– Работы еще хватает, – уклончиво ответил Стивен, – пока, например, мало сведений по Среднему Востоку.

Ему не нравилось то, что творилось в этом регионе. Он время от времени бывал там и хорошо представлял обстановку. Стивену нравились жители стран этого региона, их доброжелательность, терпение, доверчивость. Ему казалось предательством включать в программу возможность войн на этой территории. Положение Стивена осложнялось тем, что во многих странах его исследования считались опасными, бесчеловечными, поэтому разведки этих государств искали возможности помешать Стивену, а то и остановить.

Скорее всего именно эти цели преследовали те, кто устроил диверсию в лаборатории Стивена, и он лишь чудом остался в живых. Но Стивен продолжал свои изыскания, так как знал, что ничто не может остановить прогресс, а бороться в одиночку против агрессивности человечества бессмысленно.

– Боссы недовольны, – как бы между прочим сообщил Гартман.

– Пусть себе… Работа будет закончена – тогда, когда будет закончена. И ни минутой раньше.

– Они хотят иметь доказательства, оправдывающие расходы. Вряд ли вам хочется предстать перед бюджетной комиссией или узнать о закрытии ваших банковских счетов.

– Это угроза? – холодно осведомился Стивен.

– Нет. Я просто предвижу некоторые события.

– Мои расходы полностью соответствуют оплаченным чекам. И они, черт побери, намного меньше тех, которые идут на ваши бесконечные обеды, ужины и вечеринки в самых дорогих ресторанах разных городов. Так что пусть ваши боссы лучше помолчат. А если кто-то будет ворчать по поводу чрезмерных расходов, пришлите его сюда. Я буду счастлив уступить ему место.

Лицо Бенджамена Гартмана слегка помрачнело, и он сменил тему:

– Поговаривают также, что вы ведете секретные переговоры с русскими.

– Что за чушь! Я не встречался с ними и пока не собираюсь! – возмутился Стивен, с огромным удовольствием наблюдая тревожную искру, блеснувшую в глазах заезжего щеголя при слове «пока». – Но я подумаю об этой возможности.

– Только учтите, что передача им ценной информации может стоить вам свободы.

– Постараюсь это запомнить.

Гартман пристально посмотрел на Стивена, пытаясь понять, насколько серьезно ученый отнесся к его словам. Стивен, конечно, прекрасно знал цену каждому слову чиновника. Неизбежные встречи с подобными людьми были платой за возможность заниматься любимым делом. Стивен мог предугадать их поведение и предвидел почти каждое их слово. Они были на редкость одинаковы. И постоянно дрались за тепленькое местечко, подсиживая друг друга.

– Есть еще вопросы? – вежливо осведомился Стивен, заметив беспокойное движение Гартмана. – Мне кажется, вы не все сказали.

Стивен решил помочь ретивому чиновнику. В конце концов стоит посочувствовать бедняге, вынужденному ехать на край света, чтобы, глотнув не самого лучшего в мире кофе в местной гостинице, вести неприятный разговор под завывания снежной вьюги за окном.

– От некоторых заслуживающих доверия источников, – неохотно выдавил Гартман, – стало известно, что на вас готовится покушение.

– Меня этим не удивишь.

– Я просто считаю своим долгом предостеречь вас.

– Вы меня предупредили, благодарю. – Стивен встал, давая понять, что разговор окончен. – Я учту и претензии к бюджету. А теперь позвольте мне вернуться к работе. Да и у вас, как я понимаю, – Стивен снял с вешалки дорогое пальто Бенджамена Гартмана, – впереди много дел. Время – деньги.

С этими словами Стивен выпроводил холеного чиновника. Через несколько минут, поймав себя на том, что по-прежнему смотрит на проклятые часы, Стивен решительно запихнул бумаги в сейф, закрыл его, набрал секретный код и покинул кабинет.

Работать он не мог. Он поехал домой, в «Замок Грёз», ждать Вивьен Крестон.


Через четыре дня после тяжелого разговора с отцом Вивьен прибыла на остров Монхеген. Сейчас она проезжала мимо маленькой деревушки, типичного рыбачьего поселка. Засыпанная гравием узкая дорога вилась вдоль прибрежных утесов. Она была слегка припорошена снегом, и было ясно, что в ветреную и снежную погоду по ней ездить невозможно. Наверное, Стивену, стремящемуся к уединению, это нравится, подумала Вивьен.

Во всех заметках о нем, которые Вивьен усердно собирала, неизменно упоминалось о его почти затворническом образе жизни. Вивьен это нисколько не удивляло. Она прекрасно помнила, как неохотно он посещал вечеринки и приемы, которые устраивали администрация университета и ее отец. Даже в те далекие времена Стивена никак нельзя было назвать общительным. Но ее мать, Мадлен Крестон, настойчиво посылала ему приглашения. В тех редких случаях, когда Стивен обещал появиться, Мадлен особенно суетилась. Она тщательно укладывала волосы, продумывала туалет, надевала более короткую юбку и подбирала блузку с глубоким вырезом, выгодно демонстрирующим ее соблазнительную грудь.

В доме звенел ее нарочито серебристый смех, глаза Мадлен загорались тревожащим огоньком, походка становилась более скользящей и плавной. Голос обретал глуховато-низкие и томные обертона, заставляющие всех мужчин поворачивать головы, чтобы полюбоваться красотой его обладательницы.

Вивьен тогда ужасно злила откровенно зазывная сексуальность матери. Она прекрасно понимала, что Стивен никогда не обратит внимания на скромную девочку, пока возле него увивается яркая, как тропическая бабочка, опытная соблазнительница.

Самым печальным было то, что Вивьен не имела никакой возможности встретиться со Стивеном где-нибудь в другом месте, там, где не было бы Мадлен Крестон.

Но сейчас ситуация изменилась. Отец уверял Вивьен, что, увидев ее портрет на конверте пластинки, Стивен потерял покой и жаждет «заняться с ней сексом». Именно так он и выразился. Вивьен в свои двадцать пять считала себя достаточно взрослой и современной, и тем не менее подобная прямолинейность не только испугала ее, но и возмутила до глубины души. Впрочем, она почувствовала и некоторую гордость, своего рода удовлетворение женского самолюбия, которое постоянно ущемлялось в юности.

Прожив на земле четверть века, Вивьен все еще оставалась девственницей. О нет, она не была фригидной – просто слишком занятой. Концертная деятельность и все, что ей сопутствовало, отнимали слишком много времени. Однако Вивьен понимала, что не вечно будет одинокой, и время от времени почитывала женские журналы, где в изобилии давались советы на тему «как улучшить сексуальную жизнь». В конце концов множественные вариации ответа на один и тот же животрепещущий вопрос: «Как достичь оргазма?» – ей надоели, и она принялась расширять свой теоретический багаж с помощью классики эротического жанра – «Кама Сутры», «Доклада Хайта»;, «Истории О» и тому подобного.

Многое Вивьен даже выучила наизусть. Она уже довольно хорошо разбиралась в механике и в технологии секса и продолжала верить, что если еще повысит уровень знаний по предмету, то когда-нибудь количество информации все же наконец перейдет в качество, теория подкрепится практикой, и она, Вивьен Крестон, проложит себе путь в сексуальные небеса.

Однако Вивьен иногда посещали мысли, что она, возможно, пошла не тем путем. И вместо изучения всей этой эротической макулатуры было бы лучше завести одного хорошего консультанта-практика. Или просто пуститься в дикий разгул, во все тяжкие, презрев всяческие границы и правила.

И тем не менее. Вивьен не собиралась уступать наглым притязаниям Стивена Фосса. Одна мысль об этом приводила ее в ужас.

Дорогу преградили огромные железные ворота, которые показались Вивьен вратами ада. Водитель остановил машину у самых ворот, опустил стекло бокового окна и, вытянув руку, набрал цифровой код. Что-то щелкнуло, и ворота медленно, с ржавым скрипом распахнулись, как бы приглашая продолжить путь к дому.

Машина медленно двинулась к следующим воротам, где повторилась та же процедура. Когда они остановились у третьих ворот, Вивьен подумала, что слово «затворник» не соответствует этой чрезмерной предосторожности. Она сочла бы определение «параноик» более подходящим для доктора Фосса. Вивьен подозревала, что Стивен обзавелся и телевизионными камерами постоянного наблюдения, которые следят за передвижениями всех находящихся на территории.

Особняк Стивена, высокий, сложенный из огромных камней, действительно оказался похожим на средневековый замок. Когда машина, свернув за угол дома, остановилась перед главным входом, Вивьен невольно ахнула от восхищения.

К фасаду примыкали два крыла, сложенные из массивных бревен с серовато-голубой корой. Дом напоминал огромную морскую птицу, расправившую крылья перед тем, как взмыть с замшелых утесов, возвышающихся над свинцово-мрачным зимним морем, в яркую синеву неба.

– Потрясающе! – поделилась Вивьен с водителем переполнявшими ее чувствами.

– Да, – односложно ответил тот. Ларри Брегг, муж домоправительницы доктора Фосса, – так он представился Вивьен, – был немногословен, как большинство сельских жителей. За всю дорогу он произнес не более пяти слов.

Действительно, «потрясающе» было самым подходящим словом для этого архитектурного чуда. В высоких окнах отражались рваные клочья облаков, несущихся над морем, черепичная крыша цвета темной древесины придавала дому сходство с уверенным остроносым пиратским кораблем. Вивьен предположила, что из этих огромных окон открывается замечательный вид на бурное море. Вокруг дома росли огромные ели. Их заснеженные верхушки, возвышающиеся над крышей, напоминали устремленные в небо стрелы.

– Раньше здесь были только скалы и груды поваленных деревьев, – разговорился Ларри. – Потом приехал доктор.

– И пришел в восторг от вида.

– Да, – подтвердил Ларри. – Моя жена каждый день приезжает сюда, она все для вас приготовила. Доктор Фосс ждал вас раньше, – Ларри помялся, – он говорил, что вы должны были приехать вчера.

– Меня задержали дела.