Подле Лили плакала Эдит, а юная Роза кидала вокруг испуганные взгляды, словно готовясь к бегству.

Эмма сжала руками грудь и прошептала:

— Убиты? Все наши мужчины убиты? Не может быть! Прошу тебя, Боженька! Нет! Нет! Марк! Марк! Не умирай, прошу тебя! Не оставляй меня одну! — С ней началась истерика.

Леди Эдела подошла к Лили и тихо сказала:

— Надо увести дам, а то, глядя на них, и служанки ударятся в панику.

Лили собрала всех дам и мягко сказала:

— Ступайте в большую комнату, обсудим все в своем кругу.

Лили была удивительно спокойна. Ее тревожило лишь сознание того, что в данных обстоятельствах это ненормально. Однако она почувствовала облегчение, когда увидела, что и леди Эдела, как ей показалось, сохраняет полное присутствие духа, хотя положение ее такое же, как и у Эммы: она тоже потеряла своего мужа, Льюка.

— Они будут пытать нас. Они распнут нас на кресте! Они вспорют нам животы! — выкрикивала Эмма.

Лили резко ударила ее по лицу.

— Прекрати, Эмма! Нужно подумать, нужно составить план действий. Возьмите себя в руки, — обратилась она к Эдит и Розе. — Хватит рыдать! Они пришли одни. С ними нет женщин. Им понадобится то же самое, что и всем мужчинам. Чтобы им готовили еду, стирали, чинили одежду… — сказала Лили, отчаянно пытаясь придумать, чем еще они могут быть полезны.

Эмма перестала голосить.

— Ты считаешь, что они пощадят нас, потому что мы женщины? — недоверчиво спросила она.

— Мы должны на это надеяться. Иначе мы все сойдем с ума!

Эмма, казалось, несколько успокоилась, но Эдела, до сих пор хорошо владевшая собой, вдруг вся затряслась.

— Боже милостивый, они нас изнасилуют! Известно, что такое воины, когда у них долго нет женщин!

— Эдела, я думаю, не стоит говорить об этом при Розе и пугать невинную девушку.

— Зачем я противилась Уолтеру, — рыдала Эдит, — я виновата перед ним! Я не позволила ему, а теперь он… убит!

Лили поняла, что пора переходить от слов к более действенным средствам.

— Да, Эдит, они все убиты, и мой отец в том числе, но я прошу тебя, вытри слезы. Может, твоя жизнь зависит от твоего хорошенького личика. Не порть же его слезами, мужчины их не выносят, — сурово сказала она. — Вспомни, ты же сама бранила меня, когда я чего-то боялась! В конце концов, норманны — всего лишь мужчины. Пойдем выпьем хмельного меда!


Леди Элисон обвела взглядом крестьян. Они стояли семьями и испуганно жались друг к другу. Свинопас с женой и детьми, пастух, пасший быков, со своей семьей, Эдгар, овчар, с Мей и двумя детьми. Чуть поодаль те, кто пахал землю и выращивал хлеб. Все они были охвачены страхом перед неведомым.

— Я знаю, вы обеспокоены тревожными слухами, которые доходят до вас! Поэтому я и пришла. Лорд Этельстан и наши воины пали в битве. Я не стану вам лгать. Нам всем грозит серьезная опасность, и поэтому мы должны помочь друг другу. Нормандские захватчики очень близко. Если мы не окажем сопротивления, мы можем спастись. Я намерена отдать им Годстоун. В ваших хижинах враги не должны обнаружить никакого оружия. Коль скоро вы восстанете против них, вас убьют! Если же вы подчинитесь и будете хорошо работать, я думаю, в вашей жизни особых перемен не произойдет.

Леди Элисон почувствовала, как в ней нарастает страх, но тут же подавила его, чтобы он не передался — крестьянам. Мысленно она помолилась о том, чтобы слова, произнесенные ею с такой уверенностью, оказались не очень далеки от истины.

Спокойствие леди Элисон лишь немного утишило страхи крестьян. Они боялись норманнов, как чумы. Многие прямо сейчас, не дожидаясь этих , чудовищ, убежали бы в леса, но их останавливала другая опасность: любой человек, обнаруженный в лесу, считался вне закона, и каждый мог убить его совершенно безнаказанно. В этом отчаянном положении у крестьян оставался только один выход — молиться. И они молились. А чтобы вдвойне обеспечить себе божественную защиту, ходили также к Мораг, покупали у нее амулеты и талисманы, просили поворожить. Дела у Мораг никогда еще не шли так хорошо. Она трудилась день и ночь, чтобы успеть обиходить всех страждущих. Приходилось чуть ли не умолять ее, и Мораг была завалена едой, дровами и прочими нужными ей вещами. Но вот беда! Она не испытывала прежнего удовольствия, дурача соседей, ибо ее и их благополучие были тесно связаны. Как никогда в жизни, Мораг хотелось, чтобы на самом деле существовала такая ворожба, которая могла бы держать в страхе злые божества.

Во всем поместье нашелся только один человек, дерзнувший не мириться с врагом. Он считал, что лучше жить под открытым небом, в запретных лесах, чем склонить голову перед норманнами. Этим человеком был Морган. Решив бежать, он тут же отыскал Фейт, надеясь, что убедит ее присоединиться к нему. Ну, а если нет, то пусть ветер судьбы несет его одного.

— Фейт, я сегодня ухожу из деревни. Я возьму с собой только лук и стрелы — я их сам потихоньку сделал — и тебя, коль ты мне доверяешь.

Он обнял девушку.

— Я боюсь, Морган! — прошептала она, глядя на него широко распахнутыми глазами.

— Я знаю, любимая. Ты боишься остаться и боишься уйти. Но учти, если ты останешься, тебя убьют, или изнасилуют, или замучают. А нет — так все равно ты будешь рабой. Пойдем со мной, и вместе испытаем судьбу. Разве недолгая жизнь на свободе не лучше пожизненного рабства? — спросил он.

Она не могла с ним не согласиться.

— Не пойдешь со мной — уйду один! — решительно сказал Морган.

Фейт не представляла себе жизни без Моргана. Если бы он остался с ней в Годстоуне, она примирилась бы с рабством — ведь они могли бы проводить ночи в объятиях друг друга. Но если у нее и это отнимут, тогда — ее жизнь станет горше полыни, и лучше умереть.

— Я пойду, — прошептала она, словно заразившись его отвагой.

Морган понял, что надо действовать, пока Фейт не передумала.

— Давай уйдем сейчас, — сказал он и повлек ее за собой в дубовую рощу. Там, в расщелине старого дуба, поврежденного молнией, у него были спрятаны самодельный лук и стрелы.

— А что же мы будем есть? — вдруг сказала она. Морган усмехнулся.

— Не беспокойся. Я поймаю кролика в силки, и мы поджарим его на костре. Я часто делаю так — что голодным-то ходить! — признался он.

Они углубились в лесную чащу. Фейт в ужасе жалась к руке Моргана: лес казался ей темным и зловещим. Но время шло, глаза привыкали к сумраку, а вокруг царила успокоительная тишина. Морган поймал кролика, как и обещал, и у них слюнки потекли при виде душистого темного мяса. Набрав папоротника, они сложили его под широкими ветвями ели. Морган развел костер и привлек Фейт к себе. Он долго ласкал ее, пока тело ее не расслабилось и она не начала отзываться на его ласки. Никогда они не были так близки к райской жизни.


Леди Элисон понимала, что норманны убьют Эдварда, если обнаружат его в замке, поэтому она решила перевести юношу в какую-нибудь крестьянскую хижину. Зашив длинный рукав крестьянской рубахи у обрубка руки — так не будет заметно, что рана свежая, — леди Элисон озабоченно спросила:

— Эдвард, у тебя хватит сил подняться?

Лицо его исказилось.

— Кажется, лихорадка прошла, миледи. Я не хочу, чтобы вы или ваши крестьяне подвергали себя опасности из-за меня. Я вернусь домой в Окстед и отдамся на волю судьбы.

— Эдвард, мы и так все в опасности. И обитатели Окстеда в том числе. Прости, что тебе придется жить в крестьянской семье, но я полагаю, это самое безопасное место.

— Если вы хотите, чтобы я остался в Годстоуне, я останусь, но, прошу вас, не нужно извиняться, леди Элисон. Я не вижу ничего ужасного в том, что буду жить с крестьянами.

Ее брови приподнялись в легком удивлении.

— О Эдвард, но их жизнь очень сильно отличается от той, к которой ты привык. В хижинах крестьян всего одно помещение, они там и стряпают, и едят, и спят. Уединиться там невозможно. Очаг у них открытый, обстановка убогая, нет даже окон — свет проникает через дверь.

— Этого вполне достаточно, — сказал он успокаивающе.

Леди Элисон провела Эдварда мимо длинного ряда построек туда, где жили Эдгар и Мей.

— Мей, я хочу, чтобы лорд Эдвард пожил в твоей хижине некоторое время. Я буду приходить каждый день — перевязывать ему рану. Я прослежу, если это будет в моей власти, чтобы тебе выдавали побольше продуктов, и твои дети не будут голодать. Я хочу, чтобы норманны приняли его за пастуха. Если они узнают, что лорд Эдвард воин, — его убьют. Постарайся относиться к нему не как к господину, прошу тебя. Иначе ты сразу привлечешь к Эдварду внимание. Обращайся с ним так, словно он твой сын. Я понимаю, что слишком обременяю тебя, но у меня нет другого выхода.

Мей преклонила колено.

— Я сделаю для молодого лорда все что смогу, миледи.

— Да благословит тебя Бог за твою доброту, — сказала Элисон.

Пока Эдвард знакомился с Эдгаром и благодарил его за гостеприимство, Эдвина сидела, как заговоренная. Прямо чудо! Вот он — прекрасный рыцарь, бог, спасший ее брата от верной гибели. Он останется здесь, у них в хижине. Она столько мечтала о нем, и вот ее мечты сбылись! Сердце ее заколотилось так быстро и, как ей показалось, так громко, что она испугалась, как бы это не услышали все. Тогда они все поймут! Она покраснела — впервые в жизни.

Эдгарсон тоже узнал Эдварда и решил, что после того случая на крыше он имеет право обращаться, с молодым лордом по-свойски.

— Дай посмотреть, — сказал он, вылупив глаза, и указал на руку, затаив дыхание от страха и любопытства.

— Простите его, милорд! — в ужасе воскликнула Мей.

Эдгар шлепнул сына тыльной стороной руки.

— Ничего, все в порядке, — ответил Эдвард. — Всем нужно привыкнуть к этому и мне в том числе.

— Прошу вас, садитесь к огню, — сказала Мей, придвигая ему грубый табурет. — Я подам поесть. Эдвина, сделай все, что понадобится его милости.

Девушка, вырванная из своего зачарованного состояния, робко вышла вперед и стала перед ним на колени.