У троих постояльцев был аутизм. Я думал, что уже был знаком с аутизмом, но быстро понял, где Эммет был на спектре. У него не было ничего общего с этими парнями. У них был целый набор странностей: один парень никогда никуда не ходил, а постоянно сидел за меленьким столиком у окна, наблюдал за улицей, иногда немного напевал и качался. Вставал он только для того, чтобы сходить в туалет, поесть и поспать. Другой парень был его полной противоположностью. Он говорил и двигался без остановки. У него была своя комната, и в ней всегда был такой бардак, что даже черт ногу сломит, везде валялись кучи одежды, книг и сломанных вещей, но у него были строгие представления о том, какой бардак ему был нужен и даже такая простая вещь, как чашка, оказавшаяся не на своем месте в шкафу, могла привести его в бешенство. Третий парень с аутизмом играл в пасьянс, смотрел на айпаде видео с «Ютуба» и разговаривал с людьми на этом видео. Он не хотел разговаривать напрямую ни с кем, но если включал видео, то иногда мог рассказать людям на нем о том, что хотел овсянку или блины на завтрак, и все в этом духе.

Мои родители явно были против.

— Ты уверен, что хочешь остаться здесь, милый? — Мама постоянно спрашивала меня об этом, едва мы зашли в мою комнату. Могу сказать, что она старалась не кричать и не сердиться, и у нее получалось. — Я понимаю, что ты… болен, но ты не такой. Это место не для тебя. Пойдем домой. Это будет намного лучше.

Мне хотелось ей верить, но вот незадача, Джен тоже была с нами. И пока мама давала обещания о том, что все будет по-другому, Джен стояла позади нее, качая головой и шевеля губами «нет» и «да». Джен приехала из Чикаго, чтобы помочь мне с переездом и убедиться в том, что я это сделаю.

Когда родители уехали, она осталась и убедительно доказала свою точку зрения.

— Я знаю, что это место выглядит странно, Микроб, но позволь сказать тебе, почему тебе лучше пока побыть здесь, а не дома. Ты переночуешь дома один раз, и она начнет подрывать любое принятое тобой решение. Ты знаешь, что за рекламные брошюры валяются у нас по всему кухонному столу? Аренды квартир. Обычных квартир недалеко от кампуса. Она по-прежнему хочет, чтобы ты поступил в институт и стал настоящим мужчиной. — Джен взъерошила мои волосы и поцеловала меня в лоб. — Но ты уже настоящий мужчина. Ты можешь это преодолеть. И если твой врач говорит, что тебе лучше остаться здесь, то это правда.

Я остался, но первая ночь была ужасна. Моим соседом был мальчик аутист, смотрящий «Ютуб», Даррен, и я не спал до утра, слушая его храп и то, как он ворочается во сне.

Трудно было поверить, что это мое жилье. Если бы у меня не было родителей или планов о «Рузвельте», мне пришлось бы жить здесь или в месте, похожем на «Икарус», и эта мысль ужасала меня.

Я сказал об этом доктору Норту на нашем сеансе в больнице следующим утром.

— Мне здесь не место, а даже если и так, то я этого не хочу.

— Скажи, что конкретно тебя расстраивает?

Конкретно? С чего мне начать?

— Все так сломлены. Неужели я тоже так плох? — Я вздохнул. — Я думал, что в «Икарусе» будет комфортно и безопасно. Но это не так. Это вообще не дом. Это странная и холодная тюрьма. Все мы с какими-то отклонениями, и никто не знает, что с этим делать.

Я думал, что мои слова взбесят его, но доктор лишь печально улыбнулся.

— Мне жаль это говорить, но ты поймешь, что в нашей жизни этот слой населения не в приоритете, и ему редко уделяется внимание. Уход за взрослыми людьми с особыми потребностями сложная задача и стоит больших денег. Сотрудникам мало платят и часто перебрасывают на другие места. Жилье редко поддерживается на должном уровне. Продуктами их обеспечивает государство, и часто еда не так хороша, как дома. Такие дома редко походят на жилье вообще, несмотря на максимальные усилия тех, кто заботится о своих подопечных, но в любом случае они лучше, чем государственные учреждения. За последние лет десять многих из этих людей стали помещать в лечебницы сразу после рождения.

Мысль о том, что было бы, если бы в лечебнице оказался Эммет или я, заставила меня задуматься.

— Думаю, я переживаю за то, что не смогу работать, живя в «Рузвельте», и мне придется остаться здесь.

— Может, тебе как раз стоит сосредоточиться на работе и поверить в то, что у тебя все получится?

Это был бы умный поступок, но я редко бываю в состоянии сосредоточиться на чем-то хорошем. Чаще я испытываю негатив, который атакует меня.

Хотя я все же попробовал.

Я не могу прямо так активно дружить, но, когда я сидел в гостиной, смотря дневные ток-шоу по телевизору, а рядом Даррен смотрел в наушниках что-то на «Ютубе», я старался замечать только хорошие вещи. Хоть комната была потрепана, а мебель стара, в ней было довольно чисто. Оказалось, что это заслуга Кэрри, женщины с синдромом Дауна. Уборка была ее работой, и она ее любила. На самом деле она успевала пройтись по комнатам утром, вытирая пыль, а потом еще днем, когда была полы. В гостиной было не позволено находиться с едой или напитками, поэтому нигде не валялось никаких фантиков. Если кто-то доставал настольные игры, то они должны были убрать их, как только закончат играть. Персонал здесь был замечательным. Конечно, со многими жителями они разговаривали, как с маленькими детьми, но, если честно, многие из них таковыми и были. Я заметил, что с Дарреном больше сюсюкаются, чем с Кэрри. Вернее, женщине, работавшей в день моего приезда, казалось, больше всех нравится Даррен. Я смотрел на то, как они общаются, и подумал, что он, возможно, чувствует то же самое. Выражение его лица не менялось, но его рот почти улыбался, когда она находилась рядом. С Эмметом я понял, что смена эмоций на лице у аутистов еле заметна, ее сложно распознать, но выражения их лиц меняются.

Мне хотелось подружиться с Дарреном. Отчасти мне было любопытно, ведь я собирался жить с аутистом, и поэтому небольшая разведка не помешает, не правда ли? А еще в нем было что-то успокаивающее. Он не был похож на Эммета, и одновременно чем-то походил. Когда я сидел рядом с Дарреном на диване, я чувствовал, что мне спокойно и хорошо. Я еще не знал, как мне с ним общаться, да и стоит ли, но хотел, чтобы эти чувства были хорошим началом.

Признаюсь, хоть я и пытался сосредоточиться на позитиве, я все равно не мог дождаться своего переезда в «Рузвельт».

Эммет пришел в «Икарус» на второй день моего пребывания там. Сначала я переживал за то, что он расстроится из-за постоянного шума в доме, но он удивил меня и был почти веселым. На самом деле он знал нескольких жителей, в том числе моего соседа. Также Эммет научил меня штуке, с помощью которой я могу поговорить с Дарреном.

Когда Эммет вошел в гостиную и увидел Даррена, сидящего на диване и смотрящего «Ютуб» на своем планшете, он улыбнулся, и для него это была весьма внушительная улыбка. Однако он ничего не сказал, а просто сел на дальний конец дивана и неподвижно там сидел, пока не закончилось видео. Потом Эммет поднял руки и стал что-то показывать. Не фразы или слова на американском языке жестов, которому он учил меня, а очень много сложных и непонятных мне жестов. Впервые с тех пор, как я встретился с Дарреном, он отложил планшет и стал показывать что-то в ответ. Так продолжалось несколько минут, и самым фантастичным было то, что они ни разу не переглянулись, но казалось, они все равно все видят. Я же не мог отвести от них взгляда. Время от времени кто-то из них смеялся, а иногда Даррен выдавал что-то из своих получленораздельных звуков.

В конце концов, Эммет показал Даррену последний жест и встал. Он взял меня за руку, отчего мое сердце затрепетало, и повел обратно в сад, чтобы посидеть на одной из скамеек.

— Я не знал, что твоим соседом будет Даррен. Он хороший. Мы дружили, когда я жил в центре Айовы. Не знал, что теперь он в Эймсе. Это приятный сюрприз.

Я моргнул.

— Откуда ты знаешь, что он мой сосед? Я еще не рассказал тебе об этом.

— Он сказал мне.

— Так это был язык жестов?

— Язык Даррена. Отчасти язык жестов, но в основном он придумал свой собственный язык. Он проще. Даррен говорит, что работает в библиотеке и сортирует книги. Он в этом хорош.

За десять минут Эммет узнал о моем соседе больше, чем я за целый день.

— Как ты мог видеть, что он показывает руками, если ты не смотрел на него. И он ведь тоже на тебя не смотрел?

— Наши глаза — это камеры.

— Чего?

— Глаза — это камеры. Большинство аутистов видят вещи, как на снимках с камеры. Мы используем наше периферическое зрение, чтобы видеть, и мы запоминаем то, что увидели. Вот почему иногда нас подавляют оживленные места. Мы видим слишком много картинок.

Вообще-то это очень многое объясняло.

— Ты сейчас мне говоришь, что даже если ты не смотришь на меня, то все равно смотришь? Я имею в виду, что твои глаза не сфокусированы на мне, но ты все равно меня видишь?

И хоть я говорил об этом вслух, эти слова казались бессмыслицей, но Эммет улыбнулся, потому что понял.

— Да. Я могу показать тебе. Давай сыграем в игру. Ты выставишь на пальцах какое-то число, а я скажу тебе его. Можешь попробовать слегка убрать пальцы, чтобы мне было сложнее.

Я попробовал, и он ни разу не ошибся, каждый раз он точно знал, сколько пальцев я показываю. Забежав в дом, я взял книгу и показал ее Эммету. Когда я держал ее достаточно близко, он мог читать, стоя в стороне от меня, так же легко, как если бы книга была перед ним.

— Потрясающе! — Я положил книгу и покачал головой. — Ты Супермен.

Он улыбнулся. Едва заметно, но улыбнулся.

— Я — Супер-Эммет.

— Ты супер во всем? А слышать ты тоже можешь, стоя так далеко?

— Ну да.

Я никогда не думал, что буду завидовать аутисту, но это так. Еще одна завеса между нами была снята, и если раньше я восхищался им, то теперь был просто без ума от Эммета.

— Для тебя все кажется важнее, правда? Если ты улыбаешься, то по важному поводу. И ты придерживаешься одного мнения. Не то что я — дурак.