Мария Эльнорд - Демон

«Зажмурься», – слышу в голове голос мамы и опускаю веки.

Раздается оглушительный выстрел.

Ноги заплетаются, но я иду все быстрее и, в конце концов, срываюсь на бег. Лестница кажется бесконечно длинной, а коридоры больницы – нескончаемыми. Я пробегаю мимо приемной и вырываюсь на улицу, в пучину дождя и грома.

Бежать! Как можно скорее.

Мой мозг отказывается верить в произошедшее. Невозможно! Все это время мама была рядом, а я ничем ей не помогла. Она ждала моей помощи.

Вспоминаю ее пустой взгляд, и в ушах звучит несвязное бормотание.

– Она под транквилизаторами.

Яркая вспышка освещает двор психиатрической больницы, я бегу со всей силы прочь от увиденного, от осознания того, что моя мама даже не узнала меня. Ноги подкашиваются, но сильные руки ловят меня до того, как я падаю на мокрый газон.

Это происходит не со мной.

Я пытаюсь закричать, но не слышу собственного голоса, у меня нет сил издать ни звука, удается лишь с жадностью хватать ртом воздух. Боль сковывает мышцы, и тело превращается в одну сплошную судорогу. Адам сжимает меня в объятиях, и мой крик оглушает нас двоих.

– Тише, – шепчет он, – нас не должны здесь видеть.

– Мама! – хриплю я.

Кинг приподнимает меня и несет на руках в машину. Я не могу унять истерику. Душевная боль превращается в агонию, и в итоге меня одолевает упадок сил. Адам молча везет нас домой, периодически поглядывая на то, как я отстраненно смотрю в окно.

– Пойдем, Эмили, – говорит он, когда мы приезжаем.

Мне не разобрать слов, все вокруг сливается в неясный шум. Мама, моя родная мама, лежала все это время в больнице. Кто надломил ее психику так сильно, что теперь она находится под транквилизаторами? И почему Адам назвал ее Саррой Кларк?

Кинг собирается помочь мне выйти из машины, но я показываю ему жестом, что справлюсь сама, и выползаю из салона.

Мы молча идем в дом. Я благодарна богу, что Джон уже спит. Не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии. Адам берет меня под руку и ведет в спальню. Чувствую себя куклой, куском фарфора, поддающимся каждой его манипуляции.

– Как давно ты об этом знал? – бесстрастно спрашиваю я, на что Адам отводит взгляд.

– Все время.

Цепляюсь пальцами за простыни и со всей силой сжимаю кулаки.

– Почему…

– Она просила не говорить, – шепчет Кинг, снимая с меня мокрые кеды, – но, как видишь, я не сдержал обещания.

Меня пробирает тихий смех, который с каждой секундой становится все громче и громче. Я хватаюсь за живот и начинаю истерично хохотать, катаясь по кровати.

Адам уходит из комнаты и приходит с бутылкой виски и двумя стаканами. Пока я задыхаюсь от приступа, он наливает мне выпивки почти до краев.

– Пей.

Я послушно делаю пару маленьких глотков.

Алкоголь моментально расслабляет тело, и мне становится спокойнее. Кинг наливает себе и осушает стакан почти до дна.

– Ты же не пьешь.

– Сегодня ночь невыполненных обещаний, – отвечает парень и разливает снова.

Уже совсем скоро мое подавленное состояние бесследно исчезает, и я, наконец, могу вздохнуть полной грудью. Мы сидим на кухне и готовим сандвичи.

О сне можно забыть.

– У тебя не сэндвич, а мясо с хлебом, – посмеиваюсь я, и Демон давит довольную улыбку.

Адам заправляет свой бутерброд кетчупом и откусывает, соус вытекает и пачкает его руки.

– Что случилось с моей мамой? – осмеливаюсь спросить я, и Кинг выгибает дугой бровь, будто интересуясь: «А ты готова это услышать?»

– Когда дело Джимми закрыли, нашу компанию вместе с Томом отправили на лечение в психиатрическую больницу. – Адам, вытирает салфеткой испачканные пальцы и уголки губ. – Я отказывался около года, но после смерти мамы отец все-таки уговорил меня лечь на пару недель, чисто для галочки в суде. Таблетки я не принимал, незаметно выплевывал их, поэтому мой разум не был притуплен, и я видел весь ужас той атмосферы. Иногда мне казалось, что я и сам схожу с ума.

– Кошмар какой.

Мне хватило всего одного часа, чтобы прочувствовать отчаяние того страшного места. Не представляю, каково находиться там две недели.

– Я познакомился с медсестрами, – продолжает Адам, и на его лице появляется ехидная улыбка. – От них-то я и узнал о неспокойной пациентке. Сарра Кларк – так ее звали в больнице. Ее нашли на улице в подавленном состоянии, она шла босиком и кричала. Когда ей предложили помощь, она проявила агрессию. В итоге Сарра попала в клинику. В документах у нее указана фамилия Кларк. Видимо, липовые…

Зачем моей маме подделывать паспорт?

– Она часто пыталась сбежать и нападала на медсестер. Ее пичкали транквилизаторами. Однажды мы с ней встретились в столовой, и она попыталась мне все рассказать. Сарра узнала меня, а я злился на нее. Мне казалось, что она заслуживает возмездия после смерти мамы.

Адам опускает взгляд, а я ободряюще обнимаю его за плечи. Если бы не алкоголь, я бы уже давно билась в истерике, но виски не дает мне взорваться, затуманивая разум.

