Он потряс кулаком в воздухе, будто запугивая Ученый совет. Доктор политических наук – и болтает ногами на столе, рассказывает сорокапятилетнему коллеге, как правильно работать со студентами и тут же спрашивает его совета… Но такой славный… мальчишка. Эта работа, эта должность – не для него… Он все тот же раздолбай, с которым так хорошо было пить пиво под дождем, а ему приходится примерять маску, которая заведомо велика.

– Это терпит? – все так же глядя в материалы, спокойно уточнил заместитель. – Если нет, то идемте. Если да, то давайте на четвертой паре?

– Иешуа терпел – и нам велел, так что давайте на четвертой, – согласился Коля, спрыгнул со стола и подошел ко мне, беспардонно наклоняясь лицом к монитору. – Насть, а ты что читаешь интересное?

– Как видишь, про Нобелевку этого года… Тут пишут…

Конечно, он как обычно не слушал, что я говорю – зато его рука мягко легла на мое плечо и легонько его сжала. Ладно, Коля, подарим тебе эти десять секунд…

– О как интересно! Индиец, автор «Саги о кроватях»… Вот у нас была сага о кроватях, помните, когда лет десять назад две кровати из окна общежития ночью выкинули? Вот это был номер, я помню до сих пор.

– Угу, угу, да-да-да, молодежь так дурно воспитана! – запричитала Киса, которая сама в те годы еще только-только поступила в аспирантуру.

– «…навязать Пекинский консенсус политическими методами», – отчетливо прочитал вслух Филимончук, давая понять, что его пытаются отвлечь от важной работы, и ему приходится внимательнее вчитываться в студенческие опусы.

Коле было совершенно наплевать на чью бы то ни было работу, пока он держал меня за плечо. Хватит – я повела рукой и сменила позу, придвинув стул ближе к компьютеру. Он все понял, почти незаметно вздохнул и уселся на стул по соседству.

– Вот работаете все, работаете… А я устал так за эту неделю. Кстати, про работу одну классную байку вспомнил.

– Ой, расскажите, нам интересно! – вмешалась Киса.

– Дык слушайте тогда, – поучительно сказал Коля. – Есть у меня друг, Пашка – ну, Настя его знает – он сейчас в Чикаго живет. Мы, будучи студентами, частенько катались на его машине по Киеву и таксовали по ночам – не ради подработки, а так, время убить, да и пообщаться лишний раз. Едем как-то в районе Шулявки, смотрим – две девицы стоят на обочине. Я Пашу пихаю в локоть, мол, давай подбросим. Открываем окно, одна заглядывает к нам и улыбается этак хитро…

Я уже слышала эту историю дважды или трижды, но отвлеклась от статьи и наблюдала за реакцией слушателей. Киса восторженно смотрела на Логинова и ловила каждое его слово, Филимончук тоже прислушался – держал страницу текста перед глазами, делая вид, что читает, но глаза замерли на месте.

– …Нет, говорит, не надо нас подвозить. Мы работаем. А Пашка смотрит так на нее и говорит: «Поздравляю! А кем?» Ну, я ему кричу, давай, мол, трогай отсюда, остряк… Представляете? Это надо было видеть!

– Ага, ага, – соглашалась Киса, не отдавая себе отчет, насколько бессмысленную и безынтересную историю она только что выслушала.

Филимончук едва заметно покачал головой и мельком взглянул на Колю – это что, уже конец, что ли? Но мой друг, кажется, действительно считал историю смешной. С чувством юмора у него вообще-то проблем не было, но с этой байкой постоянно выходили проколы: видимо, чтоб понять весь смысл, действительно надо было это видеть.

– Все, Настюш, хватит про них читать! Пошли в «Эгоист», пообедаем.

Я действительно проголодалась и не прочь была б пожевать что-нибудь.

– У меня четвертая пара будет, семинар, а пока свободна. Пошли.

– Викторович, а вы хотите? – в порыве показного великодушия позвал Коля, догадываясь, что Филимончук откажется. – Я сегодня угощаю всех. В честь «Саги о кроватях».

– Работа – зашиваюсь, не могу, – проскрипел Филимончук, быстро переворачивая страницу реферата и что-то там демонстративно подчеркивая.

Логинов вопросительно глянул на Кису, и та, бросив быстрый взгляд на меня, тоже замотала головой:

– Нет-нет, Николай Михалыч, я сегодня уже обедала.

Один зашивается с рефератами, а другая уже обедала…

Как бы не так… Ну, это всегдашняя ситуация. Вся кафедра избегает сопровождать нас с Колей. Не знаю, что они думают – хотя, зная меня, думать не должны… С другой стороны, они знают и Логинова – а тут ничего предугадать нельзя. Репутация у него действительно странная, и думать они могут что угодно. Плевать. Меня это мало задевает. Главное, что сама я знаю, как все на самом деле.

