Анна Бартон - Дерзкая и желанная

Кончики ее пальцев нырнули за пояс бриджей и легонько коснулись головки члена. Джеймс застонал. То, что она говорит, конечно имеет смысл. Или ему просто хочется так думать… потому что ее ловкие пальчики уже расстегивают брюки?

– Ты не должна… – начал было он, но они оба знали, что его предостережение далеко не искренне.

– Попробуй меня остановить.

Она уселась на него верхом и принялась покрывать поцелуями грудь, живот, опускаясь все ниже и ниже, пока он не осознал ее намерений… Безо всякой преамбулы и колебаний она обхватила ладонью основание твердой как камень плоти и лизнула кончик, будто пробуя на вкус, а потом взяла в рот.

Джеймс перестал что-либо соображать; в глазах взорвался белый свет, рассыпавшись миллионами искр. Он застонал и выкрикнул ее имя, но Оливия была неумолима: ласкала и посасывала до тех пор, пока ему не стало казаться, что он вот-вот умрет от этой изысканной пытки. Джеймс оттягивал свое освобождение столько, сколько мог, но когда начался прилив безошибочного, непредотвратимого наслаждения, поднял Оливию, и они прильнули друг к другу, как будто их только что вынесло на берег – счастливых и обессиленных.

Оливия уютно устроилась у него на плече и сонно вздохнула. Когда он сказал, что должен покинуть ее на минутку, она схватила его за руку, не желая расставаться даже на короткое время, однако с благодарностью приняла влажное полотенце, которое он принес, чтобы вытереть их обоих, и покрывало, чтобы укрыть ее.

– Нам не следует задерживаться в постели, – предупредил Джеймс.

– Знаю, но я ощущаю такое блаженство рядом с тобой. Давай понежимся еще немножко, пока не вмешалась реальность.

Он положил подбородок ей на макушку и вдохнул цитрусовый, женский запах.

– Ну, думаю, несколько минут погоды не сделают.

Свет за окном угасал, Оливия так сладко посапывала, что мало-помалу убаюкала и его. Ноги и руки приятно отяжелели, и Джеймс погрузился в сон, пребывая в блаженном неведении относительно последствий этого короткого, пусть и не вполне невинного сна.

Очнулась Оливия от какой-то возни в коридоре, но, не желая выплывать из объятий сна, лишь потеснее прильнула к Джеймсу. Он во сне положил на нее руку, и она нашла тепло его тела приятно успокаивающим. Его четко очерченные губы были слегка приоткрыты, густые темные ресницы чуть подрагивали от ровного дыхания.

Между тем шум в коридоре становился все громче, пока не приблизился к самой двери. Волосы на затылке у Оливии зашевелились, и она настойчиво прошептала:

– Джеймс…

Глаза его, дрогнув, открылись, и он наградил ее ленивой, совершенно неотразимой улыбкой.

– Да, красавица?

– Ты это слышишь?

«Бум».

Он тут же резво соскочил с кровати, прикрыл Оливию покрывалом до подбородка и схватил брюки. Тем временем раздался стук в дверь, кто-то чертыхнулся и что-то пробормотал.

Не похоже на Хилди…

– Проклятье! – Джеймс бросил на нее извиняющийся взгляд. – Они выломают дверь, если я не открою.

Сердце ее упало. Слава богу, они не в Лондоне. Оливия села, подоткнула покрывало под мышки и храбро кивнула.

– Оставайся на месте.

Полуодетый Джеймс был уже почти у двери, когда раздался треск, и спустя секунду она распахнулась, с грохотом ударившись о стену.

Пытаясь закрыть ее от незваного гостя, по крайней мере на время, он загородил собой дверной проем, но Оливия успела увидеть широкие плечи и темную голову, так хорошо ей знакомые.

– Хантфорд? – потрясенно воскликнул Джеймс.

Оуэн. О нет. Оливия похолодела от страха. Брат каким-то образом все узнал, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

– Ах ты, подлец! – С размаху Оуэн врезал Джеймсу в челюсть, так что тот пошатнулся, а взгляд Оливии метнулся к брату.

– Оуэн, сейчас же прекрати, пожалуйста! Я все объясню.

Лицо брата исказилось от ярости, и, стиснув кулаки, он обвел комнату взглядом: увидел обеденный стол, сервированный на двоих, брошенную рубашку Джеймса и ее платье, валяющееся на полу.

– Нет нужды! – бросил презрительно Хантфорд. – Я в состоянии сложить два и два. Эверилл, ты покойник!

Джеймс выпрямился и бесстрашно встал прямо перед Оуэном.

– Ты вправе злиться, но послушай…

– Я не злюсь, – оборвал его Оуэн. – Я в бешенстве.

– Давай поговорим где-нибудь в другом месте, чтобы не расстраивать Оливию.

– Не произноси ее имя! – Оуэн впечатал кулак Джеймсу в живот, отчего тот отлетел к стене.

– Нет! – вскрикнула Оливия и, обернувшись покрывалом, спрыгнула с кровати. Ослепляющая боль пронзила ногу, но она не обратила на нее внимания, вознамерившись во что бы то ни стало покончить с этим безумием.

Джеймс запоздало предостерег:

– Твоя нога… Оставайся на месте. Со мной все будет в порядке.

– Ну уж нет, не будет! – прорычал Оуэн и снова двинул ему, на сей раз по ребрам.

Оливия схватила брата за руку, но он вырвался и продолжил махать кулаками, пока Джеймс со стоном не свалился на пол, хватая ртом воздух. Она понимала, почему Джеймс не вступает в драку, но не могла понять, почему даже не пытается защищаться.

Наконец Оуэн, будто сбросив наваждение, отступил назад и заморгал, глядя, как у Джеймса идет носом кровь. Увиденное так его потрясло, что он опустился на стул, как будто это его ударили по голове, и пробормотал:

– Господи Иисусе…

Оливия упала на колени рядом с Джеймсом и взяла его лицо в ладони.

– Прости, это я виновата.

– Нет. – Он сел, опершись об пол, чтобы не упасть.

– Я это заслужил… и не только это. Если сможешь, накинь на себя что-нибудь и пойди в мою комнату, а я пока поговорю с твоим братом.

– Я не оставлю вас одних.

Оливии страшно было подумать, что Оуэн может сделать без свидетелей.

Тем временем Хантфорд закрыл дверь – точнее, прислонил к косяку – и, подтащив стул к ним поближе, не глядя на сестру, проговорил лишенным эмоций голосом:

– Оденься, а с этим я должен разобраться.

– Джеймс не знал, что я поеду следом за ним в Озерный край, – начала Оливия.

– Но когда обнаружил это, не увидел никакого вреда в том, чтобы затащить тебя в постель, – скептически заметил Оуэн.

Оливия поморщилась от холодного и резкого тона брата, но ей было понятно, что он пытается скрыть свое разочарование и боль. Она солгала ему и пренебрегла всеми правилами приличий.

– Я готова принять любое наказание, но, пожалуйста, выслушай все до конца, прежде чем осуждать Джеймса. Он здесь только потому, что мне понадобилась помощь.

Оуэн фыркнул.

С тяжелым сердцем она подобрала с пола платье и кое-как проковыляла в дальний конец комнаты. Оуэн сидел к ней спиной, но она внимательно прислушивалась, ловя каждое слово.

– Я доверял тебе, – сказал он Джеймсу.

– Знаю. Прости.

– Ей известно о письме?

О письме? Оливия замерла, напрягая слух.

– Нет, но…

– Ты сам его читал?

– Нет, разумеется.

– Полагаю, ты понимаешь, чем все закончится.

– Конечно. Я женюсь на ней.

Ком размером с яйцо застрял у Оливии в горле.

– Потому что вас застукали, – презрительно бросил Оуэн. – Я желал своей сестре лучшего.

– Она этого заслуживает, – отозвался Джеймс надтреснутым голосом.

Обида и сожаление вспыхнули у нее в душе. Они сидят там и обсуждают ее участь так, как будто все уже решено. И в глубине души она знала, что так и есть: судьба вкупе со случаем вмешалась, чтобы исполнить ее заветную мечту.

Да только вот незадача: она никогда, никогда не желала, чтобы это произошло вот так.

Оливия торопливо затянула шнуровку платья и похромала к мужчинам.

– О каком письме речь?

– Что с твоей ногой?

– Что за письмо? – повторила она и повернулась к Джеймсу: – Это то самое, что все время выпадало у тебя из сюртука?

– Я пытался тебе рассказать… – начал Джеймс, но Оуэн его оборвал:

– Ерунда. Неважно. У нас есть заботы поважнее.

– Это письмо твоего отца, – не обращая на него внимания, продолжил тот. – И адресовано тебе.

– Проклятье, Джеймс!

У Оливии как будто воздух разом вышибло из легких.

– Папа? Но… как?

Она никогда не была склонна к обморокам, но сейчас в ушах зазвенело, ноги подкосились, и будто сквозь вату Джеймс выкрикнул ее имя.

Оливия видела, как он пытается встать. Почему брат не хочет, чтобы она прочла письмо? И почему Джеймс прятал его?

Немного придя в себя, она прохромала к изножью кровати, где лежал скомканный сюртук Джеймса, и сунула руку в карман. Вот оно, письмо от папы.

Смерть сама по себе страшна, а уж внезапная тем более. Сколько раз с тех пор она думала о том, как бы ей хотелось иметь возможность еще раз с ним поговорить, услышать его теплый хрипловатый голос, увидеть отцовскую любовь в глазах. Никто никогда не был ему ближе, чем она. И никто не ощущал эту потерю острее.

Но он оставил для нее письмо, а эти двое – Оуэн и Джеймс – скрывали его.

Не замечая боли в лодыжке, она развернулась к двери.

– Стой! – скомандовал Оуэн.

Но она так дернула дверь, что та влетела в комнату, чуть не ударив брата по голове, ринулась по коридору к комнате Джеймса и быстро заперлась на ключ. Она прочтет письмо, и никто: ни Джеймс, ни Оуэн, ни сам дьявол – ее не остановит.

Рухнув на кровать Джеймса, она старалась не думать о том, что у него был от нее секрет, и не задерживаться мыслями на трудном положении, в которое они попали, и на том, как унизительно закончился этот сказочный вечер. И особенно старалась не думать о несчастном выражении лица Джеймса, когда он сказал: «Я женюсь на ней».

Конечно, она мечтала выйти за него, но не так. Ей хотелось быть его любовью, а не обязательством.

Глаза ее щипало, нос жгло, ногу дергало. Стук сотряс дверь.

– Оливия, впусти меня, – донесся из коридора приглушенный голос Оуэна. Потом, уже осторожнее, он добавил: – Пожалуйста. Тебе не следует читать письмо в одиночестве.