На мгновение ей показалось, что Саймон рассмеется, но он ответил:

– Я не ради вашего брата старался, а ради вас. Если бы его арестовали, вас бы не миновали мрачные последствия. Невозможно было бы убедить людей, что он не знал, что творится в Оукбридже. Вы такой участи не заслужили.

– Да, благодарю вас. Однако всегда существует опасность, что кто-то проговорится. Люди Марка, например, убеждены, что Уильяму все было известно.

– Упомянутые вами люди – те из них, кто еще на свободе, – пытаясь спасти свою шкуру, убежали так быстро и далеко, как только возможно. Расслабьтесь, Кристина. Вам не о чем волноваться. Я подавил слухи о причастности вас или вашего брата к этим преступлениям. К чести Уильяма, всем известна его ненависть к якобитам. Никто не поверит, что он позволил воспользоваться Оукбриджем для претворения в жизнь своих планов. Распространение сплетен мне нужно не больше вашего, и это останется нашим маленьким мрачным секретом. Мы поняли друг друга?

– Мы с братом безмерно благодарны вам за то, что вы сделали. А что Марк? Вам что-нибудь о нем известно?

Губы Саймона скривились в подобии улыбки, в глазах появился злой блеск. Кристина поняла, что мгновения интимности миновали, и раскаялась, что спросила о Марке. При нынешних отношениях между ней и Саймоном куда мудрее промолчать. Однако она никогда не умела сдерживать порывов собственного сердца, особенно если дело касалось ее семьи.

– Вам это важно, не так ли, Кристина?

– Я спросила только из любопытства. Мне хотелось бы знать, что с ним случилось.

– Пока придется удовольствоваться сообщением о том, что я напал на след, допросил нескольких его приятелей. Все они, смею заметить, связаны с криминальным миром, и у них с Баклоу есть незаконченные дела. Как я понимаю, они должны ему денег, так что скоро он явится требовать долг, а потом, подозреваю, попытается сбежать во Францию к своим друзьям-якобитам.

– Вы так уверены в том, что он в Лондоне?

Посмотрев на нее сверху вниз, Саймон нахмурился.

– О да. Если, конечно, вы не располагаете сведениями иного характера. – Он нахмурился еще сильнее, видя, как быстро Кристина отвела взгляд и нервно прикусила нижнюю губу. – Кристина, сообщите мне, что знаете. Я требую правды!

– Ну да, я видела его один раз, – чуть слышно призналась она.

– Где? Где же, черт подери? – гневно воскликнул он, стараясь говорить тише, чтобы не привлекать внимания других пар.

– В Оукбридже незадолго до отъезда. Он искал укрытия, чтобы переждать трудные времена.

– И?

– Уильям отказался впустить его в дом.

Взгляд Саймона сделался жестким.

– И вам даже в голову не пришло сообщить о случившемся!

– Уильям собирался это сделать.

– Ну-ну.

Заявление о том, что она видела Баклоу и говорила с ним после его отъезда, приводило Саймона в ярость. Однако он прекрасно владел собой, ничем не обнаружив бурлящего внутри его гнева. Ноги продолжали двигаться в такт музыке.

Некоторое время он молчал, обдумывая полученные сведения, затем с сардонической усмешкой проговорил голосом, напрочь лишенным дружелюбия:

– Не расстраивайтесь, Кристина. Возможно, Баклоу и вовсе нет в Лондоне, раз вы видели его в Оукбридже, и мне следует перенаправить расследование туда. Когда я его найду, не успокоюсь, пока не увижу болтающимся на виселице. Раз уж вы так беспокоитесь, я приглашу вас попрощаться с ним, прежде чем ему наденут петлю на шею.

Его насмешливая улыбка пронзила Кристину, заставив покраснеть. Как жестоко он смеется над ней! Ее уязвленная гордость этого не допустит. Он обращается с ней так, будто между ними ничего не было, будто они не разделили испепеляющую страсть, единение мужчины и женщины. С трудом верилось, что эти жесткие губы целовали ее, а руки ласкали, даря неземное наслаждение. Она дерзко вздернула подбородок. Сверкая глазами, посмотрела на него:

– Будь я мужчиной, не стала бы бахвалиться, не сделав дела.

Выгнув бровь, Саймон безжалостно рассмеялся.

– Будь вы мужчиной, дорогая Кристина, я бы вызвал вас на дуэль за то, через что мне по вашей милости пришлось пройти.

Она покраснела еще сильнее. Разозленная, кипящая от ярости и унижения, вырвалась из его объятий. Гордость придала ей сил. К счастью, в этот момент они находились на краю танцевальной площадки, и никто, похоже, не заметил их жаркой перебранки.

– Прошу меня извинить, – прошипела Кристина. – Танец, как мне кажется, затянулся.

Развернувшись на каблуках, она зашагала прочь, расталкивая всех, кто оказывался на пути. Трясясь от ярости и пытаясь прийти в себя, прежде чем вернется к тете, она вышла на маленький балкончик и дрожащими руками сжала каменную балюстраду. Спиной почувствовав чье-то присутствие, напряглась.

– Думали улизнуть, Кристина? От меня не так-то просто избавиться, вы-то уж уяснили это во время нашей последней встречи.

