Мария Эльнорд - Демон

– Послушайте, – читаю имя на бейджике, – Рейчел, я никому ничего не скажу, но мне нужно убедиться, что с ней все в порядке, я на пару минут.

Она цокает, а я шарю по карманам, нахожу всего-то двадцатку и поспешно протягиваю их медсестре.

Девушка купюру не принимает.

– Пожалуйста, – я решительно вкладываю деньги ей в ладонь, – это очень важно!

Во взгляде Рейчел читается борьба противоречий. Кажется, она не знает, как поступить, и мешкает пару секунд, потом отдает купюру. Голубые глаза указывают на лестницу, ведущую на второй этаж.

– Я спрошу у врача в ординаторской. – Слово «ординаторская» она выделяет интонацией, и я прекрасно понимаю, что это значит – зеленый свет.

Девушка скрывается в коридоре, а я пулей взлетаю по лестнице, преодолевая ступеньки, и несусь к заветной палате. Моя самая большая глупость – доверие собственным эмоциям. Затуманенный мыслями о маме разум перестает воспринимать реальность: я даже не замечаю, что коридоры больницы подозрительно пусты, что, пока я бежала наверх, я не встретила ни одного санитара, что Рейчел слишком быстро согласилась мне помочь.

Тревога уходит на второй план, когда я с необъяснимым трепетом дергаю за ручку заветной двери. Самое главное – увидеть ее глаза, остальное неважно! Но когда я прохожу в палату, внутри подозрительно тихо. Одинокие, аккуратно застеленные кровати. Прикроватные ящики пусты. В комнате нет ни единой вещи, которая принадлежала бы моей маме, ни намека на то, что в ней кто-то живет.

Собирая по крупицам каждую незамеченную деталь, я постепенно чувствую, как по спине бежит холодок, а сердце начинает стучать с бешеным ритмом. В голове складывается пазл происходящего, и ноги подкашиваются.

– Здравствуй, Эмилия Грин, – слышу хрипловатый, знакомый баритон и понимаю, что влипла.

Ступни прирастают к полу. Я забываю, как дышать, испытывая такой родной страх перед безумием.

– Здравствуй, Питер. – В моем голосе слышится дрожь, и мне с трудом удается обернуться.

Мужчина стоит в дверях, убрав руки за спину, и приветливо улыбается, разглядывая меня с ног до головы. Делает шаг вперед и достает пистолет. У его глаз собираются морщинки, улыбка становится шире, и его разбирает смех.

– Как же я сразу не понял! – Он эмоционально жестикулирует, и дуло пистолета пляшет в мою сторону, отчего я отступаю назад. – Как я не смог увидеть очевидное сходство…

– Где моя мама?

Безумец смеется еще громче и его оценивающий, странный взгляд пропадает. Он закрывает дверь. Я собираюсь засунуть руку в карман за телефоном, но застываю, когда Питера хмурится, наблюдая за моими действиями.

– Вы с ней так похожи, вот только глаза…

Он порывисто подлетает ко мне и обхватывает мое лицо руками. Щеки касается холодный металл пистолета, и мое сердце на мгновение перестает биться. Питер смотрит на меня, и взгляд становится бешеным. В одну секунду улыбка исчезает. Появляется оскал. Он часто моргает, прикусывая губу так, что из нее сочится кровь.

Взмах его руки заставляет меня замереть от страха, однако мужчина резко касается своей шеи и принимается нервно ее разминать.

Точь-в-точь, как вел себя Том в ту ночь.

– Твоя мать унизила меня до конца жизни!

Еще один взмах руки, и я падаю на пол, чувствуя невыносимую боль в челюсти. Мне даже не удалось понять, что произошло. Воздух разом уходит из легких, и я задыхаюсь после грубого удара ногой под дых.

– Трахалась у меня за спиной с этим гребаным Кингом!

Я пытаюсь отползти подальше, но у меня не хватает сил.

Снова и снова, как тряпочную куклу, он волочит меня по палате и с каждым разом ударяет все сильнее. Я отбиваюсь, уворачиваюсь, но тщетно. Кровь заполняет все вокруг.

Она повсюду.

Питер застывает, и палата погружается в тишину. Лишь слышатся мои хриплые вздохи. Он запускает пальцы в мои волосы и рывком поднимает меня, отчего с моих губ срывается истошный крик. За это я получаю удар по лицу.

– Ты – доказательство моего позора!

Он кидает меня на пол.

Сознание прерывается, перед глазами темнеет. Я слышу, как дверь открывается и как Питер холодным голосом приказывает:

– Уведите ее.

Зажмуриваюсь, не в силах сопротивляться. Меня поднимают, и в голове раздается безумный смех.

Кажется, я схожу с ума.

Я провожу языком по губам, чувствуя солоноватый привкус крови, и кашляю от боли, сковавшей ребра. Мне безумно страшно разлепить веки, запястья режет кабельная стяжка. Я пытаюсь выбраться, но становится только больнее.

– Я слишком долго ждал этого момента не для того, чтобы увидеть, как ты подыхаешь так быстро, – слышится свирепый крик.

На меня обрушивается столб ледяной воды, из-за чего спирает дыхание, и я резко открываю глаза.

Передо мной вырастает Питер. Вокруг – обшарпанные стены, в воздухе – запах сырости, а еще стоит такой дикий холод, что меня пробирает до костей. Кажется, я в подвале. Судя по старым тележкам и сломанным железным кроватям, я все еще нахожусь в психбольнице.

