Росс слушал рассеянно.

- Так каково ваше второе предложение? - спросил Блюитт.

- Мое предложение?

- Вы сказали, что в нынешней ситуации есть два способа сражаться со злом.

- Второй путь - если шахты создадут собственную медную компанию, то есть те, кто добывают руду, построят плавильное предприятие неподалеку и будут обогащать руду и продавать свою продукцию.

Блюитт беспокойно забарабанил пальцами по столу.

- Вы хотите сказать...

- Создать компанию, которая будет независимой, и делить ее прибыли между владельцами шахт. Сейчас вся прибыль уходит в "Медеплавильную компанию Южного Уэльса" или к торговцам вроде Уорлегганов, которые запустили руки повсюду.

Блюитт покачал головой.

- Это потребует большой суммы. Хотел бы я, чтобы такое стало возможным.

- Не больше, чем имеется в наличии, но потребуется гораздо больше единства в целях.

- Это было бы великолепно, - сказал Блюитт. - Капитан Полдарк, вы просто созданы для того, если позволите так выразиться, чтобы создать такое объединение и возглавить его. Компании будут пытаться выдавить новичка, но это вдохнет надежду во многих, кто стоит перед лицом банкротства.

Отчаяние придало Гарри Блюитту красноречия. Росс слушал несколько скептически, но наполовину всерьез. Эти идеи приняли более четкие формы, когда он их высказал. Но он уж точно не видел себя в роли человека, представляющего интересы корнуоллских горнопромышленников. Зная своих соседей, их независимость и упрямое сопротивление всему новому, он понимал, что понадобятся чудовищные усилия, чтобы хотя бы сдвинуть дело с мертвой точки.

Они еще некоторое время попивали бренди, Блюитта, похоже, разговор немного расслабил. Его страхи уменьшились, когда он выплеснул их наружу. Росс слушал, поглядывая на Эндрю Блейми.

Настало время уходить - глубоко уязвленную Демельзу прошлым вечером все-таки удалось убедить устроить второй прием. Блюитт пригласил за стол еще одного человека - Уильяма Окетта, управляющего на шахте в долине Понсанут. Блюитт пылко поделился с ним новой идеей. Окетт, осмотрительный человек, один глаз которого слегка косил, заявил, что это, вне всякого сомнения, спасет горную промышленность, "но где найти капитал, кроме банков, которые сами связаны с медными компаниями?". Росс, попытавшись защитить свою идею, ответил, мол, есть же влиятельные люди и вне медных компаний. Но, конечно, для такого предприятия не хватит пяти или шести сотен. Тридцать тысяч фунтов, - вот примерная цифра, пока всё не закончится - либо огромной прибылью, либо полной потерей дохода. Нужно всё как следует взвесить, прежде чем начать.

Эти замечания отнюдь не обескуражили Блюитта, а напротив, похоже, придали ему горячности, но когда он взял грязный листок бумаги и попросил перо и чернила, посуда у стен помещения затряслась и гомон голосов стих по всей таверне.

В тишине из соседнего зала послышался какой-то скрежет. Раздался топот ног и мелькнул красный жилет хозяина, который быстро проследовал в зал.

- Здесь не место для перебранок, сэр. Вы вечно доставляете неприятности. С меня хватит. Я... Я...

Голос стих, его место занял другой - Эндрю Блейми в гневе. Он вышел, расталкивая столпившихся у двери. Росс подумал, что, может, его главной проблемой была и не выпивка. У Блейми был более властный хозяин - собственный характер.

Фрэнсис и Чарльз, как и его первое впечатление, в конце концов оказались правы. Отдать щедрую и мягкосердечную Верити такому человеку...

Нужно сказать об этом Демельзе, чтобы больше не приставала.

- Я его знаю, - сказал Окетт. - Он капитан "Каролины", брига на линии Фалмут-Лиссабон. Он держит своих людей в строгости, также говорят, что он убил жену и детей, хотя не знаю, как в таком случае он мог бы получить командование.

- Он поссорился с женой и толкнул ее, когда она была беременна, - ответил Росс. - Она умерла. С двумя его детьми ничего не случилось, насколько мне известно.

Они на мгновение уставились на Росса.

- Говорят, он со всеми в Фалмуте перессорился, - заметил Окетт. - Я лично предпочитаю его избегать. По-моему, вид у него измученный.

Росс направился к своей кобыле, которую сегодня оставил в "Бойцовом петухе". Больше он не видел Блейми, но его путь пролегал мимо городского дома Уорлегганов, и он на мгновение придержал лошадь, увидев, как экипаж Уорлегганов въезжает в ворота. Это была великолепная карета из дорогого полированного дерева с бело-зелеными колесами, которую тянула четверка прекрасных серых лошадей. Там были форейтор, кучер и лакей, все в бело-зеленых ливреях, и выглядели они лучше, чем прислуга Боскауэнов или Данстанвилей.

