Меня не устраивал ни один из предложенных ею вариантов. Мне хотелось крушить вещи. Хотелось кричать.

Дверь позади меня открылась.

— Эммет… Эммет… пожалуйста! — Передо мной появился Джереми. Его лицо выражало смесь боли и отчаяния. — Для меня это хорошая возможность. Ты же видел, как тяжело мне задержаться на новом месте. Пожалуйста, мне нужна эта работа.

Салли положила руку на плечо Джереми и тихо что-то ему зашептала. Я не слышал, что она говорит, акцентируя внимание на том, что она знает, как следует к нему прикасаться, чтобы успокоить его, в отличие от меня, который минут пять размышляет, как это сделать, а потом уговаривает себя решиться на это прикосновение.

По крайней мере, Дэвид не сможет прикасаться к Джереми.

Я старался успокоиться. Гудок сказал мне о приближении поезда, и я подошел к краю крыльца, чтобы посмотреть на проезжающие мимо вагоны. Три двигателя, тридцать пассажирских вагонов цвета карамельного сиропа и двадцать товарных вагонов. Никто не прерывал меня, пока я считал вагоны, и, когда поезд прошел, мне стало лучше.

Но лишь слегка.

Я повернулся к Салли и посмотрел на стоящего рядом с ней Джереми, заметив его красные глаза и учащенное дыхание. Я провоцировал начинающийся у него приступ паники, и, несмотря на то, что я жалел об этом, злиться перестать я не мог.

Я должен уйти. Уйти прямо сейчас.

— Чего ты хочешь, Эммет? — спросила Салли.

Мне хотелось, чтобы Дэвид исчез, но этого не произойдет, поэтому уйти придется мне. Я хотел пойти в дом к своим родителям. Он находился всего в полутора кварталах отсюда, и из окна гостиной в «Рузвельте» я мог видеть окна своей старой спальни. Сначала Салли хотела проводить меня, потом позвонить моей маме, но я разозлился.

— Я уже взрослый! Я могу навестить свою мать самостоятельно!

Салли заставила меня позвонить ей, когда я приду к маме, и попросила позвать маму к телефону, чтобы та могла поговорить с ней. Это разозлило меня еще сильнее. Я передал маме мой телефон и поднялся в свою комнату. Пространство не было пустым, но я чувствовал, что моя комната больше мне не нравится. У меня не осталось надувного молотка, которым я бил по кровати.

Все вокруг казалось неправильным. Я чувствовал себя неправильно.

Я не мог перестать думать о том, что Джереми будет работать на Дэвида. Боль крутила все мои внутренности, когда я представлял, как Дэвид будет улыбаться и смеяться вместе с Джереми, как он сможет правильно шутить и флиртовать без подсказок и специальных записок. Чем больше я думал об этом, тем больнее мне было, и тем большую панику я чувствовал. Мои чувства становились сильнее и громче; злые, резкие цвета звенели в моей голове. Мой мозг стал подсовывать мне различные плохие картинки: Дэвид, гуляющий по кампусу с Джереми, они смеются и подначивают друг друга, Дэвид обнимает Джереми и прикасается к нему так, как ему нравится. Дэвид встает со своего кресла и дразнит Джереми своим телом.

Забирает его у меня.

Мир вокруг темный и страшный, и даже в моей старой комнате я не чувствую себя в безопасности. Я забрался в шкаф, мой почти пустой шкаф (ведь часть вещей уже была перевезена в «Рузвельт»), и, закрыв за собой дверь, я сел в углу и заплакал. Я чувствовал себя ужасно напуганным и растерянным, как лет в десять, когда в школе все смеялись надо мной. Я был абсолютно уверен в том, что, когда я вернусь в «Рузвельт», Дэвид уже отберет у меня Джереми, и они станут парой.

Мне не хотелось убивать себя, но темное пространство вокруг меня смыкалось, и, если бы я остался там, я бы умер. Но этого не случилось. Я действительно Супер-Эммет, как Супермен из комиксов, и у меня тоже было свое мощное секретное оружие.

Моя мама.

Я услышал, как она стучит в дверь моей комнаты, и этот стук означал, что она уважает мое личное пространство, но зайдет без разрешения, если я не отвечу ей в ближайшее время. Я ничего не ответил. Просто не мог. Войдя в комнату, она позвала меня по имени, а затем замолчала и подошла к двери шкафа. Сквозь щель в двери я видел ее тень. Несколько минут мы сидели молча, а потом она тихо запела.

— Спи, дитя мое, спи в спокойствии, Всю ночь;

Ангелов-хранителей Бог пошлет тебе, на Всю ночь29.

Я закрыл глаза и прислонил голову к стене. Несколько слезинок все-таки упало, но это была та самая песня, которую мама пела мне в детстве. Она рассказывала, что иногда, когда я был еще ребенком, то не мог успокоиться, пока она не начинала петь. Меня успокаивала и запись этой песни, но голос мамы воздействовал на меня определенно лучше. Сейчас это успокоило меня как никогда, а пока она пела, мой гнев и плохие эмоции ушли. Когда она дошла до последнего куплета, я стал петь вместе с ней. Мой голос не так уж и хорош, но маму это никогда не волновало.

Закончив петь, мы замолчали, но теперь эта тишина была легкой и спокойной. Мне все еще было грустно, когда мыслями я возвращался к Джереми и Дэвиду, но я больше не чувствовал себя одиноким. Я вспомнил, что, что бы ни случилось, со мной всегда будет мама. Даже если у меня ничего не получится с моей независимостью. Я по-прежнему хотел жить в «Рузвельте» и устроиться на работу, но песня напомнила мне, что все еще может быть хорошо.

— Сладкий, я могу открыть дверцы? Мне очень нужно тебя обнять.

Я не хотел обниматься с ней, но, вероятно, она использовала много суперсилы, чтобы подняться сюда и спеть со мной. Поэтому я открыл дверь и впустил ее. Мама крепко обняла меня и стала раскачиваться из стороны в сторону, но не расспрашивала о том, что случилось.

Когда она в полной мере насладилась объятиям, мы спустились вниз. Мама приготовила мне банановый хлеб с орехами и купила виноградный напиток «Зевия» в «Уистфилде».

Мы сели вместе и перекусили всем этим.

— Я получила сообщение от Салли, — сказала она, когда мы стали убирать посуду и встали у раковин. Я мыл тарелки, а мама вытирала их и убирала в шкафчик. — Джереми все еще расстроен. Хочешь, я помогу тебе поговорить с ним? Или ты думаешь, что вам лучше побыть пока порознь?

— Я не могу остаться здесь. Джереми расхочет быть моим парнем.

— Почему это он должен расхотеть? Может, ты все-таки объяснишь мне, что происходит?

Я коснулся пальцем мыльного пузыря на грязной тарелке и почувствовал, как он лопается.

— Ему предложили новую работу — помогать Дэвиду.

— И почему ты этому не рад?

Я по-прежнему не мог говорить об этом, но после пения, бананового хлеба и «Зевии» я был уверен, что смогу показать свои переживания на языке жестов.

«Я боюсь, что Джереми станет парнем Дэвида».

Многие люди в ответ на это воскликнули бы «О, дорогой!», например, Салли, но не моя мама.

Она подняла брови и показала:

«Милый, он даже не идет ни в какое сравнение с таким супергероем, как ты. Он никогда не отобьет у тебя Джереми».

«Да, но Джереми будет работать на него и проводить с ним много времени. И он обольститель. Дэвид — очень красивый».

Даже показывая эти слова, я почувствовал жжение в груди.

Мама издала гневное восклицание и перестала показывать.

— Юноша, ты сам можешь все уладить. Если думаешь, что Дэвид опасен, старайся быть лучше, и не будет никакого соперничества. Но я кое-что тебе скажу. Огорчать Джереми и убегать вместо того, чтобы поговорить с ним, не лучший способ справиться.

Она была права. Было умно — пойти и успокоиться, но мне нужно вернуться туда и бороться, показывая Джереми, что я классный парень, а не ревнивый идиот.

Мама взяла кухонное полотенце и скрутила его.

— Нужно чаще заниматься сексом. Это отвлечет его от Дэвида.

Мама поцеловала мои волосы и ударила меня по заднице полотенцем.

Глава 20

Джереми

Пока Эммет был у своих родителей, я пребывал в странном настроении. Я был очень расстроен и нуждался в «Лоразепаме». Вопреки ожиданиям, у меня не началась истерика. На меня напало полное оцепенение. Думаю, если бы я находился в квартире один, то свихнулся бы, но они сидели со мной в гостиной. Тэмми сидела со мной на диване, а Стюарт приклеивал к листку бумаги смайлик из макарон, который хотел подарить мне.

— Счастливый, — сказал он мне, показав свой арт-проект, и включил Фаррелла Уильямса на переносном стереопроигрывателе.

В данной ситуации слово «счастливый» точно не про меня, но я оценил этот жест.

Дэвид тоже находился в нашей гостиной. Когда он спросил, почему я расстроен, я не смог ответить, и Тэмми сказала ему, что мы с Эмметом поссорились. Забавно, что я не плакал ровно до того момента, пока она не озвучила это вслух. Слава богу, это был не громкий рев, но я не мог прекратить плакать, сколько ты ни утирал льющиеся по моим щекам слезы. Я не чувствовал в себе беспокойства, и даже грустил как-то отстраненно. Подумал, что это из-за лекарств, но в какое-то мгновение тоненький голосок в моей голове подсказал, что я не слишком волнуюсь, потому что в глубине души знаю — Эммет не бросил меня из-за такого пустяка. Надежда быстро утонула в негативных мыслях, но силы моего духа хватило на то, чтобы признать присутствие надежды, когда произошло нечто подобное — и для меня это огромный прорыв.

Дэвид несколько раз попытался обогнуть стол и, когда это ему удалось, подъехал ближе.

— Эй! — Он неуклюже прикоснулся к моему плечу своим. — Что случилось?

Я хотел поговорить с ним. Мне нужно было с ним поговорить. Я был уверен, что мне придется выбирать между ним и Эмметом, и нужно было выбрать Эммета. Несмотря на то, что я сформулировал это предложение в своей голове, произнести его я не мог. Я будто бы снова оказался в больнице, но теперь Эммета рядом не было. Вместо того, чтобы произнести эти слова, я быстро выдохнул.

— Все будет хорошо. Мариетта написала мне, что они скоро придут.

Но лучше мне от этих слов не стало. Наоборот. Я испугался, закрыл глаза и откинулся на спинку дивана.