— Значит, он попросил вас работать у него и писать для его газеты?

— Нет, он успел взять двух репортеров на полные ставки, а я занимаюсь маркетингом, но имею карт-бланш, чтобы писать на интересующие меня темы.

— Тогда я должна чувствовать себя польщенной.

Дэн посмотрел на меня.

— Я видел вас, за день до открытия вашего магазина. Кажется, я говорил вам об этом. Я шел по другой стороне улицы, а вы оформляли витрину — одевали макет…

— Манекен.

— …вам приходилось туго — одна рука все время отваливалась.

Я сделала большие глаза.

— Ненавижу сражаться с этими манекенами.

— Вы были решительно настроены, и мне захотелось поговорить с вами. Вот чем хороша журналистика, — с улыбкой добавил он.

— Два кофе! — сказал доброволец, ставя чашки на прилавок.

Я взяла их и протянула Дэну:

— Какую предпочитаете? Красную или зеленую?

Он заколебался:

— Красную. — И потянулся за чашкой.

— Но вы взяли зеленую.

Дэн покосился на нее.

— Ну да.

— Дэн, вы дальтоник? — Он сжал губы и кивнул. Какая же я недогадливая. — Вам… сложно жить с этим?

— В общем-то нет. — Он с философским видом пожал плечами. — Просто я не могу стать электриком…

— О, все эти цветные провода.

— Или воздушным диспетчером, или пилотом. «Дефектное цветовое зрение», как они это называют, означает также, что я вижу кошек с зелеными полосками, не могу собирать землянику и часто неправильно подбираю одежду, как вы уже успели заметить.

У меня запылало лицо.

— Если бы я знала, что тому есть важная причина, то вела бы себя более тактично.

— Люди порой отпускают грубые замечания о моей одежде, но я никогда ничего не объясняю за исключением тех случаев, когда вынужден это делать.

— А когда вы это обнаружили?

— В свой первый день в начальной школе. Нас попросили нарисовать дерево — у моего были ярко-красные листья и зеленый ствол. Учитель посоветовал родителям проверить мое зрение.

— Значит, ваши брюки не кажутся вам малиновыми?

Дэн опустил глаза.

— Я не знаю, что такое малиновый цвет — для меня это абстракция, как звуки колокола для глухого, — а эти брюки я воспринимаю как оливковые.

Я сделала глоток кофе.

— А какие цвета вы различаете хорошо?

— Пастельные — бледно-голубой, розовато-лиловый — и, конечно, черный и белый. Я люблю смотреть на черно-белые вещи, — добавил он, кивнув на фотографии. — В монохромности есть нечто…

Послышалась мелодия «Пока время идет»; какое-то мгновение я думала, что она раздается из колонок, но потом поняла: звонит мобильник Дэна.

Он бросил на меня извиняющийся взгляд и достал телефон.

— Привет, Мэтт, — спокойно сказал он. — Я за углом, в Центре воспоминаний. Да, я могу разговаривать — но всего минуту. Простите, — прошептал он мне одними губами. — О… хорошо… — Дэн встал, его лицо стало серьезным. — Ну, если она будет придерживаться этой версии, — произнес он, удаляясь. — Веское доказательство, — согласился он, выходя в сад. — Надо быть неуязвимым. Я приду через пару минут.

— Прошу прощения, — сдержанно сказал Дэн, возвращаясь к столику. — Мэтту нужно кое-что обсудить со мной — я должен идти.

— Мне тоже есть чем заняться. — Я подхватила сумочку. — Но я рада, что зашла сюда. Спасибо за кофе.

Мы покинули центр и немного постояли на тротуаре.

— Ну, мне сюда, — кивнул Дэн направо, — «Черное и зеленое» находится рядом с почтой. А вам туда. Но… мы пойдем на «Анну Каренину».

— Вы не даете мне подумать…

Дэн пожал плечами.

— Почему бы вам просто не сказать «да»? — Он непринужденно поцеловал меня в щеку и ушел.

Распахнув пятью минутами позже дверь «Деревенского винтажа», я увидела, что Анни кладет телефонную трубку.

— Звонила миссис Белл, — пояснила она. — Вы забыли у нее шляпную коробку.

— Забыла шляпную коробку? — Я даже не заметила этого.

— Она предлагает вам забрать ее завтра в четыре часа. Миссис Белл просила позвонить только в том случае, если вас это не устраивает. Но я могу добежать до нее…

— Нет-нет, спасибо, я сама. Завтра в четыре — это хорошо. Очень хорошо.

Анни выглядела озадаченной.

— И как там миссис Белл? — поинтересовалась она, поднимая атласное вечернее платье, соскользнувшее с вешалки.

— Она… очень мила; интересный человек.

— Думаю, старики любят поговорить с вами.

— Да.

— И держу пари, у некоторых из них есть в запасе невероятные истории. Эта часть вашей работы очень захватывающа, — продолжала Анни. — Мне нравится, как пожилые люди рассказывают о прожитой жизни; я считаю, мы должны больше прислушиваться к ним.

Я говорила Анни о посещении Центра воспоминаний, где она, по ее словам, никогда не бывала, и тут зазвонил телефон. Это был продюсер «Радио-Лондон» — он прочитал интервью со мной в «Черном и зеленом» и спросил, не приду ли я к ним в следующий понедельник поговорить о винтажной одежде. Я ответила, что буду счастлива. Затем пришло сообщение от Майлза — он заказал столик в «Оксо тауэре» на среду в восемь. Потом я работала с несколькими заказами по Интернету — пять человек хотели приобрести французские ночные рубашки. Поняв, что запас товара иссякает, я заказала билет в Авиньон на последний уик-энд сентября. Остаток дня я провела с людьми, принесшими одежду на продажу.

— Завтра я появлюсь только к обеду, — предупредила я Анни, закрывая магазин. — Мне нужно к Вэл, швее. — Но не стала сообщать о визите к медиуму. Честно говоря, меня это пугало. А днем я опять проведаю миссис Белл.

Глава 6

Следующим утром я отправила Синди в Беверли-Хиллз платье от Баленсиаги, гадая, какой из ее клиенток оно достанется, затем, волнуясь, поехала в Кидбрук. В моей сумочке лежало три фотографии. Первая была сделана, когда нам с Эммой исполнилось по десять лет, на пляже в Лайм-Реджисе, куда папа взял нас на поиски окаменелостей. На снимке Эмма держала раковину большого аммонита, которую нашла сама и бережно хранила. Помню, мы категорически отказывались верить моему отцу, что этой раковине около двухсот миллионов лет. Вторая карточка запечатлела выпускной бал Эммы в Королевском колледже искусств. На третьем фото мы стояли рядом в ее последний день рождения. На Эмме была необычная шляпа, она сама ее сделала, — зеленый соломенный «колокол» с накрахмаленной шелковой розой, «растущей» из него. «Мне нравится, — сказала она с притворным удивлением, глядя на себя в зеркало. — В этой шляпе меня похоронят!»

Я нажала кнопку звонка на двери Вэл. Открыв ее, она огорченно сообщила, что рассыпала черный перец-горошек.

— Какая неприятность, — сказала я, вспомнив с приступом острой боли ужин у Эммы. — Он теперь везде, верно?

— О, я расстроилась по другому поводу, — объяснила Вэл. — Рассыпать перец — к несчастью.

Я посмотрела на нее.

— Почему?

— Это обычно предвещает конец близкой дружбы. — Я почувствовала, как по спине пробежала дрожь. — Поэтому мне придется следить, что я говорю Мэг, не так ли? — добавила она. — А теперь… — Вэл кивнула на мой чемодан. — Что ты мне принесла? — Я, потрясенная ее словами, показала шесть платьев и три костюма, купленные у миссис Белл. — Здесь требуется совсем небольшой ремонт, — сообщила она, рассмотрев их. — О-о, мне нравится это платье от Оззи Кларка. Представляю, как какая-нибудь женщина идет в нем по Кингс-роуд в шестьдесят пятом году. — Вэл вывернула платье наизнанку. — Порвана подкладка? Оставляй мне это, Фиби. Я позвоню, когда все будет готово.

— Спасибо. А сейчас, — изобразила я притворную живость, — я просто… зайду в соседнюю квартиру.

— Удачи! — ободряюще улыбнулась мне Вэл.

Нажимая на звонок Мэгги, я чувствовала, как сильно бьется мое сердце.

— Входите, милая, — крикнула Мэг. — Я в гостиной.

Я пошла по коридору на запах «Мажи нуар», смешанный с застоявшимся сигаретным дымом, и, обнаружив хозяйку перед маленьким квадратным столиком, огляделась. Ничто не указывало на практиковавшиеся здесь обряды. В комнате не было ни абажуров с бахромой, ни хрустальных шаров. На столе не лежали карты Таро в ожидании, когда их начнут тасовать. Только диван и два кресла, плазменный телевизор, резной дубовый буфет и каминная полка с невероятно большой фарфоровой куклой с блестящими темными локонами и бессмысленным лицом.

— Если вы надеялись увидеть круг с буквами и блюдцем, то вас ждет разочарование, — скучным голосом сказала Мэг. Она словно читала мои мысли, и я сочла это добрым знаком. — Я не занимаюсь чепухой вроде «возьмитесь за руки и ждите, пока погаснет свет». Нет. Я просто свяжу вас с теми, кого вы любите. Смотрите на меня как на оператора связи.

— Мэг… — Меня внезапно охватила тревога. — Я чувствую себя немного… обеспокоенной. Я хочу сказать, не думаете ли вы, что это несколько нечестиво, ну… взывать к мертвым? — Особенно в гостиной, неожиданно пришло мне в голову.

— Нет, — ответила Мэг. — Ведь на самом деле они не мертвы, понятно? А просто пребывают где-то еще, но, — она подняла палец, — с ними можно вступить в контакт. А теперь, Фиби, начнем. — Мэг выжидательно посмотрела на меня и кивнула на мою сумочку.

— О. Простите. — Я полезла за кошельком.

— Сначала дело, а удовольствие потом, — заявила Мэг. — Спасибо. — Она взяла у меня пятьдесят фунтов и засунула их в вырез топа. Я представила, как деньги постепенно нагреваются, а потом подумала, что еще она хранит там. Дырокол? Записную книжку? Маленькую собачку?

Мэг положила ладони на стол и прижала пальцы к столешнице, словно готовилась к путешествию. Ее искусственные ногти были такими длинными, что заворачивались на кончиках словно маленькие турецкие сабли.