– Зачем, мам? И вообще… Зачем ты мне это рассказываешь?

– Да погоди, не перебивай меня! Зачем, зачем… Затем! Помнишь, как мы с тобой в санаторий на юг ездили, когда ты заболела, было подозрение на туберкулез? Аж три месяца у моря-то прожили… А это ведь на ее деньги, на Аннины. Она тогда мне денег дала. А где бы я взяла-то, с моей медсестринской зарплатой… И ничего, вылечила тебя. Хороший был санаторий, дорогой потому что.

– Ты говорила, путевка бесплатная, мам!

– Да бог с тобой, кто сейчас чего бесплатное раздает? А помнишь, мы тебе после девятого класса норковый полушубок справили, Ксюш? Помнишь, как ты убивалась, что у всех девчонок в классе есть шубки, а у тебя нет? Все ныла, ныла… А этот, как его… Ноутбук? Это ведь все она, доченька, мама твоя. А я тебе и не говорила. Да она и не просила, чтоб я тебе говорила… Подойдет тихо на улице, деньги сунет, спросит тихо: как она, здорова ли, все ли у нее хорошо… У тебя то есть… Ты прости меня, доченька, прости!

– Мам, ну зачем ты деньги у нее брала? Не надо было… – сердито прищурив глаза, отвернула личико к окну Ксюша. – Ничего, обошлись бы как-то, наверное…

– Да я ж не могла не брать-то, Ксюш. Я ж вроде как виноватая перед ней была. Когда ты была маленькая, это я, я ее заставила от тебя отказаться… – Алевтина Николаевна уже рыдала в голос, припав к плечу Ксюши. Та тихо гладила ее по голове, по-прежнему сердито глядя в окно.

– …Она не хотела, а я заставила! Воспользовалась ее никаким положением! Ой, прости ты меня, Ксюшенька, прости… А она-то тебя не забыла. Мать ведь она тебе! Чего где заработает, подкопит копеечку к копеечке да и тебе несет! И смотрела на тебя, видать, издали…

– Ну все, мам… Ну хватит… – вслед за Алевтиной Николаевной зашмыгала носиком Ксюша. – Ну, ладно… Надо ее найти, ладно… По крайней мере, надо же ей спасибо сказать… Только не плачь, мам, пожалуйста! У тебя же опять сердце заболит!

– Да, Алевтина Николаевна, не надо плакать… – робко вступила в их диалог Ольга. – Вы молодец, Алевтина Николаевна, такую замечательную дочку вырастили.

– Да, Ксюха у меня добрая… – перестав плакать, улыбнулась Алевтина Николаевна, глянув на Ольгу. И вдруг добавила, удивленно подняв брови: – Ой, а ведь и впрямь, как вы сильно похожи-то… Сразу видно, что сестры!

– Да, я тоже сразу заметил, что они очень похожи! – кивнул Генка. И добавил тихо, только для Ольги: – А характерец так вообще как под копирку снят… Правда, Оль? Ты не заметила?

Ольга лишь отмахнулась – ей сейчас не до Генки было. Она смотрела Ксюше в глаза. А Ксюша смотрела ей в глаза. И странное внутри было у Ольги чувство… Будто внутри образовалось и растет что-то теплое и уютное и в то же время немного неловкое, как дополнительная душевная забота. Но, наверное, это и была – забота? Забота-ответственность за эту юную нигилистку?

– Мы ее найдем, Ксюш. Обязательно. Вместе найдем, – тихо произнесла Ольга.

– Хорошо. Только я боюсь почему-то… – так же тихо ответила Ксюша, нервно пожав плечами. – Боюсь и не хочу. Только ради мамы… А может, не надо, а?

– Не бойся, Ксюх, я рядом с тобой буду! – решительно проговорил Андрюша, до сих пор скромно молчавший. – Ты же знаешь, я тебя никому в обиду не дам!