Лакей склонился, чтобы открыть дверь. Из кареты вышла дородная мать Джорджа, дама среднего возраста, одетая в кружева и шелка, но вся эта роскошь затмила ее саму. Дверь большого дома отворилась, и оттуда вышли другие лакеи, чтобы ее поприветствовать. Прохожие остановились поглазеть. Дом поглотил ее, и великолепный экипаж уехал. Росс был не из тех, кто стал бы выставляться, даже имей он такую возможность, но именно сегодня этот контраст поразил его своей особенной иронией. Дело даже не в том, что Уорлегганы могли позволить себе экипаж с четверкой лошадей, когда он не мог купить вторую, столь необходимую для ведения дел и жизни, а в том, что эти торговцы, банкиры и производители металла, всего за два поколения вынырнувшие из неграмотного простонародья, процветали на фоне кризиса, когда такие ценные люди, как Блюитт и Окетт, да еще сотни других таких же, вот-вот могли обанкротиться.


Глава пятая


Второй прием в честь крестин прошел без сучка, без задоринки. Шахтеры, мелкие собственники и их жены веселились безо всякой задней мысли. В любом случае, сегодня в Соле был праздник, и если бы их не пригласили сюда, большинство провело бы вечер в Соле, танцуя, играя в азартные игры или напиваясь в одном из трактирчиков.

Первые полчаса в Нампаре царила немного натянутая атмосфера, пока гости всё еще помнили, что оказались в высшем обществе, но вскоре их робость исчезла.

Это был летний праздник в старом стиле, без новомодной утонченности, способной кого-нибудь смутить. Демельза, Верити и Пруди с раннего утра начали к нему готовиться. Испекли огромные пироги с говядиной из слоеного теста и мяса, политые сверху сливками. Зажарили четырех гусей с зеленью и двенадцать превосходных каплунов. А также испекли сладкие пироги размером с мельничные жернова. Достали медовуху, домашний эль, сидр и портвейн. Росс рассчитал, что выйдет по пять кварт сидра на мужчин и по три - на женщин, и полагал, что этого едва хватит.

После трапезы все вышли на лужайку, где женщины начали бегать наперегонки, дети стали танцевать вокруг Майского Дерева и играть в платочек, прятки, жмурки и прочие игры, а мужчины устроили соревнования по борьбе. После нескольких боев начался финальный матч между двумя братьями Дэниэлами, Марком и Полом, в котором, как и ожидалось, победил Марк. Демельза наградила его ярко-красным шейным платком. А позже, когда гости немного отдохнули после обеда, всех пригласили пить чай с пирогами и имбирными пряниками.

Главным событием вечера стал приезд странствующих актеров. Неделей ранее в Редрате Росс увидел прибитую к двери драную афишу, в которой говорилось, что актеры Арона Отвэя на этой неделе будут выступать в городе с прекрасным репертуаром музыкальных и удивительных пьес, как старинных, так и современных.

Он нашел руководителя труппы в большем из двух потрепанных фургонов, в которых они путешествовали, и нанял его сыграть в библиотеке Нампары в ближайшую среду. Весь хлам в библиотеке сдвинули в угол, наполовину опустевшую комнату чисто вымели и положили на ящики доски, чтобы публика могла сидеть. Сцену обозначили с помощью двух связанных вместе шнуров от портьер, натянутых в конце помещения.

Они исполнили трагедию Джонсона Хилла "Элирия, или брошенная жена", а после этого - комическую пьесу под названием "Живодерня". Джуд Пэйнтер стоял в сторонке и вышел вперед, чтобы затушить свечи, когда стало слишком дымно.

Для сельской публики это представление было столь же блестящим, как и в Друри-Лейн [4]. Актеров в труппе было семеро - пестрая смесь цыган, актеров-любителей и странствующих певцов. Арон Отвэй, их глава, был толстым человеком с острым носом, стеклянным глазом и манерами уличного продавца, он продекламировал пролог и гнусаво и с нескрываемым удовольствием объявил антракт, он также играл отца-калеку и убийцу, для последней роли он надел черный плащ, подвел глаза и натянул тяжелый черный парик. Отвэй не сидел без дела, зато позже его кружка никогда не пустовала. Роль героини играла блондинка лет сорока пяти с зобом на шее и крупными, усыпанными драгоценностями руками, но лучшей актрисой труппы была симпатичная брюнетка лет девятнадцати, чьи глаза слегка косили, она играла дочь (с неубедительной скромностью) и уличную женщину, и пользовалась успехом.

Росс подумал, что с соответствующей подготовкой она далеко пойдет. Но была вероятность, что ни благоприятные обстоятельства, ни обучение ей не помогут, и девушка в конечном итоге станет прячущейся по углам блудницей или будет болтаться на виселице за кражу часов у джентльмена.

Совершенно другие мысли возникли в голове у сидящего рядом мужчины. Сухопарому, высокому, широкоплечему и мощному Марку Дэниэлу исполнилось тридцать, но он за всю свою жизнь не встречал никого похожего на эту девушку. Она была такой хрупкой, нежной, сияющей, такой изящной, ему нравилось то, как она поднималась на цыпочки, сгибала шею, ее мягкое бархатное пение, и то, как в красновато-желтом пламени свечи блестели ее черные глаза. В ее напускной скромности он не видел ни тени фальши. Приглушенный свет подчеркивал плавные черты ее юного лица, а дешевый безвкусный костюм казался экзотическим и нереальным. Она была не похожа на других женщин, как будто сделана из более чистой и тонкой породы. Лишившись дара речи на протяжении всей пьесы и пения, что последовало после, Марк сидел, не отводя от девушки своих черных кельтских глаз, когда она появлялась, и его взгляд становился отсутствующим, когда она исчезала за черной тканью.