Себастьян поднял взгляд на окно. Косые лучи рассвета все еще просачивались сквозь оконное стекло.

Косые лучи рассвета светились в оконном стекле, а Себастьян Грей был счастлив.


Глава 1


Мейфэр, Лондон.

Весна 1822 года


— Ключ к счастливому браку, — подчеркнул лорд Викерс, — это держаться подальше от собственной жены.

Казалось бы, это утверждение не должно было иметь никакого влияния на жизнь и судьбу мисс Аннабел Уинслоу, но десять вещей делали это изречение лорда Викерса болезненно близким ее сердцу.

Во-первых, лорд Викерс был ее дедом по материнской линии, что непосредственно приводило к тому, что, во-вторых, названной женой была ее родная бабушка, которая, в-третьих, недавно решила вырвать Аннабел из ее тихой счастливой жизни в Глостершире, дабы, по ее словам, «придать ей лоск и выдать замуж».

Не менее важным было и то, что, в-четвертых, лорд Викерс говорил это лорду Ньюбери, который, в-пятых, однажды уже был женат и, кажется, успешно, но, в-шестых, жена его умерла, и теперь он был вдовцом, а его сын, в-седьмых, умер годом раньше, не оставив собственного сына.

Это, опять же в-седьмых, означало, что лорд Ньюбери искал новую жену. К тому же в-восьмых, он считал, что союз с Викерсом — это то, что надо, и в-девятых, он положил глаз на Аннабел, потому что, в-десятых, у нее были широкие бедра!

О Господи! Кажется, у нее получилось два «в-седьмых».

Аннабел вздохнула, потому что это было ближе всего к тому, чтобы сгорбиться на стуле, что ей категорически не дозволялось. Впрочем, какая разница, если пунктов будет одиннадцать, а не десять. Ее бедра оставались по-прежнему широкими, и лорд Ньюбери был решительно настроен, чтобы его следующий наследник провел девять месяцев именно между ними.

— Старшая из восьми, вы говорите, — пробормотал лорд Ньюбери, задумчиво ее разглядывая.

Задумчиво?! Как бы не так. Казалось, он просто облизывался!

Аннабел бросила отчаянный взгляд на свою кузину, леди Луизу Маккэнн, приехавшую в этот день с визитом. Они очень мило общались, пока неожиданно не явился лорд Ньюбери. Лицо Луизы оставалось совершенно невозмутимым, как принято было в светском обществе, но Аннабел заметила, что глаза ее сочувственно расширились.

Если Луиза, чьи манеры всегда были абсолютно корректны, что бы ни происходило вокруг, не смогла удержаться от ужаса, Аннабел явно влипла в большие неприятности.

— И, — продолжал лорд Викерс с гордостью, — каждый из них родился крепким и здоровым.

Он поднял бокал, как бы приветствуя свою старшую дочь, плодовитую Френсис Викерс Уинслоу, которую, как не могла не вспомнить Аннабел, он называл только Этой Дурочкой, вышедшей замуж за Этого Проклятого Дурака!

Лорд Викерс был очень недоволен, когда его дочь вышла замуж за сельского джентльмена с весьма ограниченными средствами. И, насколько было известно Аннабел, своего мнения он так никогда и не изменил.

С другой стороны, мать Луизы вышла замуж за младшего сына герцога Феннивика всего за три месяца до того, как старший сын герцога совершил необдуманный прыжок на необученном как следует жеребце и сломал свою аристократическую шею. По словам лорда Викерса, это был «чертовски удачный прыжок».

Разумеется, удачный для матери Луизы, а не для покойного наследника. Или его коня.

Неудивительно поэтому, что до нынешней весны пути Аннабел и Луизы пересекались очень редко. Уинслоу со своим многочисленным потомством, втиснутым в слишком маленький домик, имели мало общего с Маккэннами, которые, если не пребывали в их похожем на дворец лондонском особняке, проводили время в древнем замке на границе Шотландии.

— Отец Аннабел был одним из десяти детей, — сообщил лорд Викерс.

Аннабел повернула голову, чтобы рассмотреть его внимательнее. Это заявление было ближе всего к комплименту ее покойному отцу, который когда-либо прозвучал из уст лорда Викерса.

— Неужели? — осведомился лорд Ньюбери с хищным блеском в глазах.

Аннабел втянула губы и сжала руки на коленях, отчаянно размышляя, что она может сделать, чтобы произвести впечатление бесплодной.

— Ну и, конечно, у нас самих семеро детей, — скромно объявил лорд Викерс, поводя в воздухе рукой, как делают мужчины, не отягощенные правилами приличия.

— Так что вы не всегда держались достаточно далеко от леди Викерс, — фыркнул лорд Ньюбери.

Аннабел судорожно глотнула. Когда лорд Ньюбери фыркал, или посмеивался, или вообще двигал головой, казалось, что его челюсти издают какие-то звуки и при этом трясутся. Это было ужасное зрелище. Оно напоминало ей трясущийся студень из телячьей ножки, которым пичкала ее их экономка, когда Аннабел болела. Право, этого было достаточно, чтобы получить отвращение к любой пище.

Она задумалась, как долго нужно воздерживаться от любой пищи, чтобы заметно уменьшить размер бедер, желательно до полной невозможности иметь детей.

— Так что подумайте об этом, — произнес лорд Викерс, добродушно хлопая старого приятеля по спине.

— О, я думаю, — откликнулся лорд Ньюбери. Он повернулся к Аннабел, в его бледно-голубых глазах горел нескрываемый интерес. — Я думаю совершенно определенно.

— Обычно эти раздумья очень переоценивают, — объявила леди Викерс. Она приветственным жестом поднесла к губам бокал с шерри и осушила его.

— Забыл, что ты здесь, Маргарет, — промолвил лорд Ньюбери.

— Я никогда об этом не забываю, — проворчал лорд Викерс.

— Разумеется, я имею в виду джентльменов, — продолжала леди Викерс, протягивая свой бокал к тому из мужчин, кто первым сумеет его наполнить. — Леди всегда должна думать.

— В этом наши мнения расходятся, — произнес лорд Ньюбери. — Моя Маргарет держала свои мысли при себе. У нас был великолепный брак.

— Вы хотите сказать: она держалась от вас подальше? — хмыкнул лорд Викерс.

— Готов подтвердить: у нас был великолепный союз.

Аннабел посмотрела на Луизу, сидевшую в благопристойной позе на стуле рядом. Ее кузина была хрупким существом с узкими плечиками, светло-каштановыми волосами и бледно-бледно-зелеными глазами. Аннабел всегда казалось, что рядом с ней она выглядит какой-то громадиной. Ее собственные волосы были темными и волнистыми, кожа легко загорала, стоило ей подольше побыть на солнце, а фигура… с двенадцати лет привлекала к себе нежелательное мужское внимание.

Но это внимание никогда не было настолько нежелательным, как сейчас, когда лорд Ньюбери разглядывал ее, словно засахаренный фрукт.

Аннабел сидела тихо, старательно подражая кузине, и старалась, чтобы на лице не отразились ее мысли. Бабушка и так вечно ругала ее за чересчур выразительные гримасы.

«Ради всего святого, — привычно твердила она, — прекрати улыбаться, словно знаешь что-то особенное. Джентльмены не любят, когда женщины в чем-то осведомлены. По крайней мере, их жены. — В этот момент леди Викерс обычно делала большой глоток и прибавляла: — Вот после того как выйдешь замуж, будешь стараться узнать как можно больше. Предпочтительно с другими джентльменами, а не со своим мужем».

Если Аннабел ничего не знала до этого, то теперь она кое-что узнала наверняка. Например, тот факт, что, по крайней мере, трое викерсовских отпрысков, вероятнее всего, не были Викерсами. Аннабел постепенно осознавала, что ее бабушка, кроме привычки залихватски ругаться, имела весьма своеобразное представление о морали.

Глостершир начинал ей казаться какой-то райской страной. В Лондоне все выглядело таким… блескучим. Ну разумеется, настоящего блеска там не было. По правде говоря, все в Лондоне было каким-то серым, припорошенным пылью и сажей. Аннабел даже не понимала, почему ей пришло в голову слово «блескучий». Возможно, потому, что все здесь было непросто. И уж точно не прямодушно. Скорее — каким-то скользким.

Она вдруг поняла, что ей безумно хочется выпить стакан молока или что-нибудь такое же свежее и здоровое. Возможно, это помогло бы ей вернуть ощущение уравновешенности. Она никогда не была чопорной, и одному Богу известно, что из всего семейства Уинслоу именно она могла задремать в церкви. Но каждый день в столице она испытывала новые потрясения и не раз попадала в ситуации, когда могла лишь растерянно открыть рот и сконфузиться.

Аннабел находилась здесь уже целый месяц. Месяц! И ее все еще не покидало ощущение, что нужно двигаться на цыпочках, потому что постоянно сомневалась, все ли говорит и делает правильно.

Она ненавидела это ощущение.

Дома совсем другое дело. Она не всегда была права, но зато почти всегда уверена в себе. В Лондоне все правила были другими. И того хуже, здесь все знали всех. А если не знали их, то знали о них. Получалось, что свет обсуждал какую-то тайную историю, о которой Аннабел не имела ни малейшего представления. В каждом разговоре были какие-то подводные течения, какой-то скрытый смысл. Между тем Аннабел, кроме того, что больше других Уинслоу была способна задремать в церкви, была больше всех склонна резать правду в глаза. Здесь она неизменно чувствовала страх, что скажет что-либо обидное или оскорбительное.

Или оконфузится.

Или поставит в неловкое положение кого-то другого.

Она приходила в ужас от такой возможности. Ей была просто невыносима мысль, что она может каким-то образом подтвердить мнение деда, что ее мать действительно была дурочкой, а отец — полным дураком и она сама ушла от них совсем не далеко.

Имелась тысяча способов выставить себя идиоткой, причем каждый день возникали для этого все новые ситуации. Постоянно избегать их было тяжко до изнеможений.

Лорд Ньюбери наконец откланялся. Аннабел встала и присела в книксене, стараясь не замечать, как его взгляд впился в ее грудь. Дед вышел из комнаты вместе с гостем, оставив ее наедине с Луизой, бабушкой и графином хереса.