Я не удивился, когда увидел, что по лицу Дэвида текут слезы. Он закрыл глаза и, прежде чем начать говорить, просидел так несколько минут.

— Ладно, черт. — Он слегка приподнял свою рабочую руку, чтобы утереть слезы рукавом, а я понял, что, если бы его руки работали в полной мере, он зажал бы пальцами свою переносицу. Вместо этого он снова прикрыл глаза, пока его губы не перестали дрожать, и с тяжелым вздохом опустил свою руку. — Что такое аутизм? Она больше похожа на меня, чем на Эммета. Люди смотрят на нас, как на ебаных домашних питомцев. Со мной тоже происходит какое-то странное дерьмо. Все стало слишком на меня давить. Я не могу делать то, что мне хочется, или хотя бы объяснить, что я хочу. И вроде бы я говорю на английском, но, клянусь, как только люди видят мое кресло, они перестают меня понимать.

Я вспомнил, что, когда я сам в первый раз смотрел это видео, у меня тоже возникло чувство, что Карли больше похожа на меня, чем на Эммета. Но теперь, когда я узнал Эммета лучше, знал, что он прочитал книгу, написанную отцом Карли, смотрел другие ее видео, я понимал, насколько они с ней похожи. Тем не менее, было интересно то, что каждый из нас троих воспринимал ее жизненный опыт, как свой собственный.

После того, как я показал ему это видео, мы скачали аудиокнигу «Голос Карли». Несколько следующих дней, после прослушивания пары очередных глав, Дэвид задавал мне вопросы. Я также показал ему другие книги об аутизме и несколько сайтов по этой теме. Это сподвигло его задать еще большее количество вопросов, особенно его интересовала эмоциональная часть аутистов.

— В этих книгах говорится о том, что аутисту сложно выражать свои эмоции, но Эммету не составляет труда показывать, как он меня ненавидит.

Я не знал, почему Дэвида так расстраивает то, что он не нравится Эммету. Мне Дэвид как раз таки нравился. Он был властным и решительным, но более всего я был впечатлен тем, как он старался не позволять своей недееспособности ограничивать его жизнь.

Мы гуляли с ним все дольше, углубляясь все глубже в Эймс, в ту его часть, куда автобусы не ходят. Мы дошли до западной части Эймса, где располагался клуб с боулингом. В первый раз Дэвид захотел туда зайти, но я был уверен, что эта идея обернется катастрофой, и он уговорил меня просто помочь ему катить шар для боулинга по переулку. Шар всегда падал в сточную канаву, но Дэвид катил его снова и снова, видимо, чувствуя гордость за то, что может катить его, если не рукой, то хоть привязанной к его запястью палкой.

Иногда мы проходили по кампусу или мимо него, но не часто. Дэвида расстраивало то, как на него смотрели люди. То, что испытывал Дэвид, очень походило на то, что испытывали мы с Эмметом, но я промолчал и не стал делиться с ним своими наблюдениями. Весь сентябрь я следил за тем, как они ходят вокруг да около, но не сближаются друг с другом. Вернее, за этим следили все. Дэвид пытался понравиться Эммету, но слишком старался, все работало совсем в другую сторону, и Эммет ненавидел его еще больше.

— Однажды ярость, которую он испытывает к Дэвиду, исчезнет сама, — сказала Тэмми.

И в первую неделю октября это, наконец, произошло.

Глава 21

Эммет

Из всех времен года осень я люблю больше всего. Мне нравится ее прохладный воздух, теплая, но не влажная погода и шум гонимых ветром листьев, которые кружатся под моими ногами, когда я иду по тротуару от остановки до дома. На улице, на которой живут мои родители, тоже много деревьев и опадающих с них листьев, но деревья у «Рузвельта» более старые и крупные, поэтому они мне нравятся больше. В основном это дубы. Они рано сбросили свою листву и уже стояли голыми. На детской площадке рядом с нашим домом росло дерево, листья на котором еще не поменяли цвет и не опали. Я наблюдал за ним каждый день, гадая, смогу ли уловить это прекрасное превращение.

Обычно я проверял это дерево, а потом шел домой, чтобы снять свой рюкзак. Я всегда заходил в квартиру первым, даже если видел Джереми на улице. Если он тоже видел меня, то я подавал ему знак рукой, чтобы он следовал за мной.

Пятого октября все шло как всегда, за исключением того, что я столкнулся с Дэвидом, прежде чем зашёл в квартиру. Он ехал по коридору первого этажа в сторону прачечной. Дэвид слегка кивнул мне, поскольку ему было тяжело использовать для приветствия свои руки.

— Эм, привет. Пойдем на улицу. Мы вырезаем тыквы, и Джереми уже там.

Я старался не злиться во время разговоров с Дэвидом, но мои зубы сами собой скрежетали от злости. Особенно от того, что он все время коверкал мое имя.

— Сейчас мне нужно домой. — Я направился к лестнице, но он снова заговорил со мной.

— Эй, ну серьезно! Ты должен пойти. Они сказали, что прикрепят нож к моему запястью с помощью ремня. И, скорее всего, я отрежу себе руку по плечо. Будет очень увлекательно.

Я не знаю, почему Дэвид думал, что я хочу увидеть, как он поранится. Я стал волноваться и не хотел продолжать этот разговор. Он всегда давил на меня, когда я от чего-нибудь отказывался. Обычно кто-нибудь помогал мне уйти, но сегодня рядом никого не было. Наверное, все гуляли снаружи.

Я прикрыл уши руками. Это означало, что сейчас я не могу говорить, но Дэвид был туп и этого не понимал. Поэтому я должен был показать это более явно. Я попытался обойти его кресло и пройти к лестнице, но Дэвид последовал за мной. Его лицо выражало злость, и его голос был настолько громким, что даже прижатые к ушам руки меня не спасли.

— Эй! Слушай, я пытаюсь быть милым. Приглашаю тебя прийти и потусоваться с нами. Я пытаюсь быть дружелюбным.

Он не был дружелюбным! Он был мудаком!

Я закрыл глаза и плотнее прижал руки к ушам.

— Уходи! Ты придурок, и ты мне не нравишься. Я не хочу с тобой тусоваться.

Мне хотелось вырезать тыквы для Хэллоуина, но я не могу стоять там рядом с Дэвидом. Даже ради Джереми.

— Господи, это я веду себя как придурок? В чем, блядь, твоя проблема?

Я плотнее зажмурил глаза и стал напевать. Он, наверное, думал, что я дебил, но меня это не волновало.

Из-за того, что его голос был слишком громким, я не мог не расслышать то, что он мне сказал.

— Окей. Тогда я буду заигрывать с твоим парнем. Посмотрим, как тебе понравится это, дебил…

Он перестал говорить только потому, что я убрал руки от ушей, открыл глаза и ударил его кулаком в лицо. Моя рука заныла, но мне было все равно. Я сжал кулак и прицелился в его лицо, готовый ударить во второй раз, и закричал. Я не поступал так очень давно, наверное, лет с четырнадцати, и уже забыл, как здорово чувствовать, как твоя агрессия выходит из тебя, сжигая твой рот и горло. Дэвид выругался и попытался взмахнуть руками, но не смог меня ударить. Во-первых, я двигался слишком быстро, во-вторых, его руки все равно его не слушались.

— Козел! — Он пытался нашарить свой пульт управления, чтобы уехать. — Отвали от меня, на хрен!

Я погнался за ним, еще более рассерженный, чем до этого.

— Почему ты не оставляешь меня в покое? Я сказал тебе, что хочу уйти к себе, что ты мне не нравишься, но ты не успокаиваешься. Ты никогда не перестанешь меня доставать!

Потом он нажал кнопку вызова помощи на своем кресле, и я практически попал в беду, но мой гнев уже испарился.

— Я хороший парень для Джереми. Он сказал, что любит меня, а не тебя, мудак, но ты все равно пытаешься его отбить. Меня не волнует, что ты прикован к инвалидному креслу и не можешь двигаться. Мне тебя не жаль. Я ненавижу тебя! Ты прям как те сопляки в школе, которые издевались надо мной и обзывали дауном. Ты, наверное, тоже так называешь меня и смеешься за моей спиной. Думаешь, что можешь забрать у меня Джереми? Хм-м-м-м… — Я так разозлился, что позволил своему гневу перейти в напевание. — Ты его не заберешь. Я пытаюсь быть для него хорошим парнем. Ты не сможешь забрать у меня Джереми. Я никогда этого не позволю!

Дэвид собирался что-то мне сказать. Он открыл рот и поднял свою неуклюжую руку, призывая меня остановиться, но я этого не сделал. Он отошел от лестницы, и я поднялся на свой этаж так быстро, как только смог. Я запер дверь в квартиру, зашел в свою комнату и закрыл и эту дверь. Схватив надувную кувалду, я стал молотить ею по кровати снова, и снова, и снова, но этого было недостаточно. Все, что я видел в своей голове — это образ Джереми, держащего Дэвида за руку. Джереми признался мне в любви, но теперь я знал, что Дэвид хочет у меня его забрать.

Дэвид солгал. Он был геем и хотел отбить у меня Джереми. Джереми же нравилось разговаривать с Дэвидом, нравилось, как тот выглядит. Уже не имело значения, что я почти был готов к анальному сексу, и то, что Дэвид сидел в кресле. Дэвид сделал это все неважным.

Дэвид с Джереми не были аутистами, и если Дэвид хотел найти способ заставить Джереми передумать, то я не смогу с этим бороться. Поскольку я аутист, а их отношения, в отличие от нас с Джереми, были бы нормальными. Я никогда не смогу ему это дать.

Я обрушил свою кувалду на мои книжные полки и снова закричал. Потом пришла очередь моей постели — я стал разрывать и раскидывать лоскуты от простыни по всей комнате. Мою подушку постигла та же участь. Я молотил ею по двери, пока она не разорвалась, и перья разлетелись по всей комнате.

Гнев и печаль были моим океаном, держать который я был больше не в силах.

Никто не сможет меня полюбить. Не тогда, когда у них есть выбор полюбить кого-то другого.

Вот вам еще один пример, когда высказывание людей о том, что аутисты не способны испытывать эмоции, ошибочно. Я чувствовал огромные всплески эмоций, когда речь заходила о Дэвиде, но обычно не позволял эмоциям взять надо мною верх. Хоть я и кричал на него, ударил, я все равно затолкал большинство эмоций поглубже в себя и выпустил их, только когда поднялся к себе. Нехорошо, когда люди говорят, что я безэмоционален, я просто лучше контролирую свои эмоции.