Я не могла разорвать с ним связь, хотя, наверное, необходимо это сделать и сделать давно – чтоб не держать человека в подвешенном состоянии. Он был хомяком в клетке с расплавленными прутьями, из которой не мог ни выйти, ни нормально содержаться в ней…

– … в общем, Лешка вылил вниз тарелку с пельменями, а следом выкинул полотенце…

– Да это ты был, придурок! – зарычал Илья.

– …а там кто-то курил, этажом ниже. Я представляю себе картину – ну что, покурил, а теперь пойду голову помою.

– Ну просто сладу с тобой нет, бестолочь! – покачал головой друг.

Илья замечательный. Тогда, после Одессы, когда я еще не знала Влада, у нас могло бы что-то получиться – но он оказался не тем человеком. Коля до сих пор думает, что у нас с ним что-то было в поезде или в гостинице… Я не хочу говорить с ним об этом – некоторым вопросам лучше оставаться без ответа, даже если этот ответ принесет успокоение.

– Обалденная история! – резюмировал Долинский. – Ты только что похитил десять минут моей жизни. Ох, Логинов, хоть бы ты молчал почаще, а?

Андрей Александрович – он тоже хороший, только эти его тигровые глаза меня немного удивляют. Он для ребят как духовный отец, хотя у них разница в возрасте чуть меньше десяти лет. Мудрый, опытный, спокойный, и это так хорошо уравновешивает импульсивность Коли и категоричность Ильи… Я его прежде побаивалась, но это всего-навсего иррациональные опасения. Настоящий мужик, и его Марине можно только позавидовать…

– Пиво прилетело! – прогудел Коля, когда два шестигранника с «Хугарденом» оказались у нас на столе. – Ну, давай, Настюха – чтоб побольше историй интересных с нами происходило!

– Главное, без пельменей в окно, – уточнила я и схлестнула с ним бокалы.

И пить бы ему бросить. Раньше это казалось забавным, но, видимо, пора бы остепениться. Он-то отшучивается, а ведь напрасно – Илья мне рассказывал, что Коля ходил обследоваться к Лешкиному отцу, одному из лучших кардиологов Киева. Это неспроста же…

Надеюсь, у него все будет хорошо.


Едва четвертая пара закончилась, и я не всем студентам еще успела объявить баллы за семинар, как на мобильный позвонил Смагин:

– Настя, добрый день! – сказал он леденящим душу голосом. – Это Смагин беспокоит.

– Да, ваш номер у меня записан, – объяснила я. – Слушаю вас.

– Вы можете зайти ко мне? Не торопитесь?

У меня тут же сердце упало… Я никогда не оставалась со Смагиным вдвоем – что ему от меня нужно?

– Да, конечно же – а что-то случилось?

– Настя, о чем вы! Разумеется – все в порядке! Просто нужна ваша консультация.

Жутко хотелось покурить, но я подумала, что это будет не лучшей идеей – Смагин у нас показательный борец с вредными привычками… Забросила вещи на кафедру и направилась к нему в логово.

– Да, проходите, он ждет, – приветствовала меня секретарь.

Я вошла в громадный кабинет. Здесь пахло силой – но не той силой, что внушает доверие и придает ощущение надежности, а грубой, показной силой, и еще очень сильным и резким мужским одеколоном.

Смагин сидел за столом и копался в компьютере. Увидев меня, встал и пошел навстречу.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – он указал на кресло в углу кабинета, а сам вытащил из-под стола для совещаний один из стульев и уселся на него верхом, сложив руки в замок на спинке стула. Стул он поставил очень близко ко мне – и словно нависал надо мной всей своей громадиной.

– Что-то случилось? – повторила я, пытаясь улыбаться.

По губам ректора скользнула змеиная ухмылка.

– Настя, мне нужна ваша помощь в одном очень деликатном вопросе.

– Не люблю деликатные вопросы, – сразу заметила я, – но постараюсь вам помочь, если это будет в моих силах.

Он блеснул крупными белоснежными зубами и заговорил тихо, но очень внятно:

– Знаете, иногда нам приходится действовать не в рамках закона, а в рамках необходимости. В данном случае я веду речь о необходимости развития кафедры, науки и всего Института. А конкретно – о кадровой политике.

Так вот оно что!

– Вы что, хотите меня уволить?

Смагин помотал головой.

– Нет, Настя, о чем вы говорите?! За что же мне вас увольнять?

– Ну мало ли, найдется, – предположила я. – Любого можно уволить при желании.

– Тут вы немного ошибаетесь, – он поднял палец вверх. – У нас есть профком и есть КГБ, который следит за тем, чтоб все нормы трудового законодательства были выполнены. Этот человек не допустит, чтоб кого-нибудь уволили без должных на то оснований. А как нам поступать, если повода нет, но есть причина?

Я пожала плечами – что тут ответишь?

– Нужно создать повод, – продолжил ректор. – Или сымитировать его, по крайней мере. В данном случае я забочусь об обновлении кадров и о том, чтоб наша с вами родная кафедра функционировала наилучшим образом. Для этого хочу взять на работу одну хорошую девушку, из другого города – с прекрасными рекомендациями и большим будущим в науке. Я собрался предложить ей должность доцента… Но ведь наша кафедра, насколько вы знаете, и так переполнена, и расширить штатное расписание не представляется возможным…

Смагин несколько кривил душой – на худой конец, снял бы с кого-нибудь, а то и с самого себя, лишнюю нагрузку. Видимо, все-таки хотел от кого-то избавиться. Но от кого? И при чем здесь я?

– Есть одна интересная бумага – заявление на мое имя. В нем упоминается доцент Лосев, ваш напарник по матмоделированию. Там описаны факты неоднократного сексуального домогательства с его стороны. Возможно, что-то из этого имело место и в действительности, но дальше устных жалоб дело не заходило – спускали на тормозах. Тем более одно дело, когда такое говорят студентки, чья объективность может быть под сомнением, а совсем другое – когда эти обвинения зафиксированы на бумаге и подписаны сотрудником кафедры. Это уже серьезно.

Я, наверное, потеряла контроль над собой от гнева и шока, потому что прекрасно помню, как почти закричала ему:

– Вы что, из ума выжили?!

Смагин отшатнулся и поднял бровь.

– Однако! Настя, это продиктовано необходимостью – я же только что объяснил!

– Нет! – отрезала я. – Я не буду принимать участия в этом!

– Настя, перестаньте! Все, что вам нужно – это подписать бумагу, и, возможно, подтвердить это для КГБ. Дело не получит дальнейшего хода, потому что Лосев под угрозой обстоятельств уволится сам – я его знаю, он трус редкий…

– Найдите кого-нибудь другого! Вы что, не можете заставить студентку?

– Дорогая моя, вы умная, замечательная девушка, пользующаяся авторитетом среди коллектива. И КГБ поверит вам безоговорочно. А показания прочих будут тщательно проверяться, и не факт, что…

– То есть вы хотите, чтоб я перестала пользоваться авторитетом среди коллектива? – наехала на него я, приподымаясь с кресла и делая шаг в сторону двери. – Чтобы я перестала быть замечательной девушкой, а стала крысой и изменницей?

Ректор встал следом за мной и перекрыл мне путь.

– Отойдите, пожалуйста, – попросила я.

– Черта с два я куда-то отойду. Сядь и слушай, если не хочешь по-хорошему.

Превращение оборотня состоялось: ректор ИПАМ умер, вместо него передо мной стоял бандит, руководитель большой преступной группировки.

– Простите? – переспросила я, но не двинулась с места. – Как это понимать?

– Понимай как знаешь, – продолжал бандит. – Если ты сейчас выйдешь, то вместе с Лосевым я уничтожу тебя.

– Скажете, что я к вам приставала? Хорошая идея, попробуйте!

Смагин причмокнул и дернул щекой, как заправский уголовник.

– Нет, причем же тут я, если есть Логинов… Забыла про такого?

Моя храбрость тут же ушла в никуда. Я снова начала бояться этого человека, сделала шаг назад и упала в кресло…

– О чем вы?

– О том, что ты спишь с моим зятем, видимо, выбивая себе карьерный рост таким путем.

Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Что за ерунда? О чем вы говорите? Это бред!

– Я знаю, что это бред, – согласился Смагин. – Я прекрасно знаю, что моему жалкому Коленьке от тебя ничего не светит. Но кто еще об этом знает? И если пока об этом шепчутся только самые заядлые сплетники по углам, то в моих силах, как ты понимаешь, сделать это достоянием общественности. Да так, что даже на работе у твоего мужа узнают. Хочешь, чтоб все МАУ обсуждали, как жена Владислава обеспечивает себе карьеру, пока он пассажиров развозит?

Смагин торжествующе хлопнул в ладони.

– Вы не сделаете этого, – по-прежнему сопротивлялась я.

Он оскалился еще сильнее.

– Сделаю! – пообещал он. – Сделаю и с удовольствием. В моих силах превратить твою жизнь в невыносимый поток оправданий, переглядываний и грязных смешков за спиной. И все это будет иметь место, если та заява, которая лежит на журнальном столике, не будет аккуратно переписана твоей ручкой – здесь, в моем кабинете, пока я схожу за кофе. Бумага и ручка – там же. Сделай все сама. У тебя же ручки достаточно умелые, да?

Этот урод, сверкнув напоследок ледяными глазами в мою сторону, отступил к двери – полубоком, по-прежнему глядя на меня. Взялся за дверную ручку.

– И не надо никаких фокусов. Я не мальчик, шутить со мной не советую, – тихо и злобно сказал Смагин и покинул кабинет, оставив меня наедине с ужасным признанием.

В этом не было никакого героизма. Только я, напечатанный на бумаге текст с грязными эмоциональными обвинениями, а рядом с ним – дорогая ручка и стопка чистых листов. Все просто: сделай это, Настя, или не делай. Выбор за мной.

Угрозы Смагина подействовали. Не знаю, почему и как – возможно, проводя столько времени с Логиновым, я заразилась его импульсивностью? Если б было чуть больше времени, я бы смогла принять трезвое решение, я бы нашла выход из положения, тем более что оно не было таким уж критичным.

Он все равно уничтожит Лосева. Если поставил цель, он это сделает. Почему он привлек меня? Да чтоб убить двух зайцев одним ударом… Думает, что мне теперь будет сложнее общаться с Колей, что я отойду от него. Хочет обезопасить свою дочь, по-прежнему видит во мне какую-то угрозу для нее… Смагин – действительно очень недалекий человек, но просто удивительно фартовый, везучий, иначе как бы он достиг таких высот?