— Это была ужасная беседа, а я сделал ее симпатичной.

— О чем была эта беседа?

Я уставился на код.

— Пост, в котором родитель говорит о том, как он лечит аутизм своего сына.

— Эммет. — Она положила руку на мое плечо. — Пожалуйста, скажи, что не слушал ни одного из них. Мы уже обсуждали это. Ты не болен. Тебя не нужно лечить.

— Я не такой, как все остальные. Не такой, как кто-то еще.

Теперь код стал похож на водоворот, потому что это была часть беседы, где люди уже написали много разных коротких фраз, и некоторые комментарии были удалены. Я заставил модель менять направление каждый раз, когда чей-то комментарий удалялся. Поэтому она часто меняла направление.

— Мама, иногда я думаю, что ты неправа. Есть такое понятие как «нормальный». Это когда человек может быть как все остальные, в отличие от меня.

Она присела около меня и повернула мой стул так, что я оказался к ней лицом, мне пришлось отворачиваться, чтобы не смотреть ей в глаза. Ее лицо было серьезным, а глаза влажными.

— Эммет Дэвид Вашингтон. Ты красив и совершенен, ты особенный. Я не хочу, чтобы ты был нормальным. Нет ничего печальнее на этой земле, чем потерять тебя, если ты присоединишься к общему стаду макак.

Я понял, что это была метафора, но отвлекся на представление стада, бегущего вокруг загона. Я не мог понять, как это могло объяснить что-то, за исключением ее странного воображения.

Я покачал головой, чтобы избавиться от картинки, и оттолкнул ее руку.

— Я не хочу быть особенным. Я хочу быть, как все люди. — Страх, таившийся в глубине моего сознания, пока я писал код, теперь вырвался наружу. — Я испортил встречу и теперь не смогу жить с Джереми. А я хочу этого, мама. Больше всего на свете.

— Ты ничего не испортил. На самом деле, я думаю, ты дал Джереми то, в чем он нуждался — необходимость защищать кого-то. Он так нервничал, пока не увидел, что ты нуждаешься в спасении, и это придало ему смелости. Ты помог ему. Ты был для него лучше, чем все лекарства, прописанные доктором Нортом.

— Правда?

— Правда. — Она улыбалась, но одновременно с этим была грустной. — Твой отец прав. Это важно и для Джереми, и для тебя. Просто пообещай мне, что будешь осторожен. Что будешь практиковаться быть хорошим парнем так же, как практикуешься в изучении эмоций и поддержании разговора.

— Буду. — Это все, конечно, было хорошо, но она не сказала, что все улажено. Я беспокоился о том, что будет, если родители Джереми откажутся ему помогать. Конечно, я надеялся на то, что доктор Норт получит его социальные выплаты, но что, если он не сможет? — Мам, можно Джереми поживет здесь, если родители его выгонят? Я не хочу, чтобы он жил под мостом.

— Его родители не собираются его выгонять, и он не будет жить под мостом. Твой отец пошел поговорить с мистером Сэмсоном. Миссис Сэмсон расстроилась и ушла в свою комнату. Она плачет и не выходит весь день. Я думаю, ее муж готов хоть немного прислушаться к голосу разума.

— Мам, если в их семье проявилось психическое заболевание, то она тоже может быть в депрессии.

— Все может быть. — Она погладила мои руки. — Не волнуйся об этом. Все получится.

Я надеялся, что мама права.

— Мне бы хотелось, чтобы миссис Сэмсон была, как я. Я хочу, чтобы она не думала, что мне нужно измениться.

— Дело не в тебе, милый. Это ее отношение к тому, что происходит с Джереми. Она видит только внешнюю сторону, но не внутреннюю. Смотрит только на то, как ты отличаешься, а не на то, что это делает тебя особенным. Она считает, что нормальность — это безопасность. Но помни, что нормально — не значит правильно. Это значит средне. Соответственно. Почему ты хочешь быть таким?

— Потому что я хочу водить машину и иметь парня.

— У тебя есть парень. И он звонил, чтобы убедиться, что ты в порядке, и спрашивал, придешь ли ты завтра, как вы договаривались. Запомни, быть похожим на большинство людей означает отказаться от того, что делает тебя тобой. Если ты будешь похожим на других, то не будешь так любить цифры. Нельзя закрываться от мира из-за небольшого напевания и покачиваний. Ты не будешь собой, Эммет. Ты будешь кем-то другим.

Она была права. Я не хочу быть кем-то другим, но иногда быть мной так трудно.

Доктор Норт позвонил утром и спросил, приду ли я днем на групповую терапию к Джереми. Мне не хотелось идти. У меня еще оставался неприятный осадок от встречи, прошедшей накануне, но я хотел увидеться с Джереми, поэтому сказал «да».

Я был рад, что пошел, ведь когда я вошел в палату, лицо Джереми озарила улыбка, и он обнял меня.

— Я рад, что ты в порядке, и мне жаль, что мои родители так себя вели. — Я кивнул, потому что не знал, что сказать. — Но все же из этого вышло кое-что хорошее. Мой папа приезжал сегодня утром и сказал, что они помогут мне с «Рузвельтом». Помогут оплачивать то, что не покроет моя работа, пока мне не назначат социальные выплаты. Доктор Норт все еще считает, что мне сначала лучше переехать в общежитие у больницы, пока наша квартира не будет готова, вместо того, чтобы ехать домой. Моя мать очень расстроена, и папа говорит, что для всех будет лучше, если мы будем все делать постепенно.

Я не мог в это поверить. Мне хотелось смеяться и радоваться, но я боялся, что если так сделаю, то узнаю, что все это всего лишь сон.

Улыбка Джереми погасла.

— Эммет, ты не рад?

Я попытался сказать «рад», но я был словно заморожен. В итоге все, что я смог сделать — это обнять его. Я обнял его крепко, так крепко, что это было почти слишком, но я не мог остановиться. Джереми поцеловал меня в щеку и обнял в ответ. На этот раз поцелуй в щеку был долгим, и по моей коже побежали мурашки. Доктора Норта в палате не было, и мне захотелось поцеловать Джереми по-настоящему. Я повернул голову, и наши губы встретились. Соприкосновение наших губ послало электрический разряд через все мое тело. Похожее ощущение я испытывал, когда мы целовались на его постели, только сейчас мы стояли. Это был отличный поцелуй, и все было хорошо.

Я принадлежал кому-то. Я не был нормальным, но я принадлежал Джереми. Мы могли остаться парой и жить вместе в «Рузвельте», как мы того и хотели.

Я улыбнулся прямо в губы Джереми, и он улыбнулся мне в ответ.

Глава 14

Джереми

После выписки из больницы мне хотелось переехать обратно к родителям. Поначалу, когда они приняли мои условия после катастрофичной семейной встречи, я отказывался попробовать вернуться домой. Доктор Норт заставил меня подождать, чтобы я мог принять окончательное решение, и задал кучу вопросов о том, почему я хочу вернуться.

— Ты думаешь, тебя выгонят из больницы?

Ну, выгнать, конечно, не выгонят, но да, я думал, что не могу болтаться тут до открытия «Рузвельта». Я не был уверен в том, что произойдет, если мои родители от меня отрекутся, и, пока они шли мне навстречу, я должен был вернуться к ним.

— Пока что я не могу жить с Эмметом. Так куда же мне идти?

Тогда он рассказал мне о приюте. В своей голове я назвал это место социальной гостиницей, потому что знаю, что этот термин предназначен для людей, находящихся на реабилитации после отказа от наркотиков, но он подходит и мне. Я еще не был готов жить самостоятельно. Если честно, я волновался, что, когда вернусь домой, мать постарается, чтобы все стало так, как было раньше, и не знаю, смогу ли быть достаточно сильным для этого.

Доктор Норт заметил, что даже мысли об этом, казалось, усиливали мою тревогу.

Предназначение дома «Икарус» было в том, чтобы служить своего рода мостом между выходом из лечебного учреждения и полной независимостью.

Я был в замешательстве.

— Разве оно не похоже на «Рузвельт»?

— В некотором роде. Но в «Рузвельте» нет такого ежедневного расписания и присмотра. По сути, в «Рузвельте» будет общая зона для прачечной и места, где люди могут общаться, и там будут жить социальные работники, к которым можно обратиться в случае проблем. Однако, помимо этого, жители сами будут нести ответственность за аренду, коммунальные услуги и за все, кроме технического обслуживания здания. Если вы не уберетесь в своей квартире, она не будет чистой. Но если социальные работники будут обеспокоены тем, насколько грязно в квартире, то, конечно, они вам скажут об этом. Да и Боб, вероятно, время от времени будет совершать проверки, чтобы удостовериться, что у жителей все в порядке. В «Икарусе» больше наблюдателей. Многие живут там или в подобных местах постоянно, но «Рузвельт» не для них. Некоторые люди похожи на тебя, им просто нужен еще один этап восстановления или пит-стоп между ситуациями, в которые они попали.

Большую часть своей жизни я понятия не имел о том, что такие дома существовали и не чувствовал того, что чувствую сейчас. А чувствую я себя подобно Алисе, потерявшейся в альтернативной реальности, которая не имела ни малейшей логики или следовала тем правилам, которые я раньше даже не рассматривал.

На полдня я вернулся домой, а вечером въехал в «Икарус». Мама хотела, чтобы на ночь я остался дома, но не стала настаивать, когда я отказался. Все прошло хорошо, но напряженно, особенно когда я стал собирать вещи. Странно было снова быть дома, даже несколько часов. Все такое знакомое, но дома тяжко. Было бы легко снова проскользнуть в свою комнату, позволить маме кричать, чтобы я собрал одежду для стирки и вытащил посуду из посудомоечной машины, а затем опять замкнуться в своем мире.

Этому не было места в «Икарусе». Доктор Норт сказал, что для меня всегда найдут работу по дому, утром мне нужно будет встречаться и общаться с соседями, а днем мне предстоит посещать сеансы групповой терапии. Я смирился с этим и сказал себе, что это лишь временное пристанище между больницей и собственным жильем с Эмметом.

Однако, когда я вместе с моими родителями приехал регистрироваться, я сразу столкнулся с проблемой, которую не учел: другие жители. Честно говоря, другие девушки и парни «Икаруса» выглядели странно, и меня потрясла мысль о том, что это мои сверстники. Проблемы некоторых из них можно было заметить невооруженным глазом: от пристальных взглядов, странных поз и громких выкриков до неуместных жестов и комментариев. Некоторые из них казались нормальными, пока вы не пытались с ними заговорить. У одной девушки была тяжелая форма шизофрении, и она разговаривала с людьми, которых видела только она. Другой мальчик издавал звуки, которые могли бы стать саундтреками к фильмам ужасов: крики, стоны и другая какофония, от которой по коже бегали мурашки. У одной женщины средних лет был синдром Дауна, она нравилась мне больше всех, потому что не шумела и всегда улыбалась.