– Я решил, что стоит насладиться моментом справедливости, и начал общаться с ней, радуясь ее безумию.

Пытаюсь не реагировать на неприятные подробности. Адам не виноват, на его месте я бы тоже злилась.

– Она говорила, что ей пришлось поменять фамилию, прежде чем приехать. Сарра твердила, что Питер вернулся и он хочет убить не только ее, но и ее дочь.

– Джон говорил, что он погиб, – подмечаю я, на что Кинг кивает.

– Сарра рассказывала про тебя, боялась, что ты приедешь в город. Тогда я решил, что это отличный способ поквитаться. Когда ты приехала в Лафайет, ненависть не давала мне покоя. Я периодически приезжал к ней в больницу, пробирался по ночам в палату и говорил ей про тебя.

Мои руки дрожат, и я вцепляюсь пальцами в его запястье.

– Она взяла с меня слово, что я ничего тебе не расскажу и уговорю уехать. Я облажался.

Адам берет стакан с виски и осушает его.

– Я должна была узнать правду. Мы заберем маму оттуда, и все наладится.

– Так нельзя, – качает головой Адам. – Ввиду последних событий, вполне возможно, что Питер выжил и сейчас ищет вас обеих. Там она в бóльшей безопасности, а ты – под моим присмотром.

– Но что же нам делать?

– Нужно узнать, где прячется Питер, а потом уже думать.

– Может, рассказать Джону? Я думаю, он сможет помочь нам.

– Если Сарра говорит правду, отцу лучше ничего не знать, чтобы он не попал под удар.

Я глубоко вздыхаю и смотрю на свой сэндвич. Есть совсем не хочется, глаза слипаются от усталости. Адам заставляет меня допить виски и ведет спать.

Мне снятся его глаза. Серо-голубые льдинки задорно сверкают, теплые губы касаются моего тела. Я громко дышу, понимая, что ощущения становятся реальней с каждой секундой. Чувствую его обжигающее дыхание на своей коже и открываю глаза.

Адам спускается поцелуями ниже и, задирая футболку, касается губами моего соска. Низ живота воспламеняется, я притягиваю Адама к себе и впиваюсь в его губы нетерпеливым поцелуем. Запускаю руку ему в шорты и обхватываю твердый член. От громкого вздоха Адама возбуждение нарастает сильнее, и я начинаю водить пальцами по его плоти.

С губ Кинга срывается довольное шипение. Он переворачивает меня на живот, снимая с меня трусики. Резким толчком входит в меня, отчего я вскрикиваю, приподнимает мои ягодицы, заставляя прогнуться сильнее и раздвинуть ноги шире, и начинает жесткие, грубые толчки. Каждое движение заставляет меня вздрогнуть от растущего наслаждения. Я прикусываю зубами край подушки, пытаясь сдержать громкие стоны.

– Доброе утро, любимая, – рычит мне на ухо Адам и ускоряется.

Воздух выходит из легких. Я двигаюсь, попадая в такт его движениям, и заглушаю собственный крик подушкой. Каждая клеточка моего тела на мгновение замирает, а потом взрывается от наслаждения. Мышцы расслабляются, но Кинг не думает останавливаться. Перекатывается на спину и усаживает меня сверху. Он притягивает меня к себе, впиваясь в мои губы.

От удовольствия ломит тело, у меня не остается сил! Пальцы Адама касаются моего клитора, и я стону:

– Больше не могу.

– Можешь, – хрипит Адам и прикусывает мою губу.

Стоны становятся громче. С каждой секундой я все отчетливей ощущаю это животное, неукротимое желание оказаться к Адаму еще ближе, и, словно прочитав мои мысли, он кладет меня на спину, ложится сверху, и я впиваюсь пальцами в его плечи.

О боже!

– Давай, – молю я, чувствуя, как тело сковывает сладкая судорога.

В одну секунду дикое возбуждение превращается во взрыв, и мои глаза закатываются. Голова кружится, сознание выключается. Адам резко выходит и кончает на меня, падая рядом.

Время останавливается. Реальность превращается в прострацию, и мы лежим изнеможенные и уставшие еще некоторое время, в ожидании, когда рассудок вновь вернется.

– Вот это и вправду доброе утро, – шепчу я, и слышу его тихий смех.

Утро пятницы обещает быть прекрасным. Но мысли о маме быстро возвращаются, и я иду скорее в душ, чтобы развеять грусть. Прохладная вода смывает остатки сна, а сознание протрезвляет от алкоголя. Я начинаю рассуждать здраво, вспоминая события вчерашней ночи.

«Кто вы?» – вспоминаю испуганный взгляд мамы.

Она сидела у окна в больничной пижаме и раскачивалась туда-сюда, прижав к себе колени, как маленький, испуганный ребенок.

«Это я, Эмили». – На глаза навернулись слезы.

Она смотрела на меня пустым взглядом и качала головой, не узнавая во мне родную дочь, будто я призрак.

«Моя дочь в Лос-Анджелесе», – сказала она и посмотрела на Кинга.

«Аманда?»

«Ее сын».

«Адам».

Я убежала, не смогла больше терпеть эту боль, глушившую меня со всей силы, бившую по вискам. Истерика комом подступала к горлу, а сердце разрывалось на куски. Под первые вспышки грома я выбежала из палаты, слыша, как Адам выкрикивает мое имя.