— С видом на океан. Без бассейна. — Мюзетта задумалась. — М-м-м. Pourquoi pas?[12] Да. С видом на океан и с бассейном.

Она отлично говорила по-английски, но «спасибо» не произнесла. Еву это, похоже, нисколько не тронуло, что натолкнуло меня на тревожную мысль: неужели привычка к беспардонным требованиям — отличительная черта хорошей секретарши?

Изложив Еве свои запросы, Мюзетта скривила губы в подобии улыбки и продефилировала в другой конец террасы. Облаченная в меха и сапоги выше колен, она бестрепетно устроилась на свежем воздухе и заказала — я глазам не верила! — порцию sachertorte с кремом. Это был ее день. Девушка ни в чем себе не отказывала.

— Кто она такая? — спросила я у Евы.

— Одна из его девушек. В записной книжке для них отведен раздел под названием — ни за что не угадаете — «Девушки». Раньше я их записывала просто на странице буквы «Д», но места не хватило.

— А сколько их?

— В последний раз насчитала сорок.

— Сорок воровок.

— Вроде того, — согласилась Ева.

— А я думала, он женат.

— С чего вы взяли? — Ева отвела глаза. И как я сразу не догадалась, что она в него влюблена? — Ну ладно… — Ева перевернула страницу в своем блокноте. — На чем мы остановились? Ах да: нью-йоркский офис.

После обеда мы улетели в Нью-Йорк с посадкой на дозаправку в ирландском аэропорту Шеннон. Мюзетта упорхнула в Париж — естественно, первым классом. Без нее все вздохнули свободнее, включая и Миллиардера, который вместе со мной и Евой провел в беспошлинной зоне тот час, что потребовался на заправку.

— Он подходит, — прошипела мне Ева, когда мы остановились у очередного киоска. — Быстрее! Берите что-нибудь. Если спросит — скажите, что вам это нравится. Он даст денег.

Я ухватила коробку с большим флаконом «Коко Шанель».

— Нравится? — спросил Миллиардер из-за моей спины.

— Да. Думаю, да. (Откуда мне знать?)

Миллиардер отобрал у меня коробку и направился к кассе. Застыв рядом со мной, Ева следила за шефом прищуренным взглядом.

— Он никогда… никогда так не делает, — ахнула она. — Обычно сунет пару банкнот в руку — и все. А тут… поглядите только — сам стоит в чертовой очереди.

Миллиардер небрежно протянул мне черную коробку. Изысканно-старомодный аромат «Коко Шанель» до сих пор напоминает мне о тех днях чистого сюрреализма.

* * *

Поздним вечером все тот же эскорт сопроводил нас на Манхэттен. «Линкольн» мчал по Парк-авеню, и мир за окнами авто завораживал. Вот тогда-то, в тот самый миг, я раз и навсегда влюбилась в Нью-Йорк. Зеленая волна светофоров несла нас прямо к зданию «Пан-Ам», где светящийся над рекламой крест напоминал о том, что мы в Америке, на земле свободных христиан.

Очередной светофор вспыхнул желтым. Наша машина остановилась, а Миллиардер помчал вперед.

Ева с трудом приподняла веки, чтобы глянуть на свой «ролекс».

— Торопится. Он никогда не мчится на красный. С другой стороны, она уже два часа ждет.

— Она?

— Девушка. Я ее предупредила, чтобы была готова к восьми.

— Будущая стюардесса?

— Та была вчера.

— А здесь другая?

— Три других.

— Все разом?

— Три ночи — три девушки. Хотя ничто не помешает им и соединиться при желании.

Я решила, что Ева шутит, но она лишь вновь устало закрыла глаза. Помощница Миллиардера упорно не желала делиться подробностями частной жизни босса.

Проскочив мимо изысканного отеля Миллиардера (сам он давно скрылся внутри), мы остановились в четырех кварталах от Пятой авеню, у скромной «секретарской» гостиницы.

— Добро пожаловать домой, дорогая, — приветствовал Еву администратор за стойкой, ни в малейшей степени не смущаясь своим облачением воина девятнадцатого века — красным, с парчовой отделкой, мундиром. — Впервые в наших краях? — поинтересовался он у меня.

Неужели так очевидно? Съежившись, я юркнула мимо.

Ожидание лифта нам с Евой скрашивала не слишком опрятная женщина, которая перебирала струны золоченой арфы, не замечая ни слушателей, ни пятна от красного вина на оборках своей белой блузы. Я принялась подпевать ее интерпретации очень древней и очень английской баллады «Зеленые рукава». Пока мы поднимались на свой двадцатый этаж, одна из фраз баллады все крутилась и крутилась в голове: «Ах, любовь моя, зачем ты бросила меня так жестоко». Невольно вспомнился Лорд. Я обещала, как он обычно говорил, «не пропадать» — и не выполнила обещания, отчего чувствовала себя виноватой. Решила позвонить сразу же, как доберусь до постели, но когда наконец добралась, то от усталости мгновенно уснула.

Очень ранним утром, за кофе с булочками, Ева выгрузила из портфеля на столик кипу папок:

— Нет лучшего способа вникнуть в положение дел, чем работа с документами.

При одном виде этой горы бумаг захотелось взвыть от тоски. И все-таки я готова была в ту же секунду взяться за покорение этой вершины. Заметьте, речь о девушке, которая столько раз трескалась головой о шкафы с документами, что ей впору было усомниться в собственном здравом уме. Меня на частном самолете привезли в лучший город мира, и если рытье в бумагах могло оправдать мое здесь присутствие — значит, так тому и быть.

Мы с Евой пешком прошли пару кварталов до роскошного офисного здания. Утром, в самом начале восьмого, двадцать пятый этаж Миллиардера был абсолютно пуст. Ева устроила мне экскурсию по офису. Если не считать грандиозного, в зеркалах и мраморе, холла, офис мало чем отличался от других: одинаковые коридоры, блеклое неоновое освещение, комнаты-близнецы с потолками в полистироловых плитах. Наконец мы подошли к двери красного дерева.

— Кабинет Джулии. Она испокон веков на него работает. Предана душой, — сказала Ева, пропуская меня внутрь.

За дверью висели шиншилловая шуба и шарфик от «Гермес»; нежно-кремовые розы за ночь уронили лепестки на письменный стол Джулии. Одну из стен украшал длинный ряд фотографий — подлинники Картье-Брессона, — а над деревянной картотекой висела картина Вюйяра.

— Ну а это… — Ева потянула на себя еще одну тяжелую дверь, — его кабинет.

В святая святых пахло сухой древесиной и жасмином, светлый ковер устилал все немалое пространство, до самых стенных панелей красного дерева и окон во всю стену. Одно из окон смотрело на соседний небоскреб, в стеклах которого отражалась наша стеклянная башня, а в другом, позади письменного стола, высилась готическая стрела собора Св. Патрика — так близко, что я без труда рассмотрела шероховатую поверхность песчаника и высунутые языки горгулий. Ева на любование видами время не тратила.

— Теперь вы знаете, куда идти, если ему понадобитесь, — сказала она, покидая кабинет. — Отлично. Принимайтесь за бумаги, их нужно разобрать как можно быстрее. В восемь здесь уже будет Он. — Мой страх, должно быть, отразился на лице, потому что Ева добавила: — Без паники. Я вернусь.

И исчезла — на перекур, не иначе.

Я задержалась в кабинете Джулии, разглядывая фотографии на стенах, на время выбросив из головы документы.

— Нравятся? — В дверях, на три четверти часа раньше обещанного, возник Миллиардер.

— Да. Я… Да, очень нравятся.

Я вспыхнула: он застал меня врасплох, к тому же за праздным разглядыванием снимков. Но прежде всего этот румянец был вызван внезапным желанием, которое обожгло все тело и добралось до щек. Миллиардер, похоже, моего состояния не заметил.

— Где Ева? — рявкнул он уже знакомым мне «деловым» тоном.

— Минуту назад была здесь.

— Плохо. Она нужна мне сейчас. Как твоя стенография?

— Нормально. — Я отвела взгляд. Глаза всегда выдают ложь.

— Ладно, посмотрим.

Я последовала за ним в кабинет, горгульи и меня теперь интересовали не больше, чем Еву. Блокнот был открыт, предстоял экзамен. Если выдержу — получу эту работу. Отели, самолеты, страны и та скорость, с которой все это мелькало, завораживали, но личность Миллиардера завораживала куда сильнее. Где бы он ни находился, вокруг него всегда происходило что-то очень важное, и я не должна была упустить шанс попасть в эпицентр этих событий.

Взяв себя в руки, я с приличной скоростью стенографировала замысловатые детали контракта одной из компаний Миллиардера в одной из стран Южной Америки. Закончив диктовать, он остановил на мне пристальный взгляд. От того, смогу ли я расшифровать записи и отослать факсом за пятнадцать минут, зависело больше, чем просто работа.

— Успела?

— Да.

— Прежде чем отошлешь, я проверю.

Он покинул кабинет, а на столе остался клочок бумаги с именами, названиями и цифрами. Здесь нашлись все замысловатые детали контракта, и десять минут спустя факс был подписан. Как только я его отослала, Миллиардер вновь призвал меня к себе. Я остановилась у его стола в ожидании.

— Садись. — Он крутанулся в кресле лицом ко мне. — Не любишь одеваться?

— Люблю, но…

— Но не можешь себе позволить? Моя секретарша не должна появляться на работе в одной и той же одежде два дня кряду, — сообщил он и, выдвинув ящик стола, протянул мне конверт с напечатанной цифрой 5 в центре. — Шарлотта как раз в Нью-Йорке. Она поможет тебе выбрать что-нибудь подходящее. Да, кстати, у тебя долги есть?

От подтекста его вопроса я потеряла дар речи.

— Завтра принесешь список долгов. И не появляйся в офисе, пока не купишь одежду.

Шарлотта оказалась его нью-йоркским дизайнером по интерьерам. Врученный мне конверт ее нисколько не удивил.

— Мы называем такие конверты «пожертвованием в пять штук». Это значит, вы ему нравитесь. Кроме того, ему нравится «Шанель», а потому встречаемся в одиннадцать в бутике на Мэдисон-авеню.

Проведя в бутике час, мы с Шарлоттой вышли с новым нарядом для меня стоимостью с небольшой автомобиль. По пути на ленч в честь моего преображения Шарлотта вдруг ахнула и прихлопнула рот обеими ладонями: