Трикси была достойным противником и приняла поражение без слез, взаимных обвинений или угроз. Она приняла его, как это сделал бы мужчина! Гарри восхищался ее поступком.

Герцог также восхищался ее рыжими волосами, которые сияли золотыми огнями, когда блеск от свечей запутывался в ее локонах, ее гладкой кожей, глубокими изумрудными глазами и стройной фигурой. В своей жизни он встречал немного рыжеволосых, а те, кого он встречал, были невысокими, склонными к полноте, на солнце покрывались веснушками. Кожа Трикси была безупречной.

– Ее фигура идеальна, с такими округлыми формами, – пробормотал Гарри и смутился, проклиная себя за эти мысли.

Ему лучше выкинуть Трикси Сторбридж из головы, пока он не может выкинуть ее из дома. Она представляла собой опасность.

Глинд собирался поворачивать домой, когда услышал женский крик, сопровождаемый ребяческим хихиканьем. Звук на мгновение повис в холодном воздухе, прерванный глубоким горловым мужским смехом. Мужским смехом Уильяма, говоря точнее.

Мысль о непутевом брате молниеносно пронеслась у Гарри в голове. Как он мог остаться наедине с одной из мисс Сомервилль, без компаньонки? Или, может, Трикси хочет, чтобы дело так или иначе закончилось свадьбой в его доме? Гарри направился к пруду, уверенный, что звуки доносились именно оттуда.

С пригорка он мог наблюдать сцену невинной забавы и юной шалости, разыгравшуюся среди греческих руин, которые его мать приказала возвести двадцать лет тому назад.

За время сильной бури большой, почти идеально круглый искусственный пруд замерз от берега до берега, и четыре молодых жителя Глиндеварона катались по льду: близнецы сидели на старых деревянных стульях, а мальчики, которые были на коньках, подталкивали их сзади.

– Быстрее, Вилли, быстрее! – командовала одна из розовощеких девушек, держась за края стула изо всех сил. Ее ножки в сапожках так и вздымались в воздух. – О! У меня так кружится голова!

– Елена, веди себя прилично, – предупредила Евгения, в то время как Энди предпринял опасный маневр и развернул стул Евгении вокруг своей оси, чтобы не столкнуться с пролетевшими мимо них Вилли и Еленой. – Мне кажется, что я вижу твои лодыжки.

Гарри ухмыльнулся, наблюдая, как Вилли потерял равновесие и свалился, прокатившись на попе по льду, чем вызвал бурный восторг у зрителей. На дальнем берегу герцог разглядел приземистую темную фигуру бдительной служанки Лэси, гревшейся около небольшого огня. Никакого злого умысла во всей сцене герцог найти не смог.

Наоборот, вся картина была очень трогательной. Тяжелые ветви заснеженных деревьев изящно изогнулись к залитому солнцем замерзшему водоему. Через голые ветви виднелось поразительно голубое небо, и чуть левее на горизонте возвышалось розовое здание Глиндеварона. Теплое полуденное солнце, отражаясь от снега и льда, превращало все в настоящую зимнюю сказку. Картину завершали две красивые девочки, одетые в темно-синие бархатные шубки, и два парня в бобровых шапках, немного косо сидевших на их симпатичных головах.

Гарри очень хотел присоединиться к ним, он не вставал на лед с тех самых пор, как умер его отец. Он вздохнул, вспомнив, каким беззаботным он был в ту последнюю зиму, вернувшись с Пиренейского полуострова. Тогда он действительно был старым добрым Гарри, таким же дурашливым и полным любви к жизни, как его брат и Энди теперь.

Взросление Гарри произошло поздно, но резко, и он знал, что теперь он очень далек от того беззаботного молодого человека, каким он был. Вилли, даже в самом худшем случае, не пытался повторить вещей, которые Гарри совершал не раздумывая. Не было ни одной шутки, которую бы он не провернул; не было ни одного фермера, которого бы он не разозлил; не было ни одной деревенской девчонки, которую бы он не поцеловал.

Гарри отпустил узды, готовый вернуться обратно в дом и разыскать свои коньки, когда темная точка в человеческий рост, плавно скользя по льду, появилась на сцене. Его руки похолодели, когда он понял, что это была Трикси Сторбридж. Ее не прикрытые шляпой волосы пылали на солнце, свободно развеваясь на ветру, руки в перчатках изящно покачивались, когда она уверенно катилась вперед.

Он заметил, что девушка приподняла юбки и слегка подпрыгнула, закружившись вокруг своей оси, прежде чем пойти на следующий круг.

Гарри продолжал наблюдать за Трикси, пока она не исчезла за развалинами. Глинд настолько сильно стиснул зубы, что челюсть начала болеть. Она так уверенно каталась на коньках, так свободно, с такой энергией! Трикси каталась на коньках так, как когда-то катался он, прежде чем заботы всего мира заставили его забыть, на что это похоже – скользить по замерзшему пруду, мышцы напряжены, голова откинута назад, сердце взволнованно бьется в предчувствии полета, и вот он прыгает, взлетая, как птица на крыльях.

Минуту спустя она показалась снова, широко улыбаясь, с горящими глазами, как будто солнце зажгло в них крошечные искры. Она выполнила еще один прыжок, прежде чем остановилась рядом с Эндрю.

– Трикси, – услышал герцог звонкий голосок Евгении, – вы замечательно смотритесь на льду. Я не смогла бы быть такой храброй, как вы, даже если бы прожила сто лет. Бедный Энди, он совсем заскучал, толкая меня на деревянном стуле, столь хрупкое создание.

– Вы точно уверены, что не хотите позаимствовать эти коньки? – спросила Трикси. Гарри вынужден был наклониться вперед на стременах, чтобы слышать каждое ее слово. – Они мне немного велики, и я в них неуклюжа, но я уверена, что его светлость не будет возражать.

Теперь белую зимнюю сцену Гарри начал видеть сквозь красную пелену ярости. Не было бы никакого проку, если бы он вернулся в дом в поисках своих коньков. Его коньки были уже здесь, на этой невыносимой женщине Сторбридж, которая привязала их к своим ботинкам!

Она перестала его бояться? Разве ей мало того, что он согласился сопровождать дочерей Майлса Сомервилля в Лондоне? Разве недостаточно того, что он кормил дополнительно четырех женщин, одевал трех из них, дал всем крышу над головой и готовился хорошо пристроить двух из них? Он должен был пожертвовать еще и своими коньками? Ну уж нет! На это он не пойдет!

– Мисс Сторбридж! – громко крикнул Гарри. Он демонстративно слез с лошади, привязал узды к ветви дерева и подошел к краю водоема. – Подойдите сюда на минутку, пожалуйста.

Улыбка, освещавшая ее лицо, та улыбка, заставлявшая не обращать внимание на ее плохую одежду и методы, благодаря которым она ворвалась в его жизнь, исчезла, когда она подкатилась к нему. – Что вы хотите, Гарри?

– На вас мои коньки, – сказал он, ненавидя себя за ребяческий тон. Еще мгновение – и он заскулил бы, как хныкающий младенец. – Я… Вы не возражаете, если я возьму их на пару минут, чтобы тоже прокатиться по льду?

Трикси закусила верхнюю губу.

– Я не знаю, Гарри, – ответила она мгновение спустя, глядя на него оценивающе. – Я только что собиралась сказать мальчикам, что там, дальше на водоеме, лед начал уже таять на солнце. Именно поэтому я решила, что этот круг будет последним. Вы с вашим весом, я не думаю…

Гнев сделал Гарри вспыльчивым и, соответственно, безрассудным. Он не собирался выслушивать советы какой-то женщины. Герцог не считал себя таким уж огромным слоном и был уверен, что не провалится, тем более что он видел перед собой хороший, твердый лед. Она не хотела отдавать коньки, он был в этом уверен. В глубине души она знала, что он был превосходным фигуристом, и не хотела бледно выглядеть на его фоне перед подопечными и мальчиками. Так рассуждал герцог.

– Я буду осторожен, – было все, что он сказал с напряженной, мимолетной улыбкой, помогая ей пройти по снегу к берегу пруда и усадив на упавшее дерево.

Было удивительно чувствовать, как навык, когда-то приобретенный, легко возвращается даже через три года. Через пять минут Гарри избавился от плаща и заскользил по льду, подшучивая над братом, когда Вилли попытался повторить фирменный прыжок его сиятельства. Гарри распорядился, чтобы девочки остались на берегу, а мальчики поставили два стула вплотную в центре водоема.

– Пять фунтов, что он упадет… гм… – колебался Энди, глядя на Евгению, которая встревоженно хмурилась. – То есть пять фунтов за то, что он не сможет сделать этого! – закончил он, бросая вызов и побуждая Вилли сделать ставку.

– О, да? Десять фунтов за то, что он пролетит над двумя стульями! – немедленно ответил Вилли. Елена схватила его за руку и с обожанием посмотрела на него, хлопая своими неправдоподобно длинными ресницами. – Пятнадцать фунтов! Двадцать и моя лошадь на неделю! – повышал ставку Уильям под одобрительное хихиканье Елены.

– Гарри, – крикнула Трикси с берега, – пожалуйста, подумайте хорошенько. Катание на коньках – это одно дело, но прыгать на тонком льду? Я действительно думаю, что не стоит этого делать.

Глинд повернулся, чтобы поклониться в ее сторону, широкая улыбка будто застыла на его лице.

– Спасибо, мадам, за такие добрые слова поддержки. Не волнуйтесь, я катаюсь на этом пруду с тех пор, как смог надеть первые коньки. И я обещаю вам, я не разочарую вас, по крайней мере не сейчас.

Под визги близнецов, под ободряющие возгласы мальчиков и под взволнованные хмурые взгляды Трикси Гарри начал разгоняться, стараясь держаться ближе к берегу. Один круг, второй по краю пруда. Его легкие расширялись с каждым новым глотком холодного воздуха, мускулы на длинных, сильных ногах напряглись, отвыкшие от таких нагрузок за долгие три года.

Он потерял шляпу, проносясь мимо группы зрителей на третьем круге, и даже не заметил этого. Ремень его пальто развевался позади, как перья на хвосте, а концы шарфа развевались, как флаги. Сердце билось, пульс стучал в висках, глазами он искал свою излюбленную точку для прыжка – место возле узкого края водоема, где не было никаких деревьев и ветер бил прямо в спину. Он сделал последний поворот перед прыжком.

Перед ним ничего не было кроме двух стульев, их высокие спинки возвышались на добрых четыре фута надо льдом. Он должен был прыгнуть, по крайней мере, на шесть футов, подсчитал он торопливо, но без волнения. Зачем, ведь он уже прыгал через три стула, а однажды и через четыре стула.