Все невольно повернули головы, глянули на парня с уважением. Он застеснялся, даже покраснел немного, что, впрочем, весьма ему шло: сразу стал похож на Данилу-мастера из старого фильма «Каменный цветок». И глаза такие же темные, как вишни, упрямо пронзительные… Ольга, глядя на него, подумала с удовольствием: да, хороший мальчик. Такой и впрямь защитит. И в обиду не даст. И еще Ольга подумала вдруг – чем-то этот мальчик на Ивана похож. Не внешностью, нет. Наверное, энергетикой мужчины-защитника… Иван так же в молодости любил повторять «Я тебя никому в обиду не дам!». Подумала и рассердилась на себя – надо же, опять про Ивана вспомнила. И вздохнула грустно. Да, хорошо сейчас этой девочке Ксюше… И она когда-то… Жаль, что любовь иссякает с годами, крошится, как сухой хлеб, на обман, на измены, на подлость. Жаль.

– Так… А как же мы ее будем искать-то? И где? – обведя взглядом лица, спросил прагматичный Генка. И, обращаясь к Алевтине Николаевне, начал издалека: – Вот вы говорили, она к вам приходила… Значит, где-то в Егорьевске живет? И рядом? Правильно же?

– Не факт… – недоверчиво поджала губы Ольга. – Она могла и приезжать откуда-нибудь издалека.

– Не, не издалека… – задумчиво откликнулась Алевтина Николаевна. – Я один раз с подружкой была, когда она ко мне в магазине так-то вот подошла. Подружка сказала, что и раньше ее где-то видела… Лицо, говорит, до боли знакомое. Местное лицо-то, из нашей округи. У нас городок небольшой, все хоть как-то, да друг с другом пересекаются. И вообще, есть у меня то ли подозрение, то ли догадка… В общем, я разузнаю, что к чему. Есть, есть мне у кого поспрошать да уточнить… Да, если так, то… В общем, дайте мне пару дней, а лучше – неделю. И приезжайте-ка вы к нам, гости дорогие, в следующее воскресенье, прямо с утреца! Аккурат и на конкурс Ксюхин поглядите… Уж в следующее воскресенье я вас и встречу, и приму, как дорогих гостей, и пирогов напеку, и посидим нормально, по-человечески. А сейчас устала я что-то, извините, сил больше нет…

– Да, мы приедем, спасибо. В любом случае приедем, – заторопились подняться из-за стола Ольга с Генкой. – И спасибо вам за все, Алевтина Николаевна! Отдыхайте.

Ксюша вышла их проводить до машины. Стояла, потупив глаза в землю, терла пальцами покрасневший от недавних слез носик. Андрюша деликатно курил в сторонке, поглядывая на них изредка. Ольга протянула руку, погладила Ксюшу по плечу. Генка тоже протянул руку, отвел выбившуюся Ксюшину кудрявую прядь за ухо. Девчонка чуть сморщила носик, глянула на Генку исподлобья. Так и стояли молчаливым кружком, пребывая в состоянии ласковой неуклюжести – нечего им было пока сказать друг другу.

– Мы обязательно приедем на твой конкурс, – улыбнувшись, тихо проговорила Ольга.

– Да, Ксюх, конечно, приедем. Как группа поддержки, – весело подхватил Генка. – Сядем в первых рядах, обсвистим всех твоих соперниц! А может, номер своего мобильника нам дашь? Ну, чтоб на связи быть?

– Нет… То есть потом… Ладно? – не поднимая головы, тихо пробурчала Ксюша. – Успеется ведь еще…

– Конечно, успеется. Потом так потом. Договорились. Ну, все, Ксюх, до воскресенья. Андрюх, пока! – махнул Генка парню, садясь за руль. И тихо приказал Ольге: – Садись уже, поехали…

А отъехав немного, повернул к ней лицо, протянул с хрипотцой, смешно выпучив глаза:

– Ну и характерец… Себя-то не узнала в младшой, не, сеструха? Обе две одинаковые, что одна, что другая. Погляди на себя со стороны-то, погляди! Эх, жалко, не вместе росли, я бы вас воспитал, как надо, ремешком по задницам-то…

– Молчи уж, воспитатель. Хорошая девочка, мне понравилась, – отмахнулась от него Ольга.

– Ну, так и кто бы сомневался? – пожал плечами Генка, глядя на дорогу. – Рыбак рыбака, как говорится… А сестра сестру…

* * *

Полька в окне больничной палаты выглядела вполне здоровой, улыбалась им сверху снисходительно. Зато они с Иваном, наверное, изображали сейчас классический переполох в курятнике – стояли под окном, задрав головы и вытянув шеи, махали крылышками, орали вверх, перекрикивая друг друга.

– Поля, но почему? Ты же по телефону ничего не объяснила! Почему тебя положили так рано? Тебе же еще далеко до срока? – не могла остановить панический поток вопросов Ольга.

– Доченька… Тебе что-нибудь нужно, доченька? Что врачи говорят? – вклинивался своей личной тревогой в ее вопросы Иван, и она опускала голову, глядела на него раздраженно.

– Пап, мам… Да не беспокойтесь вы так, все нормально. Просто меня на сохранение положили…

– Но если на сохранение, значит?.. Есть какая-то угроза, да, Поленька?

– О, господи… Ну что ты каркаешь, пап! Мам, объясни ему. Да если б я знала, что вы такой цирк устроите, даже и звонить бы не стала! Ну ладно, папа, а ты-то, мам, будто сама не рожала. Всех на сохранение кладут, ничего особенного. А вообще, здорово, конечно, что вы оба примчались! Так приятно на вас смотреть, когда вы вместе…

– Просто мы с мамой одинаково тебя любим, доченька. И волнуемся одинаково.

– Ну и хорошо, поволновались, и будет. Идите уже. А то, наверное, весь роддом над вами смеется. С утра Игорь был, потом свекровь со свекром, теперь вы… А у меня тихий час, между прочим. Сиеста для беременных.

– Хорошо, Поленька… А завтра можно прийти?

– Я тебе позвоню, пап, ладно? И тебе, мам, позвоню. Ну все, идите… Мам, возьми папу под ручку, ага, вот так… Я в спины ваши посмотрю, как вы пойдете, поностальгирую. Нет, пап, лучше обними маму за плечи, ладно? Как раньше.

– Да я уж лучше под ручку… – просунула Ольга ладонь под локоть Ивана, потянула его за собой. – Пойдем скорее, а то она еще что-нибудь придумает. Еще и целоваться у всех на виду заставит, режиссерша наша на сносях.

– А я так переволновался, когда она позвонила. Все бросил, примчался сразу. А это и впрямь не опасно, Оль?

– Что – не опасно?

– Да сохранение это?.. Я, например, не помню, чтобы ты, когда с Полькой ходила, лежала на сохранении. Помню только, как дома у тебя схватки начались. Ночью… И «Скорая» никак не ехала. Я, пока «Скорую» ждал, поседел даже. Потом трое суток не ел ничего от стресса.

– Бедный ты, бедный. Сейчас-то, надеюсь, голодать из-за Польки не будешь?

– А кстати! Может, пойдем перекусим чего-нибудь? Ты сегодня обедала?

– Нет… Наверное, ты прав, надо поесть. Смотри, как у меня ладони дрожат, я ведь тоже после Полькиного звонка переполошилась. Только я попрошу тебя, Иван…

– Понял, понял! Обещаю болезненную тему не трогать. Будем говорить исключительно о нашей дочери и будущем внуке.

– Господи, внук… И слово-то произносить страшно.

– Не говори, Оль…

Так, мирно беседуя, они уселись за столиком в кафе, заказали официанту обед по полной программе – с закусками, супом, вторым блюдом и десертом. Иван вздохнул, глядя на все это изобилие: