Барбара Бреттон - День, когда мы встретились

— Похоже, — улыбнулась Мэгги, — я уже не способна смотреть на мир иначе, чем глазами матери. Единственная мысль, что пришла мне в голову при виде их: «На такой скорости и с открытым верхом — не дай Бог, простудятся!»

— А я, по-видимому, смотрю на все глазами полицейского, ибо моей мыслью было: «На такой скорости и обниматься! Ой, чую, влетят в аварию — костей не соберешь…»

— Ради Бога, не здесь! — поморщилась она, любуясь окрестностями. — В таком красивом месте просто не может случиться ничего плохого.

— Вы правы, — согласился он. — Здесь и не случается ничего плохого.

Мэгги почувствовала налет грусти в его голосе, и эта грусть передалась ей. Она никогда не была особенно эмоциональной. Это Элли или Клер были готовы устраивать истерику по малейшему поводу. Мэгги просто не могла себе этого позволить. Чувство ответственности очень рано стало чуть ли не единственным ее чувством, может, потому, что она была старшей сестрой, как бы второй матерью.

— Дело не в женщине, — вдруг произнес Конор. Мэгги резко повернулась к нему.

— Что? — вырвалось у нее.

— По поводу вашего вопроса… — Их глаза на мгновение встретились. — Так вот, чтоб вы знали — дело не в женщине.

Мэгги была поражена. Как он прочитал ее мысли? Он что, ясновидящий?

— Я настолько любопытна?

— Нет. Я просто хочу, чтоб вы знали.

Они уже находились в Кейп-Мей и направлялись к пристани. Казалось, все пространство было заполнено рыбацкими лодками, частными яхтами и прогулочными катерами, обещавшими китов и дельфинов либо возврат денег.

— У меня когда-то была такая. — Конор указал на большую яхту, безмятежно покачивавшуюся на волнах.

— Была?

— Знаете, как говорится: каждый, кто не имеет машины, мечтает ее купить, а кто имеет, мечтает от нее избавиться. То же самое и с яхтой. Мне приходилось так часто чинить ее, что уже не оставалось времени на ней плавать.

— Не могу представить вас в роли моряка, — задумалась она. — Скорее я вижу вас летчиком.

— Летчиком? Да из меня летчик… Стыдно признаться, но меня в самолете тошнит.

— В самом деле? Понимаю вас! У меня та же история. Что я только не перепробовала — от наушников с успокаивающей музыкой до двойного мартини, — и все равно от одной мысли о самолете у меня поджилки трясутся…

Они перекинулись еще несколькими фразами о борьбе с «самолетной болезнью» и погрузились в уютную тишину, если можно назвать уютной тишину между людьми, которых неудержимо тянет друг к другу.

Конор лихо заруливал на поворотах, и Мэгги нравилось это лихачество. Похоже, ей начинал нравиться бесшабашный образ жизни, когда очертя голову бросаешься в приключения, не зная, что может тебя ожидать в следующий момент. Для ее сестер такие приключения были довольно-таки типичны. Для Мэгги они были столь же нереальны, как полет на Луну. Мэгги перестала следить за дорогой и готова была ехать куда угодно.

Тем не менее она была весьма удивлена, когда машина вместо цивильной стоянки остановилась в довольно диком месте. Мэгги с удивлением посмотрела на Конора.

— Это другой Кейп-Мей, — пояснил он. — Тот, который создала матушка-природа еще до того, как здесь появились архитекторы.

Конор вышел из машины и обогнул ее, чтобы открыть дверцу для Мэгги. Только один мужчина на ее памяти делал это для нее — вчерашний водитель, и то потому, что отрабатывал свои чаевые.

Единственным признаком цивилизации на «стоянке» были две довольно жалкого вида торговые палатки. На од-64 ной была вывеска «Еда», на другой — «Сувениры», хотя можно было себе представить, что за сувениры могла предложить столь затрапезная лавчонка.

Дул сильный ветер, снова начал накрапывать дождь, и Мэгги пожалела, что не захватила куртку.

— Подождите минутку. — Конор открыл багажник и достал оттуда толстый трикотажный свитер с логотипом какого-то университета на спине. — Думаю, вам это не помешает.

— Вы читаете мои мысли!

Мэгги с наслаждением натянула свитер. Он хранил едва ощутимый запах Конора, и Мэгги с трудом преодолевала искушение уткнуться носом в его складки. Рукава были ей слишком длинны.

— Он вам великоват. — Конор внимательно посмотрел на нее. — Но это все, что я могу предложить.

— Мне он нравится. — Она подняла воротник свитера как можно выше. — Спасибо!

Ему было приятно смотреть на нее в его свитере и думать о том, что когда он снова наденет его, тот будет хранить тепло ее тела. Что может быть чувственнее?

Они прошли по берегу, и Конор показал ей местную достопримечательность — броненосец «Атлантус», находящийся здесь со времен Первой мировой войны. Он чувствовал себя довольно плохим экскурсоводом.

«Замолчи. Пусть она сама смотрит вокруг».

Но ему казалось, что если он замолчит, она услышит стук его сердца, которое бешено колотилось при одном соприкосновении их рук.

«Скажи хоть что-нибудь! — мысленно ругала себя Мэгги, слушая его рассказ. — Задай вопрос, прокомментируй, поспорь, в конце концов! Не молчи как дура и не пялься на него так! Он может решить, что ты глупа как пробка».

Но ей нравилось идти молча и просто слушать звук его голоса, шум ветра, биение собственного сердца. Она боялась, что если откроет рот, то ляпнет что-нибудь глупое.

Они шли, держась за руки, и это казалось таким естественным. Рука Мэгги в его руке казалась Конору совсем маленькой, не больше воробьиного крыла, но на удивление сильной. Этими маленькими руками она одна, без посторонней помощи, строила жизнь для себя и своих детей, и за это Конор уважал ее, пожалуй, больше всего.

У него не было ни роз, чтобы устлать ее путь, ни сверкающих алмазов, чтобы насыпать их полной мерой в ее подставленные ладони. Все, что у него было, — это слова. И он рассказывал ей о фазах Луны, о траве, о скалистых берегах, о песчаных дюнах, медленно сползающих в море. А когда у него не хватило слов, оставалось лишь поцеловать ее.

— Мэгги!

Мэгги закрыла глаза, боясь, что если она откроет их, мир разлетится на тысячу осколков. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди.

— Посмотрите на меня, Мэгги.

Голос его звучал умоляюще. Она сопротивлялась, зная, что если посмотрит на него, он все прочтет в ее глазах. Но с каждой секундой сопротивляться становилось все труднее.

Никогда она не влюблялась так быстро. Даже в Чарлза. И так сильно.

Он дотронулся до ее лица. Не в силах больше сопротивляться тому, что переполняло все ее существо, Мэгги открыла глаза.

Ей еще не приходилось видеть лицо Конора так близко, и сейчас он казался ей гораздо красивее, чем раньше. Его глаза цвета густой карамели, подернутые какой-то мистической дымкой, словно проникали в ее душу. Из-за разницы в росте ему приходилось довольно низко склоняться над ней, и Мэгги казалось, что его широкие плечи защищают ее от ветра и дождя.

Морщинки в уголках глаз придавали взгляду Конора лучистость, темные густые ресницы слегка загибались. Нос был с небольшой горбинкой, но это лишь прибавляло ему шарма. Подбородок был крупным, резко очерченным, но это не делало лицо Конора грубым, скорее волевым — Мэгги никогда и не нравились слащавые мальчики с журнальных обложек. Но больше всего Мэгги привлекали его глаза, наполненные тайной грустью, о причинах которой она могла лишь догадываться.

Конор смотрел на нее пристально, почти не моргая. Она не могла отвести взгляда — он держал ее лицо обеими руками, — но если бы и могла, не хотела. Все ее существо подчинялось этому взгляду, проникающему в самую глубину души. Для Конора она была не просто красивой. Она была сильной, умной, элегантной, женственной. Все в ней притягивало его — мягкий, глубокий звук голоса, грациозная походка, взгляд, излучающий доброту. Ему казалось, что он готов смотреть в эти глаза всю оставшуюся жизнь, с каждой минутой узнавая о ней что-то новое, но так никогда и не познав до конца.

Он чувствовал, как ее взгляд скользит по его лицу, словно она желала запечатлеть в памяти каждую черточку. Она не флиртовала, не заигрывала. Ей не нужно было этого делать. Ее взгляд все говорил за нее.

Конор не был наивен. Он знал, как может иногда свести с ума женский взгляд, и тебе начнет казаться… Все произойдет в один момент. Но уже в следующий момент ты поймешь, что ничего и не было.

Но на этот раз все было не так. Он понимал это, глядя в ее глаза, небесно-голубые глаза в пол-лица, опушенные густыми, длинными ресницами, бросавшими тени на ее лицо, когда она моргала.

Мэгги дотронулась до его груди — не отталкивая, а словно притягивая его. Ее ладонь скользила по его груди, пока не остановилась над сердцем, — и она знала, что это сильное, глубокое биение принадлежит ей.

Поцелуй был естественным, как дыхание.

Он пах солнцем и горячим кофе.

Она пахла апельсиновым соком и звездами.

Их губы наконец разъединились. Мэгги прижалась лицом к груди Конора. Ей казалось, что мир замер, что время и пространство исчезли…

Конору хотелось заняться любовью с ней прямо здесь, на песке, хотелось ощутить все ее восхитительное тело. Ему хотелось думать о будущем, в которое он не верил до тех пор, пока их губы не встретились. Он давно уже перестал верить в романтику. Но один поцелуй, нежный, невинный поцелуй, изменил все.

Они вернулись к машине обнявшись, словно теперь они составляли единое целое. Конор галантно открыл ей дверцу джипа, и Мэгги приняла эту любезность с чуть заметным поклоном. Скромный жест, но как много он значил…

Они медленно ехали к центру города. Моросил мелкий дождь, но он не портил впечатления от этого уютного зеленого городка с маленькими домиками, где так хотелось присесть на крыльцо и смотреть, как медленно течет мимо тебя жизнь… Кейп-Мей был менее чем в часе езды от Атлантик-Сити, но казался другой планетой.

— Всего час езды, — заметил он, — а кажется, словно попал на другую планету.