— Конечно. — Он махнул Пьеру. — Но в этом случае вам лучше остаться в доме, хорошо?

— Да, но я не сделаю этого.

Майлз помолчал.

— И все-таки я не понимаю, почему вы решили разорвать помолвку.

Я крутила в руке бокал.

— Гай убедил меня не ехать к Эмме, и я не смогла противостоять ему. Он считал, будто она просто ищет внимания. — При этом воспоминании я почувствовала приступ гнева. — Сказал, что у нее, наверное, всего лишь сильная простуда.

— Но… вы действительно вините его в смерти Эммы?

Я подождала, пока Пьер наполнит мой бокал.

— Прежде всего и больше всего я виню себя, поскольку могла предотвратить трагедию. Виню Эмму за то, что она не принимала таблетки. И да, я виню Гая, ведь, если бы не он… я бы сразу поехала к ней… если бы не он, я бы поняла, как тяжело она больна, вызвала «скорую помощь», и, возможно, она выжила бы. Но Гай убедил меня подождать, и я поехала к ней только утром, а к тому времени… — Я закрыла глаза.

— Вы говорили это Гаю?

Я глотнула вина.

— Сначала я была в шоке и пыталась осознать случившееся. Но в то утро, когда хоронили Эмму… — Я вспомнила гроб, а на нем ее любимую зеленую шляпу в море цветов. — …я сняла свое обручальное кольцо. По дороге домой Гай спросил, где оно, и я ответила, что не в состоянии носить его в присутствии родителей Эммы. Последовала ужасная сцена. По словам Гая, я не должна была винить себя. Эмма, мол, умерла исключительно по своей вине, и ее пренебрежение к собственному здоровью не только стоило ей жизни, но и сделало несчастными ее родителей и друзей. Я призналась Гаю, что чувствую себя виноватой и так будет всегда. Ведь пока мы с ним сидели в «Блюберд», ели и пили, Эмма умирала. А потом я сказала слова, которые не решалась произнести целых две недели: если бы он не вмешался тогда, Эмма могла бы остаться в живых. Гай посмотрел на меня так, словно я его ударила. Мое обвинение разгневало его. Я вернула ему кольцо — в тот день я видела его в последний раз. Вот почему я сегодня не выхожу замуж, — тихо закончила я.

Майлз молчал, и я первая нарушила повисшую над столом тишину:

— Вы говорили, что не знаете обо мне ничего личного, но теперь вот знаете. И возможно, куда более личное, чем вам бы хотелось.

— Ну… — Майлз опять коснулся моей руки. — Простите меня, ведь вам пришлось вернуться к таким… мучительным воспоминаниям. Но я рад, что вы мне все рассказали.

— Меня удивляет мой поступок. Ведь мы почти незнакомы.

— Да — вы не знаете меня. Во всяком случае, пока… — Он погладил мои пальцы, и меня словно ударило током.

— Майлз… — посмотрела я на него. — Думаю, мне не помешает еще один бокал вина.


Мы пробыли в ресторане не так уж долго, отчасти потому, что опять стала названивать Рокси. Майлз пообещал ей вернуться к десяти, но, когда нам принесли десерт, она снова позвонила. Мне пришлось прикусить язык. Рокси отказалась пойти в ресторан с отцом, но, похоже, была полна решимости испортить ему вечер.

— Разве она не может почитать книгу? — спросила я и снисходительно подумала: «Или еще парочку журналов».

Майлз повертел бокал.

— Рокси интеллигентная девочка, но не такая… глубокая, как мне бы хотелось, — осторожно сказал он. — Вне сомнения, это получилось потому, что я чересчур заботился о ней. — Он поднял руки, словно сдаваясь. — Но если вы одиноки и у вас всего один ребенок, это почти неизбежно. К тому же я хочу компенсировать ей потерю матери.

— Но десять лет — долгий срок. А вы очень привлекательный мужчина, Майлз. — Он повертел вилку. — Меня удивляет, что вы не нашли женщину, которая стала бы Рокси матерью и удовлетворила ваши потребности и чувства.

— Ничто не сделало бы меня таким счастливым и не сделает. Несколько лет назад у меня была женщина, которую я любил, но у нас ничего не вышло. Хотя, может быть, теперь все наладится… — Он быстро улыбнулся, и морщины лучиками разбежались в уголках его глаз. — Как бы то ни было… — отодвинул он стул, — нам лучше вернуться.

Дома Паскаль сообщил Майлзу, что Рокси только что пошла спать. И это после того как вынудила отца вернуться из ресторана, отметила я. Майлз объяснил брату, что мне необходимо переночевать в доме.

— Mais bien sûr, — улыбнулся мне Паскаль. — Vous êtes bienvenue[35].

— Спасибо.

— Я заправлю свободную постель, — сказал Майлз. — Вы дадите мне свою руку, Фиби?

— Конечно.

Слегка покачиваясь от выпитого, я последовала за ним по лестнице. Наверху он открыл большой, оснащенный вентиляцией гардероб, где вкусно пахло теплым хлопком, и взял с полок постельное белье.

— Моя комната в конце коридора, — объяснил он. — Комната Рокси напротив. А вы разместитесь вот здесь. — Он толкнул дверь, и мы вошли в большую спальню с темно-розовыми обоями с пасторальными картинками, на которых дети собирали яблоки.

Было странно стелить постель вместе с Майлзом; мы сражались с толстым одеялом, и я находила интимный характер этого занятия одновременно неловким и волнующим. Когда мы разглаживали простыню, наши пальцы соприкоснулись, и я ощутила волнение. Майлз надел льняную наволочку на подушку и улыбнулся.

— Ну вот… Можно одолжить вам рубашку для сна? — Я кивнула. — В полоску или без?

— Футболку, пожалуйста.

Он направился к двери и, вернувшись с серой футболкой от Калвина Клайна, вручил ее мне.

— Ну… Наверное, мне пора в постель. — Он поцеловал меня в щеку. — Завтра будет еще один долгий день работы на винограднике. — Он поцеловал меня в другую щеку и несколько секунд не отпускал. — Спокойной ночи, сладкая Фиби, — пробормотал он. Я закрыла глаза, наслаждаясь его объятиями. — Я так рад, что ты здесь… — Моему уху было тепло от его дыхания. — Но как странно, что это должна была быть твоя первая брачная ночь.

— Да, странно.

— А ты здесь, в Провансе, практически с незнакомцем. Но… у меня проблемы. — Лицо Майлза внезапно омрачилось.

— Какие?

— Я хочу поцеловать тебя.

— О.

— Действительно поцеловать.

— Понимаю. — Он провел пальцами по моей щеке. — Ну… — пробормотала я. — Можешь это сделать.

— Поцеловать тебя?

— Поцелуй меня…

Майлз взял мое лицо в руки, наклонился и коснулся верхней губой — прохладной и сухой — моих губ, и мы простояли так несколько мгновений. А потом стали целоваться гораздо крепче. С возрастающим нетерпением я почувствовала, что Майлз безуспешно пытается расстегнуть мне платье на спине.

— Прости, — рассмеялся он. — Я довольно давно не делал этого. — И еще повозился с застежкой. — А… наконец-то. — Платье упало на пол, я перешагнула через него, и Майлз повел меня к кровати. Он расстегнул рубашку, а я «молнию» на его джинсах, затем легла и смотрела, как он раздевается. Несмотря на возраст, его тело было стройным и крепким, он и в самом деле был подобен винограду, посаженному в год его рождения, — по-прежнему сильным.

— Ты хочешь этого, Фиби? — прошептал он, ложась рядом со мной и гладя мое лицо. — Потому что сундук, о котором я тебе говорил, здесь, рядом. — Он поцеловал меня. — Ты можешь придвинуть его к двери.

— Чтобы выставить тебя?

— Да. — Он снова поцеловал меня. — Чтобы я остался с той стороны.

Вместо ответа я поцеловала его, на этот раз более требовательно, и, дрожа от желания, притянула к себе.

— Я хочу тебя здесь.

Глава 9

Mann und Weib, und Weib und Mann…

Меня разбудила песня, которую пела в винограднике польская девушка.

Reichen an die Gottheit an…

Майлз ушел, оставив после себя вмятину на подушке и мужской запах на простынях. Я села и обхватила руками колени, размышляя, какой неожиданный оборот приняла моя жизнь. В комнате было еще темно, лишь длинные узкие полоски света лежали на полу — солнце пробивалось сквозь жалюзи. Я слышала воркование голубей и шум пресса вдалеке.

Я открыла окна и посмотрела на бледно-красный ландшафт, на кипарисы и качающиеся на ветру сосны. Майлз ставил ведра на прицеп. Я несколько мгновений наблюдала за ним, думая, как страстно и почти благоговейно он занимался со мной любовью, какое наслаждение доставляло ему мое тело. Под окном росло фиговое дерево, сидевшие на нем голуби клевали перезревший фиолетово-коричневый плод.

Я умылась, оделась, заправила кровать и пошла вниз. В утреннем свете казалось, что чучело медведя улыбается, а не скалит зубы.

Я пересекла холл и вошла в кухню. В конце невероятно длинного стола сидели Рокси и Сесиль.

— Bonjour[36], Фиби, — тепло сказала Сесиль.

— Bonjour, Сесиль. Привет, Роксана.

Рокси подняла выщипанную в салоне красоты бровь.

— Вы все еще здесь?

— Да, — спокойно ответила я. — Не хотелось возвращаться в Авиньон в темноте.

— Et vous avez bien dormi?[37] — понимающе улыбнулась Сесиль.

— Très bien. Merci[38].

Сесиль передала мне тарелку с круассанами и печеньем.

— Хотите чашечку кофе?

— С удовольствием. — Пока Сесиль наливала кофе из кофейника с ситечком, я оглядела большую кухню, пол которой был выложен терракотовой плиткой. Повсюду висели гирлянды чеснока и горького перца, а на полках стояли старые медные сковородки. — Как тут хорошо — у вас удивительный дом, Сесиль.

— Спасибо. Надеюсь, вы приедете к нам еще.

— Значит, вы сейчас уезжаете? — спросила Роксана, намазывая на хлеб толстый слой масла. Ее голос звучал безучастно, но враждебность по отношению ко мне была очевидна.

— Уеду после завтрака. — Я повернулась к Сесиль. — Мне нужно в Иль-сюр-ла-Сорж.

— C'est pas trop loin[39], — сказала она. — Доберетесь туда за час.

Я кивнула. Я уже бывала там, но подъезжала к городу с другой стороны. Придется изучить дорогу.