Солнце медленно опускалось за горизонт. Трэйнор стоял на тропинке и смотрел вниз, на реку, на флотилию союзных войск. Корабли прекратили обстрел два часа назад. Но очевидно, когда стемнеет, начнут снова. Господи, поскорее бы закончилась эта война – и чтобы ни единого пушечного выстрела до самого конца жизни! Как получилось, что все они оказались в этой мясорубке? Что знали братья Брэгет о войне? Будь они умнее, собрали бы вещи да уехали в Сент-Джорж и переждали ее. Он пошел по тропинке к «дому» доктора. Марси ждала его, и ему не хотелось вызывать у нее дурное настроение из-за того, что провожатый опаздывает. Она же сразу придет в ярость.

Преодолев крутой подъем, Трэйнор остановился перевести дух. Он был еще далеко от той пещеры, которую доктор называл домом, но по описанию уже узнал ее. Большой голубой с золотом ковер был вместо двери перед входом.

И снова мысль о Марси, о том, как хорошо быть с ней рядом, поселила в нем смятение. Плоть рвалась к ней, а ум не позволял. Но она же ждет. Он шагнул вперед и снова помедлил. И тут увидел, как из «дома» доктора вышел лейтенант Карстед. Он поспешил к своему штабу и исчез внутри.

Трэйнор подозрительно прищурился. Что, черт подери, делал Карстед в пещере доктора? Ведь там находится Марси! Ревность захватила его, словно ураган, несущий тревогу и чувство беды.

У входа не было ни молотка, ни дощечки, чтобы стуком предупредить о своем появлении.

Он проскользнул за прикрывающий вход ковер и остановился, пытаясь разглядеть что-нибудь в полумраке.

– Хэлло! Миссис Самюэлс!

Два шага – и он в центре убежища.

– Марси! Вы здесь?

Вдалеке прозвучал пушечный выстрел, нарушая безмятежную тишину и заглушая слова Трэйнора. Черт подери, сколько же у янки боеприпасов?

Грянул еще один выстрел. Войска Шермана наверняка решили не ждать ночи, а сейчас начать выступление.

Трэйнор заглянул в глубину пещеры.

– Марси! – позвал он и заметил, что комната изгибается и продолжается за поворотом. Он сделал несколько шагов, зашел за угол и остановился как вкопанный.

Девушка стояла в дальнем конце комнаты. Мягкий свет походной лампы освещал ее, оставляя в густой тени остальное пространство. Трэйнор почувствовал, что его дыхание оборвалось. Чувство приличия повелевало удалиться, нескромность советовала остаться. Желание боролось с разумом, вожделение приглушило чувство вины. Он не мог решить, что делать: тихо уйти в надежде, что она так и не заметила его присутствия, или же позвать ее, надеясь на то, что она не закричит и не швырнет в него лампу. Он стоял тихо, очарованный зрелищем, которое подарила ему судьба, живым воплощением мечты, и смотрел на нее.

Свет лампы едва касался тела девушки, придавая изящным изгибам манящий, неземной оттенок. Сейчас она напоминала прекрасную магнолию, которая так пышно цвела у них дома, в Шэдоуз Нуар. Такую роскошную в своем цветении, но такую хрупкую, что прикосновение человеческой руки могло разрушить всю ее красоту.

Тонкие струйки воды стекали с этого прекрасного тела, отсвечивая серебром и оставляя сияющие следы. Они спускались по грациозным склонам ее груди к бедрам и стройным ногам.

Трэйнор смотрел, как стекает вода с этого прекрасного, точеного тела, и ощущал, как желание горит в нем, превращая кровь в кипяток. Он смотрел на нее так, как, наверное, смотрит на пищу умирающий от голода, как смотрит на воду умирающий от жажды.

Марси наклонилась, вытирая ноги, и полотенце, завязанное у нее на голове, упало, позволив длинным прядям рассыпаться по плечам и спине. Она выпрямилась, встряхнула головой, и волосы, словно огненный нимб, засияли в свете лампы.

Трэйнор с трудом подавил стон. Марси сейчас казалась воплощением самой несбыточной мечты. В ней воедино слились красота и очарование, искушение, перед которым нельзя устоять.

Пушечный выстрел с реки разорвал тишину. Ядро упало совсем близко. Пещера наполнилась страшным гулом, стены ее задрожали.

Трэйнор кинулся к ней, не думая о приличии и о том, как она отнесется к его появлению.

Он сейчас беспокоился лишь о том, как защитить ее. Руки сами собой обхватили ее, а тело прильнуло к ее телу. Он прижал ее лицо к своему плечу и встал к стене, чтобы укрыться от обвала, если земляной потолок в пещере не выдержит. Посыпались комья глины, камни, весело зазвенели стекла в лампах, которые освещали комнату.

ГЛАВА 18

От резкого толчка Марси вскрикнула и едва удержалась на ногах. Полотенце выпало из рук, и, сохраняя равновесие, она уперлась плечом в стену. И тут кто-то крепко схватил ее и держал, не давая упасть. Непроизвольно она попыталась отстраниться, освободиться от этих рук. Неужели пещеры захвачены северянами? И неужели какой-то янки взял ее в плен? Ах, Господи, да она же раздета!

Обеими руками она уперлась в грудь мужчины.

– Прочь! – кричала она. – Оставь меня!

Установилась тишина. Ее нарушало лишь тяжелое дыхание Марси и того, кто крепко держал ее.

Она взглянула на него: Трэйнор! Никто не пришел спасти ее. Или соблазнить. Только он – Трэйнор. Ее враг и мучитель. Забыв о страхе, который овладел ею, когда прозвучал выстрел, и то, что она раздета, Марси закричала:

– Что вы делаете?

Он молча нагнулся, поднял полотенце и подал его Марси. Девушка смотрела на него, ничего не понимая, но наконец до нее дошло, что нагота ее совсем не прикрыта. Щеки запылали от смущения. Она выхватила полотенце из рук Трэйнора и торопливо прикрылась.

– Как вы смели! – она презрительно сощурилась.

– Смел? – переспросил Трэйнор. Он удивленно взглянул на нее.

– Да я просто пытался…

– Я понимаю, что вы пытались! – выпалила Марси, отметая все, что он мог сказать в свое оправдание.

– Марси…

– Я знала, знала все время! Вы низкий, отвратительный…

– Ладно, я самый гадкий из гадких. Поэтому в следующий раз, когда эти чертовы пушки начнут стрелять, я спрячусь, а вы сами заботьтесь о своей жизни и вылезайте из-под кучи земли.

Повернувшись на каблуках, Трэйнор пошел к выходу, но далеко не ушел. Он повернул за угол так, чтобы она не видела его. Он предоставит Марси самой себе – это будет очень полезно ей.

Трэйнор прислонился к стене. Так почему же он этого не делает? Почему не уходит? Он достал из внутреннего кармана пиджака сигару. Генерал чувствовал себя обиженным, оскорбленным, но все-таки не мог поступить иначе – не мог уйти и оставить ее одну.

Он держал в руке тонкую сигару. У него их осталось всего две, и он хранил их, чтобы выкурить вместе с Трэкстоном. Что ж, теперь он оставит Трэкстону одну, а вторую выкурит сейчас – надо успокоиться.

Образ Марси – вот такой – обнаженной, нежной, изящно выточенной – лишил его душевного равновесия. Да еще этот ужасный выстрел. Менее подходящего времени для обстрела Грант выбрать не мог. Или наоборот, более подходящего – с какой стороны посмотреть. Этот янки или спас Трэйнора, или же надругался над ним.

Все, что он мог сделать, когда прекратился обстрел, это подать Марси полотенце. В эти мгновения разум и тело были в согласии, не борясь между собой – они оба жалели ее. Если бы тогда он осмелился сказать ей хотя бы слово или она сама потянулась бы к нему, дала понять, что желает его, он, без сомнения, отнес бы ее на докторскую кровать.

Трэйнор рассеянно смотрел на противоположный берег реки, туда, где раскинулась Луизиана. Он признателен Марси за то, что своим гневом она остудила его пыл. Он все еще не мог справиться с чувствами, но понимал, что это к лучшему, что между ними ничего не произошло. Они ведь враги. Но даже если бы и не были врагами – какая разница? Она красива и судя по тому, что он видел в госпитале, может быть нежной, но в то же время это самая упрямая, прямолинейная и дерзкая женщина на свете. Не для него.

Он откусил кончик сигары и сплюнул. Черт подери, он вообще не нуждается в женщине. Трэйнор достал из кармана спичку, чиркнул о каблук башмака и прикурил.

Потянулась тоненькая струйка дыма. Трэйнор погасил спичку, бросил ее на землю и покачал головой. Вкус табака, пропитанного бренди, наполнил рот и нос, и легкие. Несколько секунд он наслаждался, уносясь в иные миры, куда более светлые. Табачный дым, возможно, сделает его прекрасной целью для снайпера, но сейчас это его не волновало. Он вспоминал о тех экзотических странах, где довелось побывать до войны, о людях, которых он встречал, делах, которые успел и не успел завершить, и почувствовал, что постепенно успокаивается.

Марси прижалась к стене и прикрылась полотенцем. Девушку колотила дрожь, ноги стали ватными и не хотели держать ее. Она не понимала, какова причина этого – страх перед пушечным обстрелом или то страстное желание, которое пробудила в ней близость Трэйнора и его прикосновение. Она все еще видела его перед собой, ненавидя и мечтая, чтобы он вернулся. Проклиная даже землю, по которой он ступает, и желая вновь оказаться в его объятиях. Жизнь не подготовила ее к подобным чувствам, и она понятия не имела, как теперь себя вести.

– Что же случилось с тобой, Марселина Колдрэйн? – вслух спросила она себя, раздраженная своей нерешительностью. – Этот человек – полнейший негодяй. И к тому же конфедерат!

Но вспомнив, где находится, прикрыла рот рукой. Зачем ухудшать свое положение, говоря о ненависти к мятежникам? Да и не всех она ненавидит. Лишь Трэйнора Брэгета. За то, что он вызывает у нее такие странные чувства. Лишает обычной уверенности в себе, привычной четкости мысли.

Отойдя от стены, девушка взглянула на выход из пещер, и убедилась, что никто – а особенно Трэйнор – не подглядывает за ней. И начала одеваться. Почему она все время думает о нем? Это ужасно!

Через несколько минут Марси уже стояла у большего зеркала в углу комнаты и расправляла юбку зеленого шелкового платья. Клара Самюэлс дала ей на выбор несколько нарядов из тех, что остались после смерти ее племянницы. Девушке сразу приглянулось это платье. А потом миссис Самюэлс достала еще несколько дневных платьев и настояла на том, чтобы Марси взяла их себе. Они все равно сгниют в этом сундуке, настаивала она, и неразумно отказываться. Ей же нужно что-то, кроме бального платья и той грязной и рваной тряпки, в которой она здесь появилась.