– Насть? – он протянул руку.

– Да идем уже, беда с тобой… Идем…


Но как минимум двум людям в Институте было наплевать на тонкости наших взаимоотношений с Логиновым, потому что уж очень хорошо они в этом разбирались – в силу того, что Коля очень любит об этом с ними поговорить, особенно в поддатом состоянии. Эти двое – Андрей Александрович и Илья – налетели на нас прямо у выхода с кафедры. Настроение у обоих было приподнятое, наверное, что-то удачное сотворили в бизнесе.

– Куда бежим? – Долинский остановил Колю, хлопнув ладонями груди и спине.

– В ЗАГС, – вздохнул Коля. – Пока там нет перерыва. Будешь понятым на свадьбе?

– Мечтай-мечтай, – с усмешкой, но беззлобно ответил вместо него Илья. – Мы с Андреем в «Эгоист» собрались. Идемте?

– Да, пошли, – ответила я вместо Коли, улыбнулась и подмигнула Виноградову.

Лицо Логинова – о, как и историю с «работающими девочками» на Шулявке, это нужно было видеть! Думаю, он догадывался, что я просто шучу с ним на эту тему, когда вспоминаю Одессу и тот его призрачный «шанс», о котором он мне в среднем раз в год жалуется, когда напивается. Но его реакция все равно оставалась любопытной.

– Ладно, бизнесмены, пошли, – прорычал он. – За меня платит Илья, я на мели.

– Ты ж только что кафедре проставляться хотел? – случайно, ей-богу, вырвалось у меня.

Андрей Александрович и Илья переглянулись и заулыбались.

– Так ты еще и проставляешься? Какой успех, Илюха, скажи? – возвестил Долинский.

– Да ну вас, – заметно погрустневший Коля пошел впереди, покачиваясь из стороны в сторону.

Чтоб он не чувствовал себя так плохо из-за того, что милая беседа со мной теперь превратится в оборону от постоянных подколов двух быстрых на мысль и острых на язык финансистов, я двумя шагами догнала его и подержала за ладонь несколько секунд. Руки у него действительно всегда теплые и мягкие – он внимательно следит за этим…

Он улыбнулся мне, к нему вернулась бодрость:

– Чего ты, Настюш?

– Ничего, просто настроение хорошее. И ты не грусти, а?

– Не буду, – согласился он.

Я кивнула, отстранилась и пошла чуть сзади – неудобно идти с ним за руку перед студентами. На парапете второго этажа вдруг заметила Смагина – большой, статный синеглазый ректор в дорогущем костюме он смотрел на букашкоподобных студентов, копошащихся в холле, и упивался своим величием и великолепием. Смагин скрестил руки на груди и проводил взглядом нашу процессию, виду не подал, даже не кивнул мне в ответ на мой осторожный взгляд.

Он меня недолюбливает. Может, дошли какие-то нелицеприятные слухи?… Неправильно все как-то. Глупо, пошло и неправильно.


Мы засели в кабинетике на втором этаже. Андрей Александрович и Илья взяли кофе, а Коля, разумеется, заказал пиво. Мне пришлось поддержать.

– Тогда давайте два «Хугардена», – обрадовался он.

– Логинов, еще полудня нет, а ты пиво глушишь. Совести у тебя нет, – констатировал с сожалением Долинский.

– А откуда ей быть? – махнул тот.

– Ну да, ты же у нас такой весь из себя бессовестный мизантроп и социопат, – усмехнулась я, и коллеги поддержали веселье.

– Да ты же просто лапочка, Коля, – сказал Илья.

– Это я пошутил так, про совесть, – признался Долинский. – На самом деле, самое жуткое, что ты когда-либо сделал, это заставил курить моего кота на даче.

– Нет, самое жуткое, это когда он вместо сгущенки на блины майонез налил, – встряла я.

– Это была Таня! – возмутился Коля, нежно пиная меня в бок локтем.

– Ну, какая разница? Блины ж ты принес на корпоратив, – напомнила я. – Так что теперь это в памяти коллектива отложилось как очередной ляпсус Логинова.

– Нет, самый блеск – это день работников ЖКХ, который мы в общежитии отмечали! – продолжил Илья, увлекаясь все больше и больше.

– Когда Лешка пельмени в окно выкинул? – с надеждой сказал Коля.

– Это ты пельмени выкинул! – хором утвердили мы с Ильей.

Долинский удивленно заулыбался и вскинул брови