От небрежного замечания ее лицо посерело, и она покачнулась, едва не лишившись чувств. Саймон подхватил ее под локоток и развернул лицом к себе. Положив палец ей под подбородок, заставил ее поднять голову и посмотреть себе в глаза.

– Ты ведь помнишь, не так ли?

Кристина смотрела на него, чувствуя, как ее заполняют жаркие, страстные воспоминания, а вместе с ними печаль. Как бы отчаянно ни хотелось ей заверить его, что она никогда не забудет, ведь это было самым восхитительным, что случилось с ней в жизни. Она принадлежит ему одному и готова повиноваться, а он может взять ее, подчинить своей воле, сделать все, что сочтет нужным. Однако она не настолько уверена в его чувствах, чтобы сделать подобное признание. Не позволит гордость.

– Помню ли я? – злобно откликнулась она, отдергивая подбородок. – О да, я все помню. Помню, как позволила вам воспользоваться мной, – распаляясь сильнее, добавила она, негодуя на себя за наслаждение. – Ваш поступок невозможно забыть.

Его улыбка невероятно раздражала.

– О да, обычно я оказываю стойкий эффект на женщин, с которыми занимаюсь любовью.

– Не льстите себе, Саймон Рокли. Неужели думаете, что я забыла бы то, что вы со мной сделали, если бы смогла? Ваш поступок – самое ужасное, что мужчина может совершить с незамужней женщиной. Это сношение выбросило меня далеко за границы безопасности, в которой я до тех пор жила.

Он буднично пожал плечами и вопросительно вздернул бровь.

– О чем вы толкуете? Незачем так кипятиться. Вы побледнели. Вам нездоровится?

– Если мне и нездоровится, то только по вашей вине.

Он напрягся всем телом, взгляд сделался ледяным.

– Как это?

– Я ношу вашего ребенка. – Она не собиралась преподносить эту новость таким образом, но их разговор чрезвычайно ее утомил. – Неудивительно, что дамы, с которыми водите знакомство, не могут забыть вас, если вы каждой делаете ребенка в первую же ночь.

На лице Саймона появилось задумчивое выражение, он подозрительно прищурил глаза.

– Как давно вы уже знаете? – Лицо сделалось непроницаемым, как обычно, когда он тревожился или злился. На щеке забилась жилка.

Кристина сочла это убийственное спокойствие куда более угрожающим, чем ярость.

– О-около месяца.

– Понимаю.

– Даже не пытайтесь отвертеться! – вспылила она, гневно сверкая глазами. – Отец именно вы, нет сомнений. Вы обвинили меня в любовной связи с Марком, которой никогда не было. Неверно поняли то, что увидели в «Черном лебеде». До вашего прихода я отчаянно боролась с мерзавцем. Я Марку не любовница, и подобное предположение для меня чрезвычайно оскорбительно.

– Знаю.

Она посмотрела на него в замешательстве:

– Знаете? Откуда?

– Мужчине это всегда очевидно. Нет никаких сомнений, что до меня вы были девственницей. Вообще никаких.

Плотно сжав губы и нахмурив брови, он отвернулся и глубоко задумался. В тот вечер она сначала сражалась с ним, точно тигрица, потом капитулировала и сделалась нежной, как ангел, целуя его с таким жаром, что он едва не сгорел в пламени страсти. Если она на самом деле в положении, значит, ребенок его, и он должен поступить благородно, жениться на ней.

То, что Кристина может отказаться, вообще не приходило ему в голову. Перед мысленным взором мелькали образы соблазнительной молодой женщины в его объятиях, целующейся с ним. Он отлично осознавал, что ее чувства к нему куда глубже, чем она воображает. Будь это не так, она не отдалась бы ему настолько самозабвенно. Уж слишком милая и невинная, чтобы симулировать эмоции. И тем не менее ее знакомство с Баклоу не давало покоя. Саймон не мог не сомневаться на этот счет.

Повернувшись, он посмотрел в ее красивое испуганное личико. С самого начала он воспринимал ее нежелание говорить о Баклоу как намеренную попытку препятствовать расследованию, и до сих пор ему непонятна причина, по которой она оказалась в спальне мерзавца. Он помнил, что почувствовал, увидев ее в его объятиях, а позднее она еще умоляла не стрелять в Баклоу. У Саймона тогда заболело сердце. Как он может сделать ее своей женой в таких обстоятельствах? Не глупо ли доверять женщине, способной на обман? Правда, она носит его ребенка, и долг предписывает поступить благородно.

– Я беру на себя полную ответственность за случившееся, Кристина. Вам нечего опасаться за свое будущее.

Пристально глядя ему в лицо, она заметила, как на долю секунды его маска пала, обнажив сомнение. Ею овладела тревога.

– Что вы такое говорите?

– Мы немедленно поженимся.

Кристина с трудом верила своим ушам. Голос Саймона был таким ровным и бесцветным, что она засомневалась, предложил он руку и сердце или отпустил будничный комментарий.

– Понимаю. Вы совершенно уверены, что хотите на мне жениться, а, Саймон?

– Обстоятельства, конечно, не самые романтичные, и, скорее всего, я причиняю вам боль, обсуждая дело столь прямолинейно, но иного выхода у нас нет.

К горлу Кристины подступил комок. Он обращается с ней так, будто между ними ничего не было и они не предавались испепеляющей страсти.