Он напряженно рассматривал себя в зеркале, но почти ничего от отца не видел. Фигура была материнская, крупная, ширококостная, глаза ее же — такие и у тети Нади, серые глаза в обрамлении черных ресниц врастопырочку. Но вот густые русые волосы — отцовы, и длинные пальцы тоже его… И при мыслях о руках убийцы Олег начинал стонать сквозь зубы, мерить шагами комнату и хрустеть зубами.

Он похудел и почернел, все чаще стал замыкаться в себе. Друзья заметили это. Андрей предположил, что Олег поражен «безответным чувством», посыпались приколы, предположения относительно кандидатуры жестокосердной избранницы, потом шуточки затихли. Тем более что Олег на них не реагировал. И Жанна тоже не смеялась.

Но все проходит, все когда-нибудь кончается, кончились и мучения Олега. Из маленького городишки, где прошло его детство, больше никто до столицы не добирался — не так-то, видать, просто попасть в Москву, нужно по меньшей мере… Но Олег старался не додумывать подобные мысли до конца. Настойчивые призраки прошлого временно перестали его тревожить. Одно только осталось неизменным — Олег продолжал сторониться девушек. Впрочем, это так понятно, он просто слишком занят своей карьерой…

Несколько раз легкодоступные девицы сами подвертывались ему под руку — когда депутат, помощником и личным секретарем которого он служил в то время, ехал развлекаться в сауну, на природу. Но эти «скоротечные огневые контакты», как шутил сам жизнелюбивый депутат, не пугали Олега. Он уже перестал бояться наследственного безумия, которое могло внезапно проявиться. Страх ушел, как уходит многое, исчез, как с белых яблонь дым. И выяснилось — напрасно, если бы он остерегался, как и прежде, то не случилось бы того черного дня, дня, когда вся с таким трудом налаженная жизнь пошла под откос…

Денек выдался утомительный, но когда ближе к вечеру позвонил Кирилл и пригласил на концерт, Олег обрадовался.

— А что за концерт?

— А тебе есть разница, меломан? Фестиваль губной гармоники!

— Серьезно? Ну, пошли. Проветримся.

Фестиваль губной гармоники, как выяснилось, захотела посетить Ольга. Она и высидела концерт до конца, причем серьезно утверждала, что намерена купить и освоить этот волшебный музыкальный инструмент. Развивая идею, переместились в немноголюдный клуб. Оттуда долго звонили — сначала Лаврову, потом Жанне. Задумано было великое перемирие народов. Жанна сказала, что находится далековато от «Ротонды», и простите, это заведение никогда не было в числе ее любимых мест. Лавров посовещался с Юлей и тоже церемонно извинился. У Малыша телефон не отвечал. Пришлось зажигать втроем.


Эту девушку Олег заметил только часа через полтора. Она сидела у стойки — миниатюрная, рыжеволосая, в чрезмерно сверкающем топике и обтягивающих джинсах — и выглядела так, словно присела на минутку. Ждет кого-то? Но тут молодая особа посмотрела на Олега. Очень хорошенькая и улыбается. «Это она мне улыбается? Весьма многообещающе! Пригласить на танец? Не стоит. Угостим лучше коктейлем».

Она назвалась Ксюшей и выпила коктейль залпом, аж заскворчало в соломинке. Засмеялась, откинув с лица волнистую прядь. Олег заговорил о губных гармошках, еще о джазе. Как там приглашают нынче девушек в гости? Предлагают покормить рыбок и выставляют дома на стол банку шпрот? Старо. Не будем мудрить, благо и Ольга с Кириллом отчалили потихоньку.

Он уже давно жил самостоятельно, но часто бывал у своих приемных родителей, ужинал у них, ночевал в своей старой комнате. Так было удобнее, потому что не приходилось вести хозяйство, к которому Олег был вообще не очень-то приспособлен. Вот и теперь припомнил, что в холодильнике — шаром покати, затащил девицу в первый попавшийся маркет и накупил там всяких вкусных вещей. Ксения потребовала, ни много ни мало, мидий и белого сухого вина.

В прихожей горел забытый свет, толпились выброшенные из шкафа ботинки. Олег провел девушку в комнату, служившую гостиной, включил разноцветный фонарик рядом с диваном, выбрал тихую музыку.

— Будем расслабляться? — спросил весело.

Ксюша подпрыгнула на мягком диване и часто-часто закивала. При волшебном свете фонарика она была еще симпатичней, глаза казались темными и глубокими, губы чувственно блестели, и Олег понял, что готов тащить ее в койку прямо сейчас. Но ведь надо же соблюсти традиции!

Он вытащил фужеры, откупорил вино и наполнил бокалы.

— Ох, а ты фрукты не помыл! — виновато-просительно сказала Ксения, пригубливая.

Олег кивнул и отправился на кухню, слыша оттуда, что девушка сменила кассету — теперь это была джазовая флейта Хьюберта Лоусона.

Он вернулся с полной вазой фруктов и сел теперь уже не в кресло а на диван рядом с девушкой. Ксюша пила маленькими глотками вино, съела целую банку мидий, кусала великолепный персик, захлебываясь соком, отщипывала по ягодке от виноградной грозди и так завлекающе смеялась, и пахло от нее так приятно… Посмеиваясь, Олег обнял девушку, она закинула голову, пальцы ее пролетели по его груди. И все погрузилось в сладкую, душную тьму, наполненную звуками флейты.

