Я сидела и думала о всех этих людях внизу, довольных обществом друг друга, но больше всего я думала о женщинах, спокойных, богатых и загадочных. Женщине достаточно просто быть загадочной, если она богата. И совершенно непонятно почему я вспомнила то время, когда мне было лет пять и я каждую субботу надевала чистое бельё и получала чистый носовой платок.

Когда я спустилась вниз, мои спутники уже были готовы уходить. Мы направлялись в пригородный отель, где был заказан ужин.

Бэйба села на заднее сиденье вместе с Реджинальдом. Они всю дорогу хихикали и шептались, а я сидела и смотрела только вперёд, чтобы не заметить, если они будут обниматься или заниматься ещё чем-нибудь в этом роде.

– Так вот, позвольте вернуться к тому вопросу о сонетах Шекспира, – произнёс Харри. И всё время, пока мы ехали к отелю, он что-то бубнил себе под нос. Отель располагался у подножия холмов, окружавших город. Это было белое здание георгианской эпохи, окружённое высокими соснами. На клумбе перед домом росла масса нарциссов. Таких крупных и красивых нарциссов мне не приходилось видеть никогда раньше.

– Надо набрать цветов, ребята, – сказала Бэйба, осторожно ступая в своих туфлях на высоких каблуках по посыпанной мраморной крошкой дорожке. «Ребята»! Как она могла так фальшиво себя вести? Она была уже немного пьяна. Я было решила пойти за ней, так как не хотела оставаться наедине с ними, но на полпути почувствовала, что они рассматривают нас сзади, и не смогла сделать больше ни шагу. Мои ноги не повиновались мне.

– А моя цыпочка симпатичнее, – донеслись до меня Улова Харри, и, когда Бэйба вернулась назад, нюхая букет нарциссов, у меня в глазах стояли слёзы.

– Боже мой, да я ни за что на свете больше не возьму тебя, – пробурчала она.

– А я и сама не пойду больше, – ответила я сквозь зубы.

Перед собственно ужином мы выпили шерри. Мужчины побросали в цель стрелки в баре, а потом Харри выставил за свой счёт выпивку местным парням, которые там были. Надо было видеть, как он раздулся от сознания собственной важности, когда эти парни подняли кружки с крепким пивом и пожелали ему: «Счастливой Пасхи, сэр».

Как Бэйба и обещала, нам подали баранину под мятным соусом, а в качестве гарнира – отварной картофель и зелёный горошек. Реджинальд положил себе сразу три картофелины и попросил официантку принести ему двойной виски.

– Кушай, Редж, кушай, – проговорил Харри с сомнением в голосе. Для нас он заказал красного вина. Оно оказалось горьким, но я простила ему эту горечь из-за его цвета. Было приятно даже только смотреть сквозь бокал с вином на вечернюю зарю, на огонь в камине, выложенном из кирпича, или на блестящие медные сковороды, развешанные по стенам.

– Вы чудесная девушка, – сказал Харри.

«Я ненавижу вас», – сказала я про себя, а вслух произнесла:

– А это великолепный ужин.

– В вас есть артистизм, – сказал он, легонько чокаясь своим бокалом. – И вы знаете что? Я тоже артист по натуре. У меня есть маленькое хобби, и вы знаете, какое?

– Не знаю. – Да и как я могла бы знать?

– Я делаю кресла, прекрасные чиппедейловские кресла из спичечных коробков. Это целое искусство. Вам оно понравится. Вы тоже артист по натуре. Давайте выпьем за это. – Мы все выпили, и Реджинальд произнёс:

– Браво.

– Теперь тебе хорошо? – спросила меня Бэйба, но я оборвала её взглядом.

– Вы знаете, я понимаю вас, – произнёс Харри, придвигая свой стул поближе к моему. Мне было как-то неспокойно в его обществе. Не говоря уж о том, что я презирала его, я чувствовала – он принадлежит к тому типу мужчин, которые придут в ярость, если ты забудешь передать им блюдо с горошком. Я решила пить, пока не напьюсь.

– Ещё картофеля, мисс? – спросил Реджинальд, когда в комнату вошла официантка с блюдом десертов. Он поставил локти на стол и опёрся головой о ладони. Когда принесли заказанный им картофель, он уже почти спал, поэтому она унесла картофель обратно, захватив по пути ещё и его тарелку, и блюдо с хлебом, полное шкурок от картофеля.

– Давай же, доедай скорее свои закуски, – потрясла его за рукав Бэйба, и его круглые маленькие поросячьи глазки сфокусировались на блюде с закусками.

– Конечно, конечно.

Он набросился на закуски, как будто у него не было времени распробовать их раньше. Харри ел с большим разбором. Потом мы выпили кофе по-гэльски, с большим количеством сливок и такой дорогой, что после него мне стало плохо. Затем Реджинальд заплатил по счёту и засунул банкноту в карман передника официантки.

Домой мы возвращались в самом начале одиннадцатого, навстречу нам нёсся поток автомобилей из города. – Сядь поближе ко мне, – раздраженно бросил мне Харри. Как будто я должна была знать, чем мне придётся платить за хороший ужин. Но я повиновалась и придвинулась ближе к нему. Я думала, что самое плохое уже позади, и мы скоро будем дома, в нашей маленькой комнате.

– Ближе, – снова сказал он. По его манере разговаривать можно было подумать, что я собака.

– Но ведь движение такое сильное, – сказала я, – хотя вы и прекрасный водитель.

Я мечтала только о том, чтобы спокойно добраться до дома. Три или четыре раза мы были на волосок от столкновения. Реджинальд начал похрапывать, а Бэйба опёрлась локтями о спинку моего сиденья и стала нести всякую чушь о том, что глупо в наше время сохранять девственность. Она была очень пьяна.

– Что это? – спросила я. Машина остановилась рядом с большим особняком в стиле Тюдоров.

– Это дом, – ответил Харри. Двойные ворота были открыты, он завёл машину во двор и остановил в дюйме или двух от белых дверей гаража. Мы вышли.

Рядом с оградой цвело вишнёвое дерево, газон перед домом был ухожен и мягок.

– Не оставляй меня одну, – прошептала я Бэйбе, когда мы поднимались вверх по лестнице.

– Да заткнись ты, ради Бога, – бросила она мне. Она сняла свои туфли и шла только в чулках на босу ногу. Реджинальд поднял её на руки и внёс в прихожую. Харри включил свет, и мы прошли вслед за ним в гостиную. Это оказалась большая комната с высоким потолком, обставленная дорогой мебелью. В воздухе буквально стоял запах денег.

Мы сняли наши пальто и положили их на диван. Харри нажал на кнопку, и передняя панель бара из махагонового дерева опустилась, открыв перед нами полный набор напитков.

– Что вы предпочитаете? – спросил он.

– Давайте все будем скотч со льдом, – сказал Реджинальд, и Бэйба завопила от восторга. Я промолчала. Я повернулась спиной к ним и рассматривала портрет, висевший над камином. На нём была изображена женщина с вытянутым лошадиным лицом. Его жена, решила я.

– Это моя жена, – сказал Харри, протягивая мне стакан с огромной порцией напитка.

– Как Бетти себя чувствует? – спросил Реджинальд, демонстрируя своё почтительное к ней отношение.

– Прекрасно. Она сейчас отправилась на Запад на чемпионат по гольфу, – сказал он, снимая куртку. Под ней у него оказался вязаный жилет на пуговицах. Он одёрнул его и стал с важным видом расхаживать передо мной. Вся его фигура раздувалась от жира, тщеславия и идиотизма.

«Возвращайся поскорее, Бетти», – молила я женщину с лошадиным лицом, заключённым в дубовую раму.

Харри задёрнул занавеси. Это были самые великолепные занавеси, которые мне когда-либо приходилось видеть. Они были сделаны из плотного бархата и мягкими пышными складками спускались до самого пола. Сверху них был подзор из того же материала. С боков занавеси были окаймлены красными и белыми кистями. Они бы очень понравились маме.

– Да сядь ты, – сказал Харри, и я опустилась на диван с высокими подушками. Он присел рядом со мной и начал гладить мне волосы.

– Тебе хорошо? – спросил он. Реджинальд и Бэйба играли на пианино в четыре руки. Рояльный стульчик был довольно большим, и они уместились на нём вдвоём.

– Я бы хотела выпить чаю, – сказала я. Всё что угодно, только бы двигаться, а не сидеть рядом с ним.

– Чаю? – переспросил он таким тоном, словно это было такое зелье, которое пьют только дикари.

– Пошли, Кэт, приготовим чаю, – сказала Бэйба, вставая с рояльного стульчика и поправляя волосы, чтобы сохранить завитые волны. Харри показал нам кухню и, надутый, вернулся продолжать пить.

– Боже, да я сейчас всё здесь съем, – сказала Бэйба, открывая большой белый холодильник. Когда открылась дверь, внутри вспыхнула лампочка, и мы вдвоём заглянули туда, ожидая увидеть его набитым холодными жареными курами. Но металлические полки были абсолютно пусты, во всём холодильнике стояла лишь формочка со льдом.

– Будьте как дома, – сказала Бэйба, отступая в сторону, чтобы я могла окинуть взглядом внутренность холодильника.

Мы заварили чай, поставили всё на поднос и принесли его в гостиную. Молока тоже не было, по даже чёрный чай лучше, чем ничего.

– Харри, могу я показать Барбаре твои картины? – спросил Реджинальд, и Харри ответил:

– Разумеется.

Реджинальд взял Бэйбу за руку, и они вышли из комнаты. Я зевнула и крикнула им вслед, чтобы они не задерживались.

– Ну наконец-то, – сказал Харри, ставя свой бокал на латунный столик и оглядывая меня с головы до ног. Я сидела, положив ногу на ногу и скромно опустив руки на колени, но внутри меня всё дрожало. Он сел на диван и страстно поцеловал меня в губы.

– Ну давай же, – сказал он и попытался снять одну мою ногу с другой. Его лицо было освещено светом, падавшим из-за спины, и его улыбка получилась какой-то странной.

– Не надо. Давайте лучше поговорим, – сказала я, пытаясь держаться непринуждённо.

– Я расскажу тебе сказку, – предложил он.

– Хорошо. Расскажите. Я люблю сказки, – улыбнулась я и взяла протянутый им стакан. Разговор я всегда смогу поддержать. Говорить. Говорить. Говорить. Всё будет хорошо, а потом я так или иначе попаду домой и замолю свои грехи в церкви.

– Ты слушаешь? – спросил он. Я кивнула головой и снова скрестила ноги. Он взял меня за руку, и я настроилась на мирный разговор. Он начал: