Смех Тэмми был сладким, как мед.

— Взгляните, как слаженно вы работаете вместе. Какая вы прекрасная пара.

Мы и правда были прекрасной парой. Вместе мы работали над правилами: Эммет заставил меня выбрать шрифт, и хоть я сказал, что это не имеет значения, он утверждал обратное.

— Ты будешь читать по этим листам все время. Выбери шрифт, который делает тебя счастливым.

На его компьютере была огромная коллекция шрифтов. Некоторые из них он создал сам, хотя в основном все шрифты были стандартные.

Я выбрал шрифт под названием Aire Roman Pro, а Эммет как-то изменил его, чтобы буквы шрифта были красивым курсивом. Он напечатал листы и разместил их во всех нужных местах, и он был прав, мне было приятно читать их. Я улыбался, когда видел подчеркнутые слова на кружках или двигал диван до линии, которую провел Эммет. Мне не нужно было ничего запоминать, и я не расстраивал Эммета.

У Эммета хорошее чувство юмора, хотя иногда он может увлечься. Он начал раскидывать листы везде, даже там, где они были не к месту. Улыбнувшись, я нашел листочек с красивыми округлыми словами «Тебе хватит» внутри моей коробки с хлопьями. Я сунул эту записку в карман и улыбался всякий раз, когда прикасался к ней. Ещё я оставил листочек, на котором красивыми буквами было написано «Эммет и Джереми — навсегда». Он прикреплял записки к моему полотенцу, оставлял их внутри моих ботинок, клал внутрь моих любимых DVD-дисков. Как правило, они были напоминанием, какой порядок ему хотелось бы поддерживать в квартире, и тем, что радовало меня. Но иногда они были и чем-то еще.

Сексом мы занимались каждый день. Чаще всего утром. Эммет рано просыпался, завтракал, смотрел на проходящий поезд, потом будил меня, отправлял умываться, и мы занимались сексом. Обычно на зеркале в ванной висели уже часто им использующиеся записки с сексуальным содержанием.

«Приходи в мою комнату и заранее сними свои трусы».

«Встреть меня в своей комнате… обнаженным. Я хочу прикоснуться к твоему телу».

Спустя три дня он добавил новый пункт к своему набору фраз.

«Сделай мне минет».

Эммет был не уверен, стоит ли нам заниматься оральным сексом.

— Пенисы слишком потеют, — говорил он.

Я же не мог понять его возражений. Мне нравился запах его члена. Особенно в те моменты, когда он был возбужден. Я хотел узнать, каков он на вкус.

И в один прекрасный день я набрался достаточно храбрости, чтобы сказать ему, что хочу это попробовать. Эммет, раздвинув ноги, сидит на своей кровати, и, опустившись на колени, я беру в рот его член. Дернувшись, Эммет вскрикивает, но не отталкивает меня, а руками зарывается в мои волосы. Я сосу сильнее, и, когда его член выскальзывает из моего рта, по моей коже бегут мурашки, а когда он проталкивается обратно, я чувствую, будто внутри меня развязывается клубок. Я забываю, что стесняюсь и нервничаю, и сосредотачиваюсь на его члене, на ощущении того, как он скользит по моему языку. Когда Эммет дергается и кончает, я удивляюсь. Вкус его спермы немного забавный, но осознание того, что он только что кончил мне в рот, делает меня сумасшедшим, и, сглатывая, я издаю стон.

После этого я вновь застеснялся. Моя голова лежала на его ноге, мой собственный член был безумно твердым, а из моего рта капала его сперма. Еще какое-то время пальцы Эммета покоились в моих волосах, а потом, раздвинув мои ноги, он опрокинул меня на спину и поцеловал мою грудь. Эммет знает, что, когда он играет с моими сосками, со мной творятся безумные вещи. Я хотел возразить и напомнить ему, что после секса ему нужно побыть одному, но смог лишь вскрикнуть, когда он втянул в рот мой правый сосок. Эммет говорит, что ему нравятся мои стоны и вскрикивания, а я просто не могу сдерживаться. Обычно, когда мы занимаемся сексом, он начинает играть с моими сосками, и это сводит меня с ума. По его словам, больше всего он любит, когда я отпускаю себя. Когда я позволю ему делать с моим телом все, что он хочет. И я это делаю. Мне нравится просто отдаваться ощущениям.

В этот день он делал то же, что и обычно, пока я не почувствовал, что могу лишь дышать и наслаждаться. Одной рукой Эммет дразнил мой член, а второй рукой играл с моим соском. Я схватился за кровать, стараясь лежать тихо, потому что знал, он собирается довести меня до еще большего безумия, чем обычно, и не мог ждать. У меня перехватило дыхание, и я почти сел, когда его губы сомкнулись на головке моего члена. Эммет толкнул меня обратно на кровать и поглотил мой член еще глубже.

Я не знаю, так ли невероятны были наши минеты по сравнению с минетами других представителей гей-сообщества, но не думаю, что хоть одному из нас это не нравилось. Это было так приятно, жарко и влажно. Мне все время хотелось протолкнуть член еще глубже в его рот, но Эммет держал меня за бедра, и я не мог этого сделать, но, честно говоря, мне и так было хорошо. Он не проглотил мою сперму, как я, но то, что он вообще это делал, было больше, чем я мог от него ожидать. Когда он почувствовал, что я близок к оргазму, то взял мой член рукой и дал мне кончить.

В итоге я задремал, но тем вечером после ужина, сидя на диване обнявшись, я набрался храбрости и спросил его о том, что между нами произошло.

— Я был удивлен тем, что ты сделал это. Я имею в виду минет.

Моя голова лежала на его плече, так что я не мог видеть его лица, но почувствовал, что он улыбнулся.

— Это было классно. Я хотел, чтобы ты почувствовал то же, что и я. И он не был таким потным, как я думал. Мне нравится вкус твоей кожи после душа, и мне понравилось ощущать твой член в моем рту.

Это правда было здорово, и я не мог перестать думать об этом. Я стал аккуратно поглаживать ногу Эммета — аккуратно, но с правильным давлением.

— Я готов делать это с тобой в любое время. Я имею в виду сосать. Или… еще что-нибудь.

Эммет повернул мое лицо к себе и поцеловал, положив мою руку себе на пах, и я снова взял в рот его член. Мы начали в гостиной, но Эммет стал капризничать по поводу секса вне спальни, и мы переместились в мою комнату. Я снова довел его до оргазма, а он снова стал дразнить мои соски и целовать меня, но мы лишь играли в секс. Ведь никто никуда не проникал, и иногда это разочаровывало меня. Одновременно с этим я чувствовал облегчение от того, что мы движемся потихоньку. Я хотел познать все с Эмметом, но хотел сделать это правильно.

Не думаю, что большинство людей считали, что мы занимаемся сексом, а если и считали, то представляли это милым, или чем-то близким к этому слову. Люди видели нас, идущих по улице к магазину или блуждающих по рядам супермаркета, и вели себя так, будто мы сбежали с острова очарования или были милыми щенками в человеческой шкуре. Как будто на самом деле мы не были парой, а только притворялись.

Неудивительно, что я чувствую отчуждение. Они говорят мне, что я отличаюсь от других. Неважно, насколько я нормален, они всегда готовы сказать мне, что я другой.

Может, я и другой, но на моем зеркале в ванной висит листочек с приглашением на отличный утренний секс. Бьюсь об заклад, что у людей, считающих, что мы с Эмметом выдрессированные собачки, нет ничего подобного.

Глава 17

Эммет

Хорошо, что в «Рузвельт» мы с Джереми переехали одними из первых, и у нас с ним было время, чтобы освоиться. Мне нужно было привыкнуть к новому образу жизни, а как только мы развесили листы с правилами, у нас с Джереми все наладилось. Для меня все стало еще лучше, когда начался новый учебный год, потому что мне нравилось жить по расписанию. Теперь, когда я жил в «Рузвельте», я быстрее добирался до автобусной остановки, что, несомненно, являлось плюсом, да и в нашей с Джереми квартире царил полный порядок. Развешенные листы помогли нам с организацией этого порядка, а субботние встречи с Салли помогали нам узнать, нет ли у нас каких-то проблем, над которыми нам нужно поработать. Еще мы составили график, по каким дням будем ходить по магазинам или стирать. Джереми ходил со мной в «Уистфилд», но все еще не мог пройти этот путь до конца. Иногда он мог сходить в центральную аптеку, но, когда там говорили что-то по громкоговорителю, это его сокрушало.

Джереми говорил, что он счастлив, но ему, несомненно, было тяжелее, чем мне. Иногда он очень расстраивался и грустил, потому что не мог найти работу, которая бы ему подходила. Салли составила список всевозможных рабочих мест, но все три места, на которые он попробовал устроиться, не принесли ничего хорошего. Джереми работал в «Уистфилде», пока покупатель не стал на него давить, подойдя к Джереми с двумя зелеными перцами в руках и требуя рассказать о различиях между грибами. Менеджер по продажам быстро его спас, но у Джереми все равно начался приступ паники. Ему пришлось вернуться домой, и больше выходить на эту работу он не хотел. В библиотеке было чуть лучше, там за ним приглядывал Даррен, но у Джереми все равно оставалась проблема с читателями, задающими ему вопросы в грубой форме.

После того, как все жильцы переехали, доктор Норт предложил Джереми стать помощником в «Рузвельте». Помогать жителям первого этажа со стиркой, а Тэмми и Салли — с приготовлением еды. Я подумал, что это хорошая идея, но Джереми в этот вечер опять грустил. Вместо того, чтобы заниматься сексом, мы лежали, обнявшись на кровати. Он говорит мне, что я лучше любого лекарства от депрессии, которое он принимал. Мне не понравилось, что Джереми грустит, но я был горд, что могу так хорошо его утешить. На самом деле я действительно неплохо справлялся. Я довольно легко адаптировался к самостоятельной жизни, и теперь я жил со своим парнем. Все, что мне сейчас было нужно — это закончить университет, устроиться на работу, и тогда все будет совсем замечательно.

Первого сентября, когда в «Рузвельт» въехали другие жильцы, мне было не до веселья. Мама предупреждала меня, но только тогда я понял, что мне совершенно не нравится жить одновременно с большим количеством народа. В нашей квартире было тихо, но иногда я мог слышать людей, разговаривающих в коридорах, людей, которых я не знаю, и это меня расстраивало. Боб приложил все усилия для того, чтобы жизнь в «Рузвельте» была легкой как для меня, так и для всех остальных. Все люди с аутизмом жили на верхних этажах, за исключением девушки, которая не хотела жить высоко, и ее поселили рядом с квартирой Салли и Тэмми. Первые этажи предназначались для людей, нуждающихся в особенном уходе, они жили в обстановке общежития и питались с «общей кухни». И хоть люди с первых этажей были шумными, придурками их назвать было нельзя. Один из парней по имени Стюарт много слушал музыку Фаррела Уильямса, но он был хорошим и, если его просили, надевал наушники. Люди с первых этажей кричали вместо того, чтобы говорить. Вопли говорили за них. Я знал, что по-другому они не могут, что это было частью их инвалидности, но это мешало моей инвалидности.