Я лучше телевизор посмотрю…


Такой дикий стук в дверь гостиничного номера в половине третьего ночи не мог меня не разбудить.

– Это к тебе? – спросил я у Ильи, повернувшись к его кровати.

Ответа не было, кровать была пуста и заправлена.

Ясно. Значит, у главы Комсомола таки выгорело что-то с Настей.

– Леха, брат, открой, пожалуйста. Открой!

Ну кто это еще мог быть? Логинова черти принесли.

– Мразь, я же сплю! Трудно понять? Иду, уже иду, друг! – крикнул я и встал.

Логинов был в футболке и трусах, в руке – мобилка. Трезвый, вернее – протрезвевший.

– За тобой черти гонятся? Что случилось? – спросил я. – Какого беса ты меня будишь?

– Мой сосед закрылся с девчонкой… Пусти переночевать! – взмолился он.

– Что, все остальные уже отказали? Или ты решил, что я единственный, кто тебя не побьет, и поэтому первым делом сунулся сюда?

Гуляка так посмотрел на меня, что я понял: второй вариант был верным.

– А что твоя блонда? – спросил я, запуская его в номер и закрывая дверь.

Логинов бухнулся на кровать Ильи, закутался в одеяло и пробурчал что-то невнятное, из чего я понял: у него накрылось.

– Ну, хоть у Ильи не накрылось, наверное, – ответил я.

– Облом, – уже более внятно проговорил друг. – Он перебрал с мартини и отъехал, спит в номере у того очкарика, у которого гитару спер. Ну, значит судьба такая. Доброй ночи.

– Спокойной ночи, – не возражал я.


Утром я прошел через обычную процедуру: сны Логинова.

Каждый, кто спал с ним в одном помещении, был обречен по пробуждении выслушать прелестную историю о том, что Логинову сегодня снилось. Попытки Колю заткнуть позволяли несчастному слушателю только оттянуть пытку на некоторый момент, а бить этого сказочника было как-то жалко…

– Сегодня во сне я был премьер-министром, и я заказал каким-то ученым жуткую машину, которая влияет на мозги. Там был один такой, болезненного вида, но с красивыми глазами; еще один, постарше, чем-то похожий на Долинского – его Петрович называли; и с ними девушка какая-то, в военной форме. А главным был полковник с золотым орденом в виде волка.

– Надо быть полным идиотом, чтоб такое себе представить, не то что запомнить, – поздравил я сновидца. – Давай вали в свой номер, уже все попросыпались давно.

Обратно мои друзья – псевдо-альфа-самцы ехали уже не в таком воодушевлении. Пока младшие курсы продолжали бухать (и где у них сил столько берется?), мы втроем сидели в купе, степенно пили коньяк с чаем и общались «за жизнь».

– А я с ней на свидание пойду, – сообщил Илья, когда мы исчерпали темы «политика» и «надо ли валить из Украины?» До темы «футбол» так и не дошли – эти два неудачника футбол не смотрели (тьфу, как бабы!). – Хорошая она девочка, эта Настя.

– Ну, молодец, – согласился я.

– Девки – зло, – хмуро отметил Логинов.

Я не удержался:

– В таком случае, в твоей жизни одно сплошное добро.

– Да пошел ты, – беззлобно уронил он. – Я спать.

И это был первый и последний мудрый шаг Логинова за всю поездку.

Перекрестки и маршруты

Идет ирландец мимо паба.

Самый короткий английский анекдот

Следующей осенью стартовал последний год моей учебы в бакалаврате; нужно было решать – продолжаю или еду куда-нибудь в Англию-Италию. Комсомол помог мне определиться достаточно быстро – остаюсь! Мне нравилась общественная работа, нравилась вся эта хрень-завихрень, которая совершенно не мешала учебе заменяла мне настоящую учебу.

А еще меня угораздило познакомить своего лучшего друга Пашу со Стежняк, и из-за этого я едва не спился.

Саша Стежняк – это девочка, с которой у меня вышел облом в Одессе, в той самой поездке. Впрочем, не могу сказать, что я сильно расстроился (хотя определенный осадочек остался). Все-таки барышня была ничего: природа наградила ее шикарной задницей, страстью к рок-н-ролу и непередаваемыми в печати интонациями голоса сродни хрипотце Высоцкого. Общаться нам, тем не менее, приходилось – она помогала в комсомольских вопросах типа благотворительности и в том, что Леша называл «свистоплясками». Общение шло обоим на пользу и постепенно перерастало в дружбу.

Да – я же еще не рассказал про Пашу! Этот парень приходился сыном первому заместителю министра какой-то шибко важной государственной ерунды. Но при этом был похож на веселого матроса: не имел того снобизма, который так часто встречался среди деток элиты в ИПАМ. Мы с ним с первого курса делили одну парту в Институте. Я научил Пашу мешать коньяк с колой, а он научил меня курить. Я делал за двоих семинары, а он писал все лабораторные работы по компьютерам (нас здорово гоняли по матмоделированию и всяким таким штучкам). Иногда по ночам мы таксовали на его машине по Киеву – я выступал в роли штурмана и кондуктора, и мы порой снимали немаленькие суммы на этом деле.

Как-то в начале учебного года мы с Пашей просиживали пятничный вечер в «Бочке» на Театральной, и на наш столик налетел «какой-то слон!», по выражению моего собутыльника.

– Я не слон, вообще-то, я… Ой, Логинов, привет!

«Слоном» оказалась Стежняк, пришедшая послушать какую-то регги-группу из Днепропетровска. Она говорила, что собирается в «Бочку» на днях, но у меня из головы вылетело. Теперь вот вспомнил.

– Здорово! – ответил я. – Ты одна? Или с подругами?

– Та одна, – улыбнулась она, глянула на Пашу и кивнула ему. – «Слона» зовут Стежняк.

– Она не любит, когда друзья называют ее по имени, – объяснил я Паше.

– Паша, – кореш протянул ладонью вверх свою огромную руку с растопыренными пальцами. – Извини, пожалуйста, за «слона», я не хотел…

– Да ладно, проехали. Угощаешь теперь пивом, – искристо улыбнулась она.

…За пивом последовали шоты. Не помню, сколько их было, но благодаря им обнаружилось, что у всех троих общие интересы и избыток налички.

Я потерял ощущение реальности, забил на Комсомол, учебу, Илью и Лешку, и мы со Стежняк и Пашей ушли в запой на пару недель.

Когда после очередной вечеринки мы втроем вваливались в чьи-нибудь апартаменты, роняя попутно предметы обстановки, и укладывались спать, в жизнь воплощался пропагандистский плакат «Алкоголизм – исцелим!» Стежняк храпела во всю мощь тренированной гортани, Паша посапывал, как младенец, и сосал большой палец, а я иногда вскрикивал во сне и бегал по квартире от приснившихся пауков (случается, бывают и такие сны).

Из запоя меня вывел Леша. В одну из суббот он приехал ко мне домой, и когда я, мало соображая что к чему, открыл дверь – он прогнал всех посторонних прочь из квартиры, надавал мне по лицу, отпоил черным чаем и остался на сутки.

– Ох ты и наваленный! – ворчал он, усадив меня в кресло и подавая кружку крепкого темного напитка. – Пей! Пей, бестолочь, а то сдохнешь! А из гроба пить неудобно!

– Убери, не могу пить чай, – попытался сказать я, но вместо этого изрек нечто нечленораздельное, а когда Леша все ж залил чай мне в горло, я резко подскочил и побежал в туалет.

Вернулся я оттуда нескоро, судя по тому, что друг уже сидел в одних трусах и смотрел по телевизору «Ранеток», пожирая финики и потягивая недопитое Стежняк и Пашей пиво.

– Ну что, полегчало, брат Стругацкий? Един в двух лицах, мать твою.

– Я больше никогда не буду пить… – сказал я.

Тогда Леша загнул палец и сказал: «Раз!»

Забегая вперед: к тому моменту, как я защитил кандидатскую, я успел «бросить пить» в присутствии Леши двадцать шесть раз.

– Я сегодня умру… – простонал я, лежа на полу лицом в потолок в позе звезды. – У меня сердце сейчас станет…

– Ну, как умрешь, так не забудь мне сказать. Я тогда пивко допью.

– Хрена с два ты что допьешь…

– Вот крысья душа! Я тебе жизнь спас!

– Зачем ты приехал? – продолжал ныть я. – Спасибо, конечно, но не стоило…

– Стоило, собака ты бешеная, еще как стоило. Надо вытягивать тебя из этого клуба неудачников. Не удивлюсь, если на вас метеорит когда-нибудь упадет, – ответил пивопьющий финикожуй. – Я у тебя ночую сегодня. А то мало ли…


В общем, меня вернули к работе. Но это не означало прекращения гуляний – мы просто помудрели и отныне гудели только по выходным.

– Куда ты сегодня? – зевая, спросил Илья очередным пятничным вечером, когда мы допивали кофе и докуривали последнюю дневную дозу сигарет в комнате Комсомола, готовые разбежаться.

В окно стучал октябрьский дождь, и на улицу совсем не хотелось. Мы с Илюхой старались подольше оттянуть тот момент, когда придется добираться до метро «Печерская». Леши тогда не было: он не засиживался в ИПАМ допоздна.

– Хэллоуин-пати у Стежняк. Заеду домой, накину свой до жути банальный вампирский костюм, и – айда текилу глушить. Жаль, Паши сегодня не будет, они с родителями в Эмиратах…

– Стежняк – это та, что тебя отшила в Одессе? – уточнил он.

Я поджал губы и кивнул: нет, ну когда уже он забудет про это? У самого-то тоже обломалось, между прочим!

– Так что, компания нужна? – Илюхины глаза как-то игриво блеснули.

Я недоуменно посмотрел: как так? Не похоже на него…

– Спокойно, просто у меня деньги завелись, – объяснил он. – Написал диплом одному дядьке на второе высшее. Вот и думаю, почему не развеяться?

– А костюм? – возразил я.

Почему-то не очень хотелось тащить Илью к Стежняк – интуиция что-то предсказывала. Возможно, послушай я интуицию…

– Да я и так страшный, – подмигнул он. – Поехали к тебе, что-нибудь подберем.


Перед тем, как уехать выращивать оливки в Каталонию, родители купили мне маленькую квартирку на Дорогожичах, в тихом доме на улице Телиги. А Стежняк снимала квартиру на Подоле (она сама откуда-то из Центральной Украины). Не самый удобный маршрут, но добираться к ней я всегда был рад, а тем более – с Ильей, а тем более, он расщедрился и заплатил за такси.