ГЛАВА 21

— Ты сейчас не очень занят?

— Да что ты! — хрипло ответил Лавров. — Чем я, несчастный, могу быть занят в восемь часов утра?

— Ну и хорошо, — заметил Андрей, и Лавров с удивлением услышал непривычно серьезные нотки в голосе приятеля. — Извини, что разбудил. Ты когда последний раз виделся с Олегом?

— Довольно давно. Но по телефону разговаривали недели две назад, у него все было в порядке… Андрей, Олег очень занят, имеет обыкновение исчезать на некоторое время, уезжать без предупреждения в длительные командировки…

— Я знаю. Не первый год замужем. Но сейчас он не в командировке. У меня к нему были кое-какие дела, и я вчера решил зайти. Можешь себе представить — он не открыл мне дверь!

Лавров хмыкнул.

— Всем известна твоя мнительность. Годзиллы просто не было дома.

— А вот и ландыш тебе в окошко! Кто же тогда разговаривал со мной из-за закрытой двери? Моль?

— Моль?

— Ну да, моль белая. Анекдот такой, потом расскажу. Сказал, что занят и не может со мной говорить. И дверь открыть не может.

— Ну и что? У Олега была девушка. Может у человека быть в гостях девушка? Они были заняты, а тут ты. И чего ты не позвонил, перед тем как прийти?

— Я позвонил! Телефон не отвечал!

— Это не опровергает моей версии, а только подтверждает ее. Слушай, да что с тобой? Давай попозже поболтаем. Мне надо вставать, раз уж ты меня разбудил.

— Подожди. Видишь ли, у него голос был такой странный. Как будто он болен. Или пьян. Или не знаю что.

— Ну не в запой же он ушел?

— А хоть бы и в запой — так что, бросить человека в таком состоянии? А если он болен? Или у него что-нибудь серьезное случилось?

— Андрей, я не понимаю — что тебе от меня-то надо? Ведь ты приходил к нему, почему ты не уговорил его открыть тебе дверь, не поговорил с ним?

— Знаешь, ты прав. Я растерялся как-то, даже не понял сначала, что произошло. И обиделся к тому же. Думаю, что за свинство — с друзьями из-за закрытой двери разговаривать? А сейчас сообразил и испугался, что случилась какая-нибудь гадость. Вот и решил с тобой посоветоваться. Наверное, зря.

— Да нет, не зря. Ну, извини, сорвался.

— Ничего. Если можешь что-нибудь посоветовать мне — сделай милость.

— Да что ж я посоветую-то… Давай к нему вдвоем сходим. Ты дома? Жди, я заеду.

Постельное тепло отпускает неохотно. Будь дома Юлька — вставать было бы еще тяжелее. Но она убежала час назад. И вчера пришла поздно…


Телефон молчал уже несколько дней, он был выдернут из розетки с корнем. Но даже если бы кому-нибудь пришло в голову включить его, вряд ли многострадальный аппарат подал бы голос — через весь корпус пролегала длинная извилистая трещина. Мобильник же постигла безвременная кончина в унитазе.

Но сам хозяин меньше всего в это время думал о телефонах, да и вряд ли он о чем-либо думал вообще. В махровом халате, который он обычно надевал только после ванной, растрепанный, с красными глазами, он сидел в кресле перед маленьким журнальным столиком, на котором царил первозданный хаос.

Окурки из перевернутой пепельницы усеивали стеклянную поверхность вперемешку с остатками еды. Посреди сюрреалистическим обелиском возвышалась полупустая бутылка текилы.

По комнате лениво перевоплощающимися клубами плавал сигаретный дым. Насморочным голосом модной певички надрывался телевизор. Но Олег не слышал этого капризно-гайморитного голоска, он вообще ничего не слышал, он был погружен в события прошлых дней, переживая их снова и снова…

Он проснулся утром — это можно было понять по громкому щебету птиц за окном. Но удостовериться в этом Олегу стоило большого труда — он никак не мог открыть глаза. Каждая попытка отзывалась в голове мгновенной вспышкой боли.

«Головушка бо-бо, денежки тю-тю. Да, хорошо вчера погуляли», — пришло в эту разламывающуюся от боли голову. По-прежнему не открывая глаз, Олег начал припоминать события вчерашней вечеринки. Похоже, он вчера свалял здорового дурака. Пригласил в дом незнакомую девушку, пил с ней… Но неужели допился до провалов в памяти? Неужели она его обчистила? Вряд ли много интересного нашла — крупных сумм дома Олег не держит, золотых «ролексов» не носит. А вот интересно, есть ли минералка в холодильнике? А пиво? Похмеляться нехорошо. Но один-то раз можно? Последний?

И он открыл глаза, потом с усилием опустил ноги на пол. Посидев с минуту (перед глазами мелькали мошки — черненькие на бледно-зеленом фоне), Олег встал и потащился, постанывая, в сторону кухни.

Тут в голове зазвенело, свет померк. Похмелье, напротив, испарилось, не выдержав конкуренции с более сильным переживанием.