– Я не об этом спрашивала.

– Мои чувства к делу не относятся. – Впервые в жизни ему было трудно признаться женщине, что он находит ее самой соблазнительной и желанной из всех. Он хочет ее даже сейчас, когда печальные последствия его действий налицо. Эта прекрасная, полная жизни женщина сделалась его наваждением, а он так плохо с ней обошелся.

– Вы произведете на свет ребенка, моего ребенка, поэтому мы обязаны пожениться. Ничего другого не остается.

– Напротив. Я не обязана становиться вашей женой. Вы слишком высокого о себе мнения, если решили, что я приму ваше предложение. Вы говорите так, будто мое мнение ничего не значит. И ошибаетесь. Я не заставляю вас ничего предпринимать, как и в прошлый раз, когда мы были наедине. Вы тогда сами на меня набросились. Я до сих пор переживаю и точно не стану связывать свою жизнь с человеком, который меня не любит. Согласна, брак – самый распространенный выход из подобной ситуации, но считаю, что нам вовсе не обязательно жениться.

Саймон смотрел на нее немигающим, сбивающим с толку взглядом, сжав губы в тонкую линию.

– Не глупите. Вам ли не знать, что незаконнорожденных детей подвергают остракизму. Всю жизнь над ними насмехаются и порицают. Задумайтесь об этом. Да и незамужней женщине с ребенком на понимание общества рассчитывать нечего.

– Знаю. Наше общество жестоко и возлагает всю вину только на женщину. Это ее нужно клеймить позором за то, что довела себя до подобного состояния, поэтому и ее, и ее дитя следует обходить стороной, как зачумленных, в то время как имя истинного виновника – мужчины – остается незапятнанным. Видите ли, Саймон, я не позволю ни обстоятельствам, ни обществу, ни вам оказывать влияние на мою судьбу или судьбу моего ребенка.

Он посмотрел на нее в упор. Выражение его лица оставалось непроницаемым, но в глубине глаз будто появилась темнота.

– Я признаю зло, причиненное вам, но это не отменяет моих обязательств. Мы поженимся так скоро, как устроим все приготовления, потому что я не хочу пятнать мою честь и забывать о долге. Чтобы сделать ребенка, требуются двое, и мы оба участвовали в создании того, которого вы носите под сердцем.

Кристина выпрямилась, стараясь сохранять хладнокровие, невзирая на сотрясающую тело дрожь. Взгляд устремленных на нее серебристо-серых глаз не сулил утешения. Она скорее стерпела бы побои, чем это леденящее душу молчание. Она вскинула голову, не желая показывать ему, в каком печальном состоянии пребывает.

– Я это знаю, но именно вы ушли от меня, бросили одну в смятении разбираться с произошедшим. И я никогда не смогу быть полностью уверена в ваших чувствах. Так что не очень-то мне и хочется позволять вам быть отцом моего ребенка.

Выражение его лица изменилось, черты заострились еще сильнее, голос тоже зазвучал по-иному. Говорил он тихо, с плохо скрываемой яростью.

– Не важно, чего хотите вы, Кристина. Я отец ребенка, и точка. Он был зачат не в самых благоприятных обстоятельствах, но я сделаю все от меня зависящее, чтобы сберечь его репутацию.

Повисло молчание. Кристина отвела глаза. Она боялась, смертельно боялась, так как они подошли к черте, переступив которую могут навсегда и безоговорочно расстаться. Она зашагала к двери, но остановилась на пороге и бросила на него взгляд через плечо. Его темные волосы блестели в мягком свете, глаза будто подернулись дымкой. Внезапно Кристина почувствовала себя ужасно одинокой и смущенной, остро осознавая, что следующие слова навсегда изменят ее жизнь. Призвав на помощь все свое мужество, она посмотрела на Саймона и дрожащим от эмоций голосом объявила:

– Я не настолько великодушна, чтобы забыть жестокие слова, сказанные вами в Оукбридже после того, как обнаружили меня в «Черном лебеде». Если не ошибаюсь, вы обвинили меня в любовной связи с Марком, назвали шлюхой. Благодарю за предложение, Саймон, но я не стану женой человека, который мне не доверяет, сомневается во мне. Это мое последнее слово. Принуждениями вы ничего не добьетесь. Считайте, что выполнили обязательства передо мной.

С этими словами она вышла, чувствуя, что сердце будто оледенело. Внезапно она почувствовала огромную усталость, понимая, что потеряла то, что больше всего хотела получить. У нее не осталось ничего, за исключением гнева, утраченных иллюзий и нерожденного ребенка. Ожидающая ее жизнь казалась безрадостной. Ей еще только предстоит познать истинное значение слова «изоляция», которая примет ее в свои холодные объятия.

Саймон смотрел, как она уходит, зная, что следует окрикнуть ее, желая всем существом. Будучи человеком военным, он прекрасно владел эмоциями. Это умение дорого ценилось, поскольку зачастую от него зависело, будет ли человек жив или неминуемо погибнет. И вот он стоит и молча наблюдает за тем, как единственная женщина, затронувшая потаенные струны его сердца, уходит прочь.


С головой окунувшись в радости семейной жизни, Уильям воспринял приезд лорда Рокли с душевным трепетом и тревогой. Он представил гостя Миранде. Та, наградив его искренней улыбкой, упорхнула на кухню обсуждать с кухаркой обеденное меню и кормить изголодавшегося Генри. Уильям пригласил лорда Рокли в кабинет. Тот, не теряя времени, перешел к цели своего визита. Извинившись за поспешный отъезд в Лондон, объяснил, что желает поговорить о событиях, предшествовавших небезызвестному дню в «Черном лебеде».

Уильям выслушал гостя и сообщил о причинах, заставивших его сестру пуститься на поиски Марка Баклоу.

– Постигшее Сеньоров несчастье потрясло ее до глубины души, вот она и решила отправиться в трактир упросить Марка покинуть Оукбридж и оставить нас в покое. Мне очень стыдно, что не проявил достаточно мужества и не сделал это сам.

– С чего она вообще взяла, что Баклоу ее послушает?

– Решила рискнуть. Она не впервые обращалась к нему с этой просьбой, но он всегда отказывал. На этот раз Кристина рассчитывала откупиться от него.

– У вас были для этого деньги?

– Нет. Вы своими глазами видели, что ценностей у нас почти не осталось. И в этом целиком и полностью повинен я. Азартные игры, ну, вы понимаете.

Саймон отлично понимал. Долги подобного рода сгубили многих людей. В душе зашевелился гнев на этого привилегированного молодого человека, ни в чем не нуждавшегося и просадившего все состояние в карты и кости. Кристина заслуживает лучшей участи, чем спасать брата из затруднительных ситуаций.

– У нас осталось несколько картин и других ценных предметов, которые мы надеялись продать, чтобы задобрить Марка. Мы пребывали в отчаянии. Прежде чем уехать, Кристина заверила меня: если Марк не согласится на наши условия, она его выдаст, даже если это будет иметь для нас катастрофические последствия. Судя по ее настроению в тот день, она бы это сделала, не сомневаюсь.

– Почему вы мирились с Баклоу? Почему не сообщили сэру Джону о том, что происходит?

Уильям угрюмо посмотрел гостю прямо в глаза:

– Марк грозился сжечь Оукбридж дотла вместе с нами, если откажемся подчиняться его приказам. Он угрожал нам расправой и, поверьте, лорд Рокли, избавился бы от нас без колебаний.

– Понимаю. – Теперь ему действительно стало ясно. Все, что делала Кристина, совершалось из страха за брата и себя саму. Вероятно, о благополучии Уильяма она пеклась больше, чем о собственном. – Значит, в «Черный лебедь» она отправилась, отлично сознавая, что подвергает свою жизнь опасности. И все же вы позволили ей ехать одной?

Стыдясь смотреть в холодные обвиняющие глаза лорда Рокли, проникающие прямо в душу, Уильям нервно сглотнул и кивнул. Его поведение в тот день не давало повода для гордости.

– Да. Поверьте, я жестоко раскаиваюсь. Я не хотел, чтобы она ехала. Это было чистой воды безумием, но, если Кристина что-то задумает, отговорить ее совсем непросто.

Саймон хранил непроницаемое выражение лица и никак не прокомментировал услышанное.

– Не испытывала ли она сомнений? Может, питала романтическую привязанность к Баклоу?

Уильям уставился на него с открытым ртом:

– Что? Кристина и Марк? Великий боже! Да она его ненавидит. Скорее она спуталась бы с самим дьяволом, чем с ним.

Ни один мускул не дрогнул на лице Рокли. Полученные сведения он переваривал молча, удивленный и пристыженный.

– Это правда?

– Чистейшая.

– В таком случае я должен извиниться перед вашей сестрой. Я и понятия не имел, что она собиралась выдать негодяя, как и то, что он угрожал вам расправой.

– Разве она вам ничего не рассказала?

– К сожалению, я не дал ей такой возможности. – Он чувствовал себя прескверно. – Насколько мне известно, впоследствии вы виделись с Баклоу?

– Он приехал в надежде укрыться у нас и переждать, пока о нем все забудут. Мы его, разумеется, выгнали. Тогда он разъярился, выхватил пистолет. Но я успел выстрелить первым, чтобы не дать ему причинить нам вред.

Саймон недоверчиво посмотрел на собеседника:

– Вы убили его?

– К сожалению, нет. Стрелок из меня, увы, никудышный. Я лишь ранил мерзавца в плечо. Насколько серьезно, сказать не могу, потому что он ускакал прочь. С тех пор я его больше не видел.

– А Кристина? Она как отреагировала на происшествие?

– С облегчением. Она была рада наконец от него избавиться. Рассказала мне о том, что случилось в «Черном лебеде», когда вы ворвались в комнату и увидели их с Марком. Напрасно вы заклеймили ее позором. Увиденное вами действительности не соответствовало. Не вмешайтесь вы, Марк надругался бы над ней.

– Да, это я уже и сам понял, – терзаемый угрызениями совести, отозвался Саймон, жалея, что слишком поспешил в своей оценке. Но ему было важно узнать все факты. – И после этого она виделась с ним лишь однажды, когда он приехал к вам в поисках укрытия?

– Верно. Она приказала ему убираться, не дав даже спешиться. Проклинаю тот день, когда связался с Баклоу. Я был молод и легковерен. С его помощью надеялся разбогатеть, ничего при этом не делая. Тогда только о том и думал, не представляя, чем все обернется и как затронет Кристину. Я был ей плохим братом. Попал в ситуацию, из которой не смог выпутаться. К несчастью, когда Марк устроил в нашем подземелье склад краденого, Кристина стала соучастницей поневоле. Покорно и прилежно исполняла все, что ей говорили, потому что была смертельно напугана. Марка она ненавидела. Мы оба знали, что случится, если откажемся повиноваться.