Она это сделала. Хлебнула немалую порцию шотландского горького и сделала. У нее получилось, надо сказать, природная отзывчивая страстность и желание угодить возлюбленному сделали свое дело. Тем более что он уверил ее — фильм уйдет за границу и никто в России его не увидит!
Она чувствовала себя неплохо первые дня два после съемки. А потом вдруг подкатило к горлу. И додумался же тогда этот козел инфернальный притащить к себе домой злополучный фильм и предложить Оленьке посмотреть его вместе! И смотрел ведь со смаком, оценивал каждое ее движение… Советы давал! Критиковал и похваливал! Олечка сначала молчала подавленно, не зная, как на это и реагировать, а потом вдруг почувствовала подкативший к горлу невыносимо горький комок и рванула в санузел, где, склонившись над белым братом, извергла из желудка поток какого-то желто-зеленого вещества, которого она вот уж точно не ела! Александр Александрович обеспокоенно скребся под дверью, соображая, уж не беременна ли подружка, когда Олечка с мгновенно осунувшимся лицом вылетела из убежища. Ни слова не говоря, она метнулась к дверям и, не утруждая себя ответами на расспросы, стала одеваться. Наскоро натянув сапоги и шубейку, схватила в охапку шарф, шапку и сумочку и бегом кинулась по лестнице, напрочь забыв о существовании лифта. Разумеется, Александр кинулся ее догонять, но ведь на улице зима, а у него и так слабые легкие. Пока оделся-обулся, пока лифта дождался… Улетела птичка!
А бедная птичка, прилетев в свое гнездышко — то есть в нищее общежитие, — не пала на девичью кровать в рыданиях, а совершенно спокойно взяла из тумбочки мыло, губку и полотенце и отправилась в душевую комнату, расположенную в подвале. По зимнему времени студентов горячей водой не баловали, да и по летнему тоже. Давали ее от случая к случаю, и сегодня явно был не «горячий» день, но для Олечки это не имело значения. Она встала под холодный, да что там — просто ледяной душ и терла там свою бедную кожу губкой, единственно жалея о том, что нет у нее с собой наждака! И занималась она этим богоугодным делом, пока не ворвались в подвальный очаг гигиены потревоженные подружки, которые знали, что горячей воды уже месяц как нет, и не отволокли ее в комнату.
Как и следовало ожидать, она заболела. Умолила соседок не сообщать родителям, перемогнулась самостоятельно — две недели подруга-умелица колола ей пенициллин, и вся общага собирала для нее мед и варенье. Выходили, вылечили, а в первый же день, как только Олечка в первый раз встала на свои дрожащие, как у новорожденного жеребенка, ножки, пришла горестная весть — в ее родном городе скончалась Олина престарелая бабушка-генеральша. Последний год бабуля Алевтина пребывала в стойком маразме, никого не узнавала и ни с кем не разговаривала.
В одном лихая старушка не подкачала — завещала Олечке свою квартиру. Вернувшись в родной город и похоронив старушку, Оля вступила во владение наследством. Не слушая нареканий родственников, она быстренько превратила генеральские хоромы в звонкую монету, а звонкие монеты — в однокомнатную московскую квартирку на окраине. Кто бы мог ожидать от этой девчонки такой твердости характера и оборотливости! Братья-сестры были не по-хорошему поражены. Мать пришла в ужас.
— Мы тебя совсем иначе воспитывали, Оля! Ты выросла в атмосфере товарищества и братства… Арсений женился, скоро у него родится ребенок, а они с женой живут в коммуналке…
— Мама, времена, когда человек человеку был красная шапочка, прошли. Арсений, его жена и ребенок живут втроем в одной комнате. Насколько я помню, я в детстве делила комнату с тремя своими сестрами и не могла остаться одна ни на секунду. А если тебе их так жалко, то что же ты не пригласишь их жить сюда?
— Видишь ли, это очень прискорбно, но мне не удалось найти общего языка с женой Сени…
— Мне правда очень жаль, мама! Но… как же атмосфера товарищества? Поставим точку. Кроме меня на эту квартиру может претендовать только отец. Папа, ты претендуешь?
— Нет, не претендую. Светлана, девочка права. Мама любила ее, она хотела, чтобы квартира осталась ей. Пусть Оля остается в Москве, мы будем ездить к ней в гости.
Это болезнь переломила ее. Те жуткие часы, которые она провела под жидким общежитским одеялом, прикрытая сверху своей такой же жидкой шубейкой, плавая в собственном поту, задыхаясь от раздирающего грудь кашля, изменили ее характер. Теперь это была уже не слабая и стеснительная девочка, страдающая из-за драных сапог. Самоуверенная и твердая молодая особа не нуждалась теперь ни в чьем покровительстве и внимании… Да и вообще ни в ком не нуждалась.
Она решила, что легкие деньги — нечестные деньги. Мечты о ресторанах, красивых платьях, театральных и киношных премьерах никуда не ушли, они только спрятались поглубже. Надо было учиться, учиться и работать, чтобы суметь осуществить свою мечту. Вернее, мечты.
Ольга работала как одержимая и через некоторое время поняла, что за рекордно короткий срок добилась гораздо большего, чем многие ее сверстники. О ней слышали. О ней писали — пока по чуть-чуть, но всегда хорошо. Платье из ее первой серьезной коллекции купила Анжелика Варум. Очевидно, у нее был финансовый кризис. Скоро Оля решила, что ей не хватает познаний в рекламе, и пошла на курсы паблик рилейшнз. Там она нашла друзей… И Кирилла!
Молодой модный художник обратил на нее внимание, и это сначала было просто бальзамом на раненое самолюбие, а потом все получилось как-то само собой, и неожиданно для себя она привязалась к этому замкнутому, всегда немногословному человеку — быть может, также и потому, что он представлял такой контраст с ее первым возлюбленным. А Кирилл, со своей стороны, став ее бойфрендом, не мог ожидать, что девочка с твердым характером окажется таким ранимым, нервным, тонко чувствующим существом.
Для этого была своя причина. Оля была уверена, что, если Кирилл узнает о позорной странице в ее биографии, о том, что она снималась в порнографическом фильме, он тут же бросит ее, и тогда в ее жизни уже не будет ничего, ничего! Она всегда испытывала робость перед своим любимым, словно заранее извиняясь перед ним.
На некоторое время она забывала о своем грехе, о своем позоре. За последний год она совсем забыла об этом, ее стали тревожить и занимать совершенно другие проблемы… Но вот, совсем недавно, тревога снова поднялась со дна души. Что вернуло ее? Какое дурное предчувствие потревожило душу? Этого Оля не знала и знать не могла. Но появление Александра Александровича — порядком потрепанного и постаревшего — в дверях того самого кафе, куда они с Димкой зашли выпить кофе, взволновало ее не на шутку.
ГЛАВА 24
Андрей задержался на работе. Он слишком долго ждал этой должности, чтобы небрежно относиться к своим обязанностям, да и не особенно они его утруждали. Когда ты так молод, когда не обременен семьей, а работа доставляет тебе удовольствие — почему не поработать, в конце концов? К тому же он слышал в приемной какое-то движение, значит, не все сотрудники покинули офис. Вероятно, осталась секретарша Лена. Личный секретарь был у него всего полгода, и он как-то не успел еще с этим обстоятельством свыкнуться, не знал толком, как себя вести. Должен ли он каждый раз отпускать ее, если она ему больше не понадобится. Например, вот как сейчас?
Дверь тихонько скрипнула. Вот она, легка на помине. Секретарша Лена — барышня миловидная и амбициозная, должно быть. Скуластенькое лицо, очень короткие волосы, длинные ноги, заметный бюст, обтянутый строгим жакетом. Дресс-код[6] компании не позволял коротких юбок, но даже юбка средней длины на Леночке выглядела как самое безапелляционное мини.
— Андрей Михайлович, я вам нужна?
— Лен, ты мне всегда нужна. Но вот именно сегодня можешь уже идти домой.
— Ничего больше не нужно? Может, кофе? Я только что для себя сварила, могу и вам налить. Хотите?
— А вот хочу! — щедро улыбнулся Малышев. Ему вдруг и правда захотелось кофе — огненно-горячего, деготно-крепкого кофе, какой умела варить Лена. И сигарету. И тихую музыку. В самом деле, приятно сидеть в собственном кабинете, когда на улице дождь, когда сквозь влажный сумрак горят огни вечернего города. Наверное, Леночке тоже неохота уходить из своей уютной приемной.
— Леночка! Неси кофе сюда, вместе попьем!
Черт его за язык дернул, право же! Не стоило ее звать. А если вдуматься — так что ж теперь? Позвал и позвал! Мы живем в демократическом обществе. По крайней мере здесь, в американском рекламном агентстве «Аспер энд бразерс», у нас царит демократия.
— Вот и кофе!
На бамбуковом подносе стояли две чашки, плетенка с печеньем, блюдце с ломтиками лимона и — ахти, батюшки! — бутылка коньяку. Все вместе выглядело нарушением этикета, причем вопиющим. Но вряд ли это подвох и провокация.
— Отлично, — ограничился коротким замечанием Андрей. И разлил янтарный коньяк по стаканам. — А в честь чего гуляем?
— У меня сегодня день рождения, — пояснила Лена.
— Вот тебе раз! А почему я не знаю?
Девушка пожала плечами:
— Я не люблю свои дни рождения. Да нет, меня поздравляли сегодня и все такое…
— Ленуль, я тоже тебя поздравляю. Давай выпьем — за тебя. Подарок за мной. Прозит![7]
Чокнулись, выпили. От коньяка сразу стало тепло и весело. Андрей заговорил было о чем-то незначительном и вдруг заметил, что Лена странно на него смотрит.
— Что такое, Лен?
— Я давно искала случая, — сказала девушка, не отводя от него взгляда светлых, русалочьих глаз. — Давно случая искала с вами поговорить, Андрей… Михалыч. Я думала, это заметно, ждала чего-то, но теперь понимаю, это не принято, наверное, и лучше я сама…
— Лена, я не понимаю…
— Я хотела спросить вас — может, сходим куда-нибудь вместе, познакомимся поближе…
Андрей пришел в замешательство, но быстро сориентировался.
"Дети гламура" отзывы
Отзывы читателей о книге "Дети гламура". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Дети гламура" друзьям в соцсетях.