– С возвращением, Мисс Грин! – Улыбка безумца становится шире, и моей щеки касается его ледяная ладонь, пальцы смыкаются на подбородке и жестко сжимают скулу, вызывая во мне шипение.

– Отпусти меня!

Мои яростные попытки высвободиться вызывают у Питера только усмешку. Я дергаю ногами, чтобы ослабить веревку, с помощью которой он приковал меня к стулу, но безрезультатно. От любых манипуляций узлы становятся только туже и больно врезаются в кожу.

– Спокойнее, – говорит безумец, и из темноты выходят двое мужчин в санитарной форме. – Ты сильно нервничаешь, но ведь все только начинается.

Мужчина оказывается ко мне так близко, что я чувствую его теплое дыхание. Боковым зрением замечаю, как санитары подкатывают к нам медицинский столик и раскладывают шприцы.

– Знаешь, – мурлычет Флинн, театрально качая головой в знак сожаления. – Ты ведь, и правда, ни в чем не виновата.

– Да пошел ты! – рычу я и плюю ему в лицо собственной кровью.

В его взгляде вспыхивает ярость. Питер делает шаг назад, вытирая рукавом лицо, и тяжело вздыхает. Его замешательство вызывает на моем лице ухмылку, и я тут же получаю удар по щеке, едва не падая вместе со стулом на бетонный пол.

– Приведите ее сюда! – кричит Флинн.

Он берет со стола лоскут и завязывает мне рот. Тряпка врезается в уголки разбитых губ, откуда начинает сочиться кровь. Я вновь пытаюсь выбраться, но получаю пощечину. Из темноты доносятся возня и вопли, двое санитаров вытаскивают на свет мою маму, и наши взгляды встречаются.

Ее зеленые глаза заполняются слезами, она кричит, прикусывая тряпку во рту, и одержимо рвется ко мне.

Громкий хохот разливается по подвалу. Питер подходит к ней и нежно дотрагивается пальцами до ее лица.

– Здравствуй, любимая, – шепчет он, и его губы касаются ее щеки.

Моя мама кидает на него грозный взгляд и гордо расправляет плечи. Никогда не видела ее такой злой. Питер поглаживает ее по голове, вдыхает запах ее волос, но потом резко скрывается во мраке.

– Я приготовил для тебя небольшой сюрприз, детка, – слышится его довольный возглас. Он появляется со стулом и ставит его напротив меня.

Санитары сажают мою маму, связывая ее веревками. Мне хочется кричать от всего происходящего, но от страха я с трудом делаю очередной вздох. Мама, не отрываясь, смотрит на меня, тихо плача, и по моим щекам тоже льются слезы.

Неужели все закончится вот так?

Питер набирает в шприц жидкость из ампулы.

– Как я обожаю медицину, – усмехается он. – Ты это, конечно, знаешь, моя дорогая. Я всегда был примерным учеником в медицинском колледже, любил учиться… но больше всего любил тебя.

Он щелкает пальцами по шприцу, выпуская пузырьки воздуха, и с конца иглы брызгают капли. Сарра смотрит на него и лишь качает головой, меняясь в лице. Кажется, она догадалась, что это за препарат.

– Ты ведь в курсе, что любое психотропное имеет накопительный эффект, – говорит он, и один из санитаров оголяет мамину руку, перевязывая ее жгутом. – А если превысить дозу, можно лишить человека его личности, сделав его безвольным овощем. Раньше такого эффекта достигали при помощи лоботомии, но я – не изверг. Хотя, от такой дозы даже не знаю… выживешь ли ты.

Меня будто пронзают электрические разряды. Я истошно кричу, надеясь остановить это безумие, но Питер не обращает на меня ни малейшего внимания.

Все не должно закончиться вот так! Я не могу потерять ее снова! Только не сейчас, нет!

Виски пульсируют от напряжения, и я пытаюсь вытащить руку, но кабельная стяжка разрезает кожу, и по пальцам бежит кровь. Подвал наполняет душераздирающий вопль моей мамы, и чувство безысходности поглощает меня, заставляя отвернуться. Не могу смотреть.

Питер откалывает в сторону опустошенный шприц. Глаза мамы закатываются, ее мышцы расслабляются.

– Нет! – плачу я сквозь тряпку во рту.

В моей душе разрастается пустота.

– Я долго искал вас. – Флинн подходит, заглядывая мне в глаза. – Но судьба собственноручно преподнесла мне вас на блюдечке. Сначала твоя мать приехала к своему любимому, изменив фамилию, потом ее красавица-дочурка… Эмили. Знаешь, я ведь решил, что она все-таки начала новую жизнь, вышла замуж в Лос-Анджелесе. Мы с Кингом остались у разбитого корыта, и мне этого было достаточно.

Конченый больной ублюдок!

– Но эта сучка все же вернулась к нему, – рычит он, кинув презрительный взгляд на мою маму. – Любовь – странная штука: одних возвышает, других бросает на дно.

Он делает жест рукой, и санитары скрываются в темноте, оставляя нас одних. Если бы у меня только были свободны руки! Я бы вырвала ими его поганый язык, выцарапала ему глаза, сделала все, что в моих силах! Во мне больше не осталось страха, лишь всепоглощающая агония и ненависть.

– Кто бы мог подумать, что небольшая ошибка даст такие плоды. – Он самодовольно улыбается и достает пистолет. – В университете имеется только одна девушка с фамилией Кларк нужного возраста.