поведения Алла придерживалась неделю. Геннадий Иванович, с удивлением обнаружив, что его никто не преследует, не строит глазки, не кидает многозначительных взглядов, сначала облегченно вздохнул, а потом забеспокоился: «Черт, что ж, я ей совсем не понравился?! Интересно… Как обрубила, даже в коридоре не видно. Скрывается, что ли…» Через неделю главный инженер подкараулил Аллу у проходной.

– Алла Валерьевна, можно вас на минуточку? Я по поводу последнего отчета. – Последнюю фразу он сказал нарочито громко для выходящих коллег.

– Да будет вам! – Алла посмотрела на Геннадия Ивановича тяжелым взглядом. – Какие еще отчеты?

– Да нет, я… ты куда пропала? Не видно совсем… – Инженер перешел на тревожный шепот.

– Плохо смотрите, вот и не видите. – Алла почти грубила.

– Ты что, обиделась? Хоть объясни, может, что-нибудь не так? Ладно, говори…

– Геннадий Иванович, мне домой надо. Извините.

Результатом этого Аллиного театра стали огромная коробка конфет «Ассорти», немецкие тонкие колготки и флакончик польских духов «Пани Валевска». Сверток с этими чудесами Алла нашла у себя в ящике стола. Поскольку ее поведение изменилось мало, Геннадий Иванович тайком ее провожал, встречал у сберкассы, вымаливая еще одну встречу наедине. Ему очень хотелось доказать, что он еще герой хоть куда. Встреча была подарена, и Алла, проштудировав у своей подружки, медсестры местной поликлиники, всякую эротическую литературу, показала мастер-класс. Домик у плотины главный инженер покидал абсолютно потрясенным и, как ему казалось, влюбленным по уши.

Тайна скоро перестала быть тайной. Дома мать Аллы устраивала скандалы, Марина пыталась поговорить с мужем – подперев руками крутые бока, она внятно произносила:

– Добро бы девка была хорошая, а то ведь – лярва!

Дальше этих слов Марина не шла, поскольку эмоции переполняли ее. Алла же была спокойна, она нежилась в лучах сомнительной славы, как кошка на полуденном солнце. А через некоторое время она пришла в кабинет к главному инженеру и показала результаты УЗИ. От чего Геннадий Иванович вспотел так, что сквозь его белую рубашку явственно проступила голубоватая майка.

– Ты что, серьезно… как это?!

– Как обычно бывает… Ген, ты не волнуйся, если хочешь, я Марине сама скажу…

– Что скажешь?

– Ну что рожать буду, что ты уходишь от нее…

– Ты дурочка, да? Ты понимаешь, что говоришь? У меня дети, ты что, не знала это?

Именно в этот момент Алла поняла, что в ее расчеты вкралась какая-то серьезная ошибка. Но она была сильной девушкой. Алла рассказала все матери, встала на учет в женскую консультацию и составила длинный список того, что ей можно есть, а что – нельзя. Прогулки вечером по часу стали ее обязательным ежедневным ритуалом. Она выкинула из головы Геннадия Ивановича, как другая выкидывает из головы трамвайного хама, наступившего на ногу. Заплакала Алла лишь однажды – ей очень хотелось купить белую немецкую коляску, но не хватило денег. «Рожу, чуть-чуть дома посижу и поступлю в институт. Деньги надо будет зарабатывать». Как она решила, так и сделала. До года Алла нянчила сына, потом упросила мать перейти на полставки, а сама уехала в Москву. Там сняла однокомнатную квартиру, поступила на вечерний факультет финансового института и устроилась работать в отдел труда и заработной платы швейного комбината с «непрофильным» наименованием «Стратосфера». Цели Алла сформулировала четко – заработать деньги, чтобы поставить на ноги сына. Все остальное казалось ей теперь несущественным.

А жизнь тем временем показывала себя во всей красе. Сначала преподносила сюрпризы в виде всеобщего дефицита, потом в виде митингов и собраний на улицах Москвы. Затем внезапно перестало работать все, что, казалось, будет работать вечно. Комбинат, где начисляла зарплату Алла, продержался дольше всех в своей отрасли. Директор, человек активный и прогрессивный, делал все, чтобы рабочие получали хоть какие-то деньги и продукты. За талонами на окорочка здесь не дрались. Еще каждый месяц выплачивали зарплату чудесной индийской джинсовой тканью, залежавшейся на складе. Но волшебником директор не был – наступил час, когда стало ясно, что сидеть в этом огромном здании из стекла и бетона бессмысленно. Аллина семья перешла на картошку с собственного огорода, соленые огурцы, помидоры и консервированный болгарский перец. Алла устроилась сразу на две работы: в магазин – кассиром и на почту – разносчиком писем. Работа и там и там была сменная, а потому Алла все успевала. Не успевала только заниматься сыном. Зато появилась личная жизнь – на почте за ней пытался ухаживать экспедитор – мужик с хитрецой. Поговаривали, что у него семья где-то в Твери, но точных сведений на сей счет не было. Он приходил к Алле поздно вечером, приносил спирт «Ройял», и они, поужинав наскоро, укладывались спать. К экспедитору Алла относилась как к соседу по коммунальной квартире – и не чужой, и не родной, пусть живет где-то рядом. А то, что сморкается громко, чихает, не прикрывая рот, и любит матерные слова, ну и что. Алла сама их любила. По большому счету наплевать… Она не то чтобы опустила руки, она просто не видела никакой возможности переломить ситуацию. Одной ей это было не под силу, а подходящего человека рядом не было. Да и люди стремительно менялись. Например, еще недавно бойкие и говорливые кандидаты математических наук из солидных институтов превратились в таксистов, женщины, имеющие по два высших образования, готовили обеды в коммерческих фирмах, а школьники, прогуливая уроки, мыли на улицах машины. Как, скажите, в такой ситуации найти хорошего мужа? К тому же Алла весьма трезво оценивала свои шансы. Она из крепко сбитой девушки превратилась в полную даму, а подчеркнуть свои достоинства она не умела. Ей казалось, что чем проще, тем лучше. В результате в тридцать лет Алла выглядела на тридцать семь. Неизменная «химия» на голове, пергидролевые перышки – все это ее тоже не красило. Но, бегая с работы на работу, пытаясь хоть как-то свести концы с концами, она не задумывалась о том, как выглядит. Когда на их почте грянуло сокращение, Алла поняла, что надо съезжать со съемной квартиры. Плата и так, правда, была мизерная – хозяйка понимала, что сейчас хоть какого-нибудь жильца найти проблема, но и эти копейки Алла платить не могла. Она съехалась со своей подругой, та работала в парикмахерской. А однажды вечером подруга пришла и сказала, что муж ее клиентки, владелец крупного кооператива, ищет бухгалтера на небольшую зарплату. Так через две недели Алла уже сидела за новым компьютером и осваивала бухгалтерские программы. Фирма, куда она устроилась, была не кооперативом, а совместным предприятием. Учредитель был выпускником физтеха, на работу брал людей проверенных, то есть своих однокурсников. Поэтому в офисе было всегда весело, энергия отважной молодости заражала всех, кто туда попадал. Это место было не похоже ни на одно из тех, где прежде работала Алла. К беззаботности интеллектуальных игр здесь уже примешивался запах больших денег – запах осторожности, здравой подозрительности и ответственности. Поначалу Алла держалась особняком – студенческое братство, которое царствовало в этих стенах, чужих принимало неохотно. Особенно если чужие были слегка бесцеремонны и грубоваты. Алла по своей разбитной привычке во время первого корпоратива, выпив немного, решила станцевать. Этот номер был у нее отработан и везде, на комбинате, почте и в магазине, имел бешеный успех. Однако, когда она в сапогах забралась на стол, коллектив бывших физиков притих. Алла, не заметив этого обстоятельства, сделала несколько движений бедрами и задиристо вскрикнула: