Даша остановилась невдалеке, покрутила головой. Мужчина минуту смотрел на нее и поднял руку, приветствуя, как старую знакомую.

– Дарья! Вы ищете меня?

Он встал, наклонился к старику, сказал ему что-то, видимо, приятное – старик, как ребенок, закинул голову, улыбаясь по-детски своей беззубой улыбкой. Поль Лежье – а это был он! – старомодно поклонился ему и, обходя голубиную стаю, направился к Даше.

– Здравствуйте, Дарья!

Поль Лежье аккуратно взял Дашину руку, затянутую в бежевую перчатку, поднес ее к своему лицу, прижал к щеке ее тонкие пальцы. Он так влюбленно смотрел на Дарью, что она не выдержала этого откровенного взгляда, отвела глаза.

«А он превзошел все мои ожидания, – подумала Даша, украдкой поглядывая на своего виртуального знакомого. – Симпатичный, экстравагантный, судя по тому, как он общался со стариком, добрый. Славно!»

Поль Лежье Дарье понравился. С первого взгляда.

* * *

И со второго тоже. Они немного погуляли по городу, неспешно полюбовались величественным собором, подержались за отполированное металлическое кольцо на его двери.

– Держитесь, Дарья! Это помогает, как говорят у вас, русских, от тюрьмы и от сумы!

Кольцо было теплым. Поль Лежье накрыл Дашину руку своей рукой, немного сжал ее. Потом расцепил ее пальцы и потянул за собой:

– Дарья, мы сейчас пойдем в ресторан и будем там не только обедать, но и знакомиться. Должен сказать, что наяву вы еще более великолепны, сударыня! И французские мужчины с вас не сводят глаз!

– Ну, это вы мне льстите, – с улыбкой возразила ему Даша, хотя ей было очень приятно все: и как говорит Поль Лежье, и как он ухаживает за ней. – У французских мужчин есть французские женщины!

– А вы все так же верите в то, что это самые красивые женщины в мире?

– Так считается!

– Нет, Дарья, французские женщины уступают женщинам русским. Это не лесть! Это истина.

Пару часов они провели в ресторане, рассказывая друг другу о своей жизни. И снова Поль Лежье не разочаровал Дашу. Он поразил ее хорошими манерами, безукоризненным русским языком, утонченным вкусом. Правда, все эти качества, заслуживающие оценки «пять», немного настораживали Дашу. Ну, не может такого быть! Не бывает! Хотя вот он, стопроцентно положительный француз Поль Лежье, целующий ей ручки и тоскующий по России, в которой он никогда не был. Наверное, тоска эта генетически передалась ему от бабушки.

– Она, сколько я помню, всегда хотела вернуться в Петербург, хотя бы на время, хотя бы одним глазком посмотреть на этот город. Но увы. Сначала это было невозможно из-за железного занавеса, а потом бабушки не стало. Она ведь ровесницей века была и прожила девяносто лет.

– Она жила в Сен-Женевьев-де-Буа?

– Да, именно там. Там был Русский дом – это типа дома для престарелых, – бабушка там работала. И жили мы там.

– Я всегда думала, что это просто место, где находится русское кладбище...

– Нет! Это была сначала деревня, в которой стали селиться русские. Их было много. И потом Русскому дому отдали маленькое муниципальное кладбище на окраине деревни. А сейчас это маленький город. Вернее, парижский пригород. Так когда мы отправимся в Сен-Женевьев-де-Буа?

Даша задумалась. В принципе каких-то больших дел в Париже у нее больше не было, и она готова была хоть завтра отправиться в русский пригород Парижа.

– Отлично! Тогда у меня большая просьба, Дарья. Вас не затруднит добраться до нашего городка? Дело в том, что утром я буду немного занят, но к вашему приезду освобожусь.

– Нет проблем! Рассказывайте, как ехать, а я записываю.

– Итак, вам надо добраться до станции метро «Вокзал Аустерлиц», где прямо под землей вы сделаете пересадку на поезд RER – это что-то вроде электрички. Только будьте внимательны, не перепутайте линии и обратите внимание на направление поезда. Да, и не забудьте купить билет, а не то вас оштрафуют! У вас есть карта? Смотрите на нее и на остановки. Ехать не очень долго. Выйдете на платформу, а оттуда на привокзальную площадь, круглую такую. Там я вас буду ждать.

– Оттуда мы поедем на такси?

– Нет, я подъеду на машине. Никаких проблем. У меня только большая просьба, выезжайте пораньше, часов в восемь утра. Пока доберетесь, да и кладбище очень большое.

* * *

Только в отеле Даша поняла, что за все это время они с Полем не обменялись мобильными телефонами. Пока она была в Петербурге, он общался с ней по электронной почте, а в Париже он сам звонил ей в номер отеля – она заранее сообщила ему, что будет жить в «Аполло».

Впрочем, она не очень переживала, что завтра придется ехать самостоятельно. Поль ей все толково рассказал, и, даже если он ее не встретит, она легко найдет это место. Даша хоть и не говорила по-французски, но два слова – «рюс симетиере» – в крошечном городке Сен-Женевьев-де-Буа приведут ее куда надо, как язык до Киева.

Да и почему это – «он ее не встретит»? Откуда такие мысли? Не сам ли он ей предложил это путешествие? Да и свидание в Париже показало, что Поль к ней неравнодушен. И Даше он очень понравился. Так, что она в этот день даже не вспомнила про Зиновьева.

Даше стало стыдно. Василия забыла даже, увлекшись этим французским красавчиком.

* * *

А Зиновьев будто услышал ее мысли о себе и тут же позвонил. Эх, как же плохо, что Дашка совсем не умела врать! Она заговорила так, будто ничего не случилось, будто и не было никакого Поля Лежье русского происхождения и будто день она провела, прогуливаясь в гордом одиночестве по Парижу. Но ее собеседник сразу заподозрил фальшь.

Они не очень хорошо попрощались. Зиновьев хоть и не сказал ничего, но Дашка слышала – обиделся.

А что было делать? Что делать ей, если годы уходят, а ей хотелось, чтобы все было, как у людей? Банально? Банально! Но жизнь очень часто состоит из таких вот банальностей: уютный дом, любимая работа, заботливый муж, здоровые дети. Перечислять можно долго. Но нужно ли? Нужно ли, если все это перечеркнуто одним только заявлением Мишеньки – большого ребенка Васи Зиновьева. Нет, Даша не осуждала его за это. Он максималист, это свойственно юношеству. Потом поймет. Правда, для Даши это «потом» случится, возможно, слишком поздно. Проще изменить свою жизнь. И потом, она ведь не абы за кого замуж хочет выйти. Ей понравился Поль Лежье, и не исключено, что она влюбится в него. Это обязательное условие для побега от Васи Зиновьева.

Если все сложится, то Даше с Полем будет комфортно. Он хорошо говорит по-русски, и ему близка русская культура. Это очень серьезно. Это тот цемент, который сцепляет отношения.

А Вася... Васю она никогда не забудет. Это уже дорогого стоит, когда один человек другого человека вспоминает добром.

* * *

...Прокручивая потом много раз этот долгий день, Даша странным образом доходила только до одного момента – далее него была полная темнота, в которой звенел колокол и блуждали видения в квадрате глубокого колодца, где отражалось небо. Там был человек, раскручивающий тяжелый ворот и внезапно упускающий ручку ворота, который начинал, словно сумасшедший, крутиться в обратную сторону, унося ведро, наполненное водой, в гулкую глубину. Потом удар, всплеск и тишина. И никаких видений.

* * *

Даша услышала, что кто-то трясет ее за плечо. Она открыла глаза и испугалась: прямо перед ней стоял очень маленький человек, у которого были короткие ручки, короткие ножки, обутые в тяжелые, наверное, ортопедические ботинки, и непропорционально огромная голова на короткой бычьей шее. Лицо его можно было назвать уродливым из-за мясистого носа картошкой и вытаращенных глаз.

Человечек лопотал по-французски, поглаживая Дашу по руке, безвольно свисавшей чуть не до земли, – она полулежала на садовой скамейке в каком-то парке. Голова была тяжелой, в ней грохотал колокол. Слова уродливого человечка, сочувственно поглаживающего Дашу по руке, доходили до нее с большим трудом, словно он произносил их сквозь сырую вату.

* * *

– Где я? – Даша попробовала сесть поудобнее, но тело не слушалось ее, и скамейка словно проваливалась тонкими ножками в мягкую почву, кренилась, шаталась. – Скажите, где я?

Человечек, заглядывая ей в глаза, спросил:

– Рюс?

– Ага, рюс! Кажется...

Человечек, улыбаясь, что-то сказал Дарье и быстро побежал по аллее парка. Дарья хотела крикнуть ему, чтобы он не оставлял ее, что ей страшно одной, но слова не слушались ее, и из горла вырывались лишь нечленораздельные звуки.

Она с усилием повернула голову и закричала от ужаса. Вернее, ей показалось, что она закричала. На самом деле она, как рыба, беззвучно открывала рот и, хватая губами воздух, пыталась издать звук.

Когда у нее появилась возможность сфокусировать зрение и картинки перестали разбегаться, словно цветные стеклышки в калейдоскопе, Дарья поняла, что сидит на скамейке не в парке, а на кладбище. Ее окружали надгробия, и в наступающих сумерках они выглядели жутковато.

Дарья попыталась встать, но у нее ничего не получилось. Ноги задрожали, а все вокруг пришло в движение, словно она сидела на карусели и кто-то сильный раскрутил ее так, что пейзаж размылся, растекся и превратился в бесформенное цветовое пятно.

Дарья прикрыла глаза, и карусель стала терять скорость.

Трудно сказать, сколько прошло времени, пока Дарья не услышала шаги и голоса. Она приоткрыла глаза, совсем чуть-чуть, чтобы не начался снова этот стремительный бег по кругу, и увидела спешащего к ней маленького человечка и высокую женщину в длинной юбке и белом шелковом шарфике, повязанном на голове. Шарфик этот Дарья уже видела когда-то... Когда? Сегодня утром? Или в какой-то другой жизни?

* * *

Через мгновение Дарья почувствовала на губах холодную влагу. Она встрепенулась, приоткрыла рот и сделала глотательное движение. Вода приятно смочила сухой, как деревянная щепка, язык, проникла дальше в гортань, приятно остудила желудок. Дарья пила и не могла напиться. И с каждым глотком свежей воды в ней просыпалась жизнь.