— Какой еще грабитель, — фыркнула Лена. — Это Андрей Смирнов, с пятого курса. Он в «Коммерсанте» работает уже год. Правда, Андрей?

— Есть грех, — шутливо раскланялся парень.

— Ну вот я и хотела с ним поговорить, не поможет ли он мне туда устроиться, хоть внештатником. На чай позвала. А ты устроила тут…

Только теперь я заметила, что у Лены в руке болтался эмалированный чайник. Должно быть, ходила кипятить его на общую кухню.

— Извините, — буркнула я, чувствуя себя полной идиоткой.

Надо же было такое учудить. С чего я взяла, что он вор, в самом деле? Андрей же посмотрел на меня своими синими глазами и отозвался:

— Всегда пожалуйста. Что ж я, полный идиот, обижаться, когда меня красивая девушка на пол заваливает?

И я немедленно вспыхнула еще сильнее.

Андрей в тот день задержался у нас надолго. Пил чай, болтал о возможном трудоустройстве Лены, шутил со мной. Насвистывал «В бананово-лимонном Сингапуре», безбожно фальшивя; внезапно вызвался починить черт знает когда треснувшую оконную раму. А я все следила за его ловкими, умелыми движениями и не могла оторвать глаз. Этот несостоявшийся грабитель был красив головокружительной, сшибающей с ног красотой. Словно только что спрыгнул со страниц журнала или шагнул с рекламного постера. Высокий, мускулистый, но не громоздкий. Густые, чуть вьющиеся русые волосы с золотистым отливом, прямой нос, волевой подбородок и вот эти совершенно сумасшедшие синие глаза. Господи, от одного взгляда на него все внутри сладко замирало.

Как бы мне хотелось сказать, что его красота обесценивалась отвратительным характером. Но и в этом смысле Андрей оказался идеальным: внимательным, легким в общении, заботливым, смешливым, каким-то… очень правильным, что ли, в некоем глубинном, первозданном смысле.

К вечеру я уже понимала, что влюблена в него отчаянно и бесповоротно. Любовь обрушилась внезапно. Я ведь ни о чем таком не думала, не мечтала. Грызла гранит науки, управлялась с древним дедовским ФЭДом — на современную зеркалку денег у меня не было. Особо удачные снимки носила в издательства, где сотрудничали со студентами; мечтала со временем навязаться в какую-нибудь журналистскую экспедицию в качестве фотографа. И вдруг в этот мой простой, полудетский, бесполый какой-то мир нагрянула она. И мне немедленно стало очень страшно.

С этого дня Андрей стал бывать у нас, часто звонил мне, звал куда-нибудь. Мы с ним сдружились, и очень скоро я поняла, что я ему, что называется, не пара. Андрей был коренным москвичом, родители его были людьми обеспеченными, отец — удачливый бизнесмен, мать — успешный адвокат. Квартира в новом элитном жилом комплексе, новенькая иномарка в подарок на восемнадцатилетие, в друзьях — сплошь дети каких-то шишек. И тут я — провинциалка с мамой-медсестрой и шестью сотками под Ярославлем, мелкая, угловатая, неброская, в общем — ничего особенного. Ясно было, что никаких романтических чувств такой парень ко мне питать не может, так, наверное, не гонит из жалости. А может, по какой-то странной причине чувствует ответственность за меня.

Андрей и правда вел себя со мной словно старший брат. На улице натягивал пониже мою шапку:

— Смотри, уши продует, я с тобой нянчиться не буду.

Перед экзаменами заявлялся к нам в общагу, вынимал у меня из рук учебник и принимался экзаменовать.

— Так, что тут у нас? Зарубежная литература? Отлично, ну-ка скажи мне, в каком году умер Сервантес?

— Ты чего это, на Смирнова глаз положила? — допытывалась Ленка.

— Пф… Да на фиг он мне сдался, мажор! — фыркала я.

И отворачивалась, чтобы, не дай бог, не выдать себя.

— Ну и зря, между прочим, — наставительно говорила та. — Слышала, он с Дорофеевой с четвертого курса мутил — ну, помнишь, такая, с ногами длинными, она еще моделью подрабатывала. Так вот, он ее вроде на Мальдивы возил — на папашины денежки, ясное дело. Может, и тебе бы что перепало?

— Да с чего бы? — отшучивалась я. — Я ж не модель.

Новый год Андрей позвал нас с Леной отмечать в свою шикарную квартиру. Родители его куда-то уехали, собралась шумная компания. Пятикурсники, уже закончившие университет ребята, молодые журналисты, ну и мы с Ленкой, младшая группа. В воздухе пахло мандаринами, шампанским и порохом от хлопушек. Все гоготали, чокались, уходили курить на кухню и заводили там долгие пьяные разговоры о творчестве, некоторые целовались.

Уже под утро, когда общее веселье приняло совсем зашкаливающие формы, Андрей отловил меня в кабинете своего отца. Я как-то случайно забрела в эту комнату и остановилась, пораженная огромным количеством книг за отполированными до блеска стеклянными дверцами высоких книжных шкафов. Когда на пороге появился Андрей, я, забравшись с ногами в кожаное кресло, увлеченно разглядывала «Новую историю фотографии».

— А я думаю, куда ты пропала, — сказал Андрей и присел на корточки у моих ног.

— Да вот, грабануть вас решила в отместку, — рассмеялась я. — Видишь, рыщу по квартире, ищу, чего бы стянуть.

— Интеллигентная грабительница какая, сразу за книжку схватилась, — отозвался он.

— А тут вон видишь, какой снимок интересный…

Сейчас мне уже не вспомнить, какую именно фотографию мы с Андреем разглядывали в тот раз. Зато в память отчетливо впечаталось, как он приподнялся, склонился над моим плечом (от него пахло свежим одеколоном), как его чуть колючий подбородок коснулся моего виска. Я обернулась, и как-то так получилось, что наши губы встретились. Все вышло будто случайно — то ли он чуть подался вперед, то ли дернулась я. Но вот уже книжка с моих колен соскользнула на пол, а руки как-то сами собой обвились вокруг его шеи. Всю меня сразу словно ошпарило, стало жарко, душно и сладко, и тело уже отказывалось подчиняться, само льнуло к этому парню, любовь к которому я столько месяцев пыталась задавить. Андрей распрямился, подхватив меня на руки, понес куда-то, запнулся, чертыхнулся мне в губы, но рук не разжал. Мелькнул перед глазами коридор, потом прохладная темная комната — наверное, родительская спальня, догадалась я. И, кажется, это была последняя моя связная мысль. Дальше остался только жар, яркие вспышки перед глазами и кружащаяся над головой темнота.

* * *

Андрей вошел в палату, и, как всегда при появлении этого мужчины, меня накрыло ощущением, что теперь все будет хорошо. Что он, большой и сильный, сейчас разберется со всем и спасет меня — маленькую, нелепую, непутевую. Усмехнется так, словно все мои несчастья — детские глупости, и по щелчку пальцев все решит. И тем болезненнее было осознавать, что на этот раз никакого чуда не случится.

— Ну, привет! — сказал Андрей, подошел ближе, наклонился и клюнул меня поцелуем в висок. — Ты что это тут учудила?

Я неловко передернула плечами и, сглотнув вставший в горле ком, буркнула:

— Да вот, ерунду какую-то…

— Так… — медленно сказал Андрей и обвел взглядом мою палату, словно что-то прикидывая в уме. — Так, сколько, интересно, вот тот дверной проем? Метра полтора будет? Хм…

— Ты это к чему? — спросила я. — Качели тут хочешь повесить?

— Типа того. Прикидываю, пройдет ли каталка.

— Андрей, ты что, погулять меня решил свозить? Показать местные красоты? — съязвила я.

Вот так мы с ним всю жизнь и общались. Никогда не затрагивали в разговорах серьезных тем, подкалывали друг друга, шутили, пересмеивались. Будто бы хрупкое равновесие, установившееся между нами много лет назад, могло нарушиться, если бы мы вдруг вздумали всерьез поднимать важные темы.

— Мечтай, как же, — фыркнул он. — Я прикидываю, как тебя транспортировать в самолет МЧС. На каталке, или придется под окно кран подгонять и крюком тебя цеплять.

— Какой еще самолет? — не поняла я.

— Обыкновенный. Что, не видела никогда самолетов? Могу нарисовать. Так, не отвлекай меня, я считаю…

Вскоре выяснилось, что Андрей, узнав о том, что со мной произошло, развил бурную деятельность. Валера успел только позвонить в редакцию и слабым голосом попросить отгул за перенесенные страдания, заодно упомянув о несчастном случае со мной. Андрей же, прознав откуда-то обо всем, связался с больницей, в которой я находилась, позвонил в МЧС, пытаясь выяснить, как транспортировать меня в Москву.

На следующий день за мной действительно был направлен спецборт. Мне до последнего все это казалось каким-то голливудским блокбастером. Впрочем, зная Андрея, можно было предположить, что он не остановится перед тем, чтобы воплотить любой блокбастер в жизнь.

В тайской больнице все было устроено на совесть, новейшее оборудование специально было приспособлено так, чтобы причинять пациентам наименьшее количество неудобств. Меня не пришлось перемещать с койки на каталку: она оказалась многофункциональной, и ее просто перевели в другое положение. И все же сам факт того, что я не сама вышла из палаты, что меня вывезли, как бесполезное тело, как недвижимый груз, больно ударил по психике. Андрей шагал рядом со мной и всю дорогу до реанимобиля болтал, шутил, рассказывал какие-то байки, явно пытаясь меня отвлечь. А мне хотелось крикнуть ему: «Прекрати! Я понимаю, зачем ты это делаешь. Но мне от этого не легче, вот ни-чуточки!»

В самолете от меня не отходила медсестра, уже не та улыбчивая тайка, конечно, а другая, хмурая и деловая женщина, то ли нанятая Андреем, то ли входившая в бригаду самого борта МЧС.

В голове у меня надсадно гудело и от рева двигателей, и от всей этой мучительной суеты.

— В Москве тебя сразу положат в Бурденко, палата уже подготовлена, — объяснял мне Андрей. — Твоей реабилитацией займется профессор Розовский, я договорился. Он, между прочим, тот еще ловелас! Смотри, я буду ревновать.

Я, поморщившись, ухватила поправлявшую мне постель медсестру за запястье и попросила:

— Извините, вы не могли бы мне вколоть что-нибудь, чтобы я уснула?