— Да. Хм. Нет. Мою машину забрали.

— Кто?

— Полиция. Мне нужно где-то переночевать.

Я молчала.

— Дорогая?

— Да…

— Отлично. Буду через пять минут.

— Вообще-то я не соглашалась…

— Радость моя, пожалуйста. — Просить он не привык.

— Можете лечь на диване.

— О? — выдохнул он, словно получил пощечину.

* * *

Глаза Любовника закрыты, руки заброшены за голову. Я окидываю взглядом линию бицепсов, прозрачную кожу на внутренней стороне рук, волоски на груди, отливающие золотом в свете уличного фонаря. Окликаю — шепотом, хотя и собираюсь разбудить. Он открывает глаза, и я понимаю, что он слышал разговор. Я делаю шаг вперед, спотыкаюсь о каркас кровати. Мы с Любовником оба знаем, что легко не будет.

— Лорд в полиции. Ему негде переночевать.

Любовник не сводит с меня глаз.

— А у него что же, в Лондоне никого нет, кроме тебя?

В самом деле. Мне не пришло в голову, что Лорд мог позвонить любому из своих друзей-аристократов или отправиться в отель. Ему удалось вызвать у меня чувство, будто помочь могу лишь я.

— Ты прав. Я не сообразила… но теперь уже поздно. Он будет с минуты на минуту. В этот момент у тротуара над моим подвалом тормозит машина. Хлопает дверца, ни голосов, ни слов прощания, лишь стук каблуков по асфальту. Единственный звук в ночной тиши подталкивает Любовника к действию. Он отбрасывает покрывало, и на фоне простыни передо мной предстает его обнаженное тело, столь совершенное, что я впервые понимаю смысл тех давнишних слов о красоте, рождающей страх. Опустив глаза, я слежу за голыми ступнями — Любовник направляется к ванной, открывает дверь, и я вдыхаю затхлый воздух вечно влажного помещения.

В спальню Любовник возвращается одетым: белая рубашка, у воротничка порванная, синие джинсы, черный свитер и куртка, из-под которой по дороге к выходу он вытягивает волосы. Он уходит молча, как опечаленный, но послушный пес. Я провожаю его до лестницы. Он открывает входную дверь, сквозняк хлещет меня по лицу и поднимает вихрь в моих мыслях. Я уже готова вернуть Любовника, сказать, что устрою Лорда на диване, а утром отправлю восвояси, а потом мы займемся любовью, как всегда… Дверь за Любовником захлопывается. Я падаю на диван и молюсь, чтобы он на крыльце не столкнулся с Лордом. Но я еще полчаса сижу в темноте в ожидании ночного гостя и думать могу только о том, что подать Лорду на завтрак.

* * *

Следующим вечером Любовник ни словом не обмолвился о визите Лорда, но за его внешней уступчивостью скрывалось растущее недовольство. Что-то между нами не ладилось, и причина была во мне. А Лорд тем временем все смелел. Наступил октябрь — недолгое межсезонье между поло и охотой, а Лорд, вместо того чтобы отправить всех пони на конюшни, оставил нескольких у себя в загоне и пригласил меня покататься верхом. Для меня он выбрал самого крупного и быстрого пони. Я была в ужасе.

— Ну же, радость моя! Сезон закончился, они все устали. Далеко он с тобой не убежит! — подбадривал меня Лорд, которому все было нипочем: сам он будто сливался с седлом.

Мои мольбы и страх его только заводили, но меня спасла хромота одной из лошадей. Пускать вскачь ее теперь было нельзя, только шагом. Шли недели, лошадка выздоровела, я привыкла к седлу, и когда Лорд приглашал к себе, мы чудесно проводили дни: верхом объезжали желтеющие поля и говорили, говорили о его жизни, о моей жизни.

В калейдоскопе событий легко было забыть, что мои дни на Чешем-Кресчент сочтены, но мысль о необходимости подыскивать квартиру меня постоянно точила, а с приближением крайнего срока буквально парализовал страх. Лондон означал для меня только Найтсбридж и Мэйфер, районы недоступные для девушки с моими средствами. В конце концов я все же купила карту города, вечернюю газету и за ужином с Любовником отважилась посмотреть в лицо будущему.

— Клэпем-Джанкшн. Одна спальня. Все необходимое рядом, — читала я объявления. — Как это — все необходимое рядом?

— Ну, прачечная, станция метро и все такое. Будем соседями. Это недалеко от дома, который я переделываю, — воодушевился Любовник.

— А где это?

— В Клэпеме, само собой. — Он ткнул пальцем в место на карте к югу от реки, где удручающе плотно змеились железнодорожные пути. Челси в поле зрения не было. О Найтсбридже и говорить нечего.

— А мне нравится вот здесь. — Я открыла другую страницу, всю в зеленых прямоугольничках. Может, вид из окна на парк примирит меня с чужим районом города?

— Это Клэпем-Коммон. Тебе по карману снять комнату. К тому же остановка 137 автобуса прямо у твоего офиса.

Слишком далеко. На целую автобусную поездку дальше, чем мне хотелось. Я закрыла карту.

— Давай ужинать.

Любовник купил копченых устриц, подогрел на сковороде со специями и выложил на тосты из бриошей. Запили мы все это бутылкой вина, а на десерт был бельгийский шоколад и отличный секс.

Посреди ночи я проснулась вся в поту. Мне приснился кошмар: золотые шнуры прочно удерживали меня на рельсах, я извивалась, пытаясь вернуть себе свободу, а на путях уже грохотал поезд. Машинистом был Любовник. Я умоляла остановиться, но поезд все надвигался и через миг задавил бы меня, если бы я не проснулась. Внизу живота разлилась тупая боль; я легла на бок и притихла, думая, что боль вызвана кошмаром и скоро пройдет. Час спустя боль стала невыносимой. Подвывая как кошка, я растолкала Любовника. Он помог мне одеться, на руках дотащил до машины и отвез в больницу, где в ожидании врача я лишилась чувств.

В шесть часов следующего утра к моей кровати с бряцаньем подкатила тележка.

— Чаю, котик? — Нянька в когда-то белом халате протягивала мне чашку с бесцветной бурдой.

— Нет, спасибо. — От слабости я даже голову не могла приподнять. Бумажная наволочка пропиталась потом и прилипла к щеке. — У вас другого белья нет?

— Только бумажное. — Нянька забряцала дальше со своим «Чаю, котик?».

Ночная боль исчезла столь же загадочно, как и появилась, но меня держали на капельнице, пока доктора выясняли, что же в моем организме дало сбой. На выходные Лорд ждал меня к себе, поэтому ближе к вечеру, собравшись с силами, я подтащила капельницу к телефону и оставила на автоответчике Лорда поток слезных извинений. После чего вернулась в постель — слишком слабая, чтобы даже думать, и благодарная, что выбора у меня нет: поневоле приходилось наблюдать, как жизнь (и больничная еда) идет мимо.

Вечером пришел Любовник с виноградом и букетиком розовых тюльпанов. Сидя у моей кровати, он сдирал пластырь с пальцев и делился успехами в ремонте дома. Лорд, второй из моих посетителей, появился в понедельник после обеда. Заверил, что все равно собирался в Лондон на ужин с приятелями, и вручил флакончик «Шанель № 19», который столкнулся с мощной конкуренцией, зато сотворил чудо с палатой, полной кишечных больных.

— Завтра я тоже в Лондоне, так что опять загляну. — Лорд наклонился и звучно поцеловал меня в губы.

В свой второй визит Лорд принес чудесные хлопчатобумажные сорочки — в качестве компенсации за больничные простыни — и пообещал прийти завтра. Так всю неделю и шло: Лорд сразу после обеда, Любовник перед ужином. Через шесть дней врачи сообщили, что ничего серьезного у меня нет, могу отправляться домой. Вот только куда — домой? Жилье я не нашла, а квартирка в подвале уплывала через два дня.

— Ты могла бы распрощаться с дымом и гарью, переехать ко мне, а на работу добираться электричкой. Подумай, — предложил Лорд.

Тайный расчет им двигать не мог, наше давнее знакомство должно было убить в Лорде надежду на секс со мной. К тому же его домик я обожала, а сил на то, чтобы мотаться по Лондону в поисках квартиры, у меня не было. Стоило принять предложение хотя бы из соображений здоровья — тем более что именно так оно и прозвучало.

Однако Любовник выступил с собственным предложением «отнестись наконец друг к другу серьезно и подыскать совместное жилье». Согласиться мне и в голову не пришло, однако и отказать наотрез я тоже не могла.

Двое мужчин ждали моего решения, которое я никак не могла принять.

— Ну и который из них? — спросила соседка по палате, старушка с глазками-бусинами, всю неделю следившая за моими визитерами.

После обеда она снимала наушники, настраиваясь на мои беседы с Лордом. После его ухода наушники возвращались на место — до появления Любовника, когда старушка вновь тянулась ко мне, напрягая слух. Саму ее навещали нечасто, так что она обходилась моими гостями, без малейшего стеснения следя за разворачивающейся интригой.

— Быть того не может, что ты еще сомневаешься, милочка, — не унималась она.

— Понимаете, стоит выбрать одного, как сразу кажется, что лучше бы другого. А вы бы кого предпочли?

— Джентльмена, — немедленно последовал ответ. — Который с синими глазами.

Вот так я и приняла решение переехать к Лорду — если, конечно, это решение можно назвать моим.

* * *

Освоиться у Лорда оказалось несложно: он вообще редко бывал дома, все больше по гостям или с друзьями-наездниками. Как-то вечером, оставшись одна, я нашла в шкафу «Пигмалион» Шоу и, листая страницы, вспомнила, что на прогулках Лорд в шутку звал меня «своей цветочницей». А следующим утром, когда Лорд разбирался со своим ежедневником, я принесла ему кофе и услышала, как он мурлычет «Я привык к ее лицу» — мотив из «Моей прекрасной леди». Уж не мое ли лицо он имеет в виду, подумала тогда я, а Лорд вдруг обернулся и сказал:

— Я видел лица и красивее, но твое преле-эстно, преле-эстно.

За несколько дней моей жизни у Лорда мы оба поняли, что кое-что делаем по-разному, оба же и сошлись на том, что его варианты лучше. Заимствуя водолазки Лорда, я подхватила неизлечимую страсть к кашемиру, а очень скоро стала заимствовать и его словечки. Лорд всегда говорил «софа» — не «кушетка»; женский гарнитур из трех предметов считал комплектом мебели; посещал «клозет» — не «туалет», а в тех редчайших случаях, когда падал с лошади, он не падал, а «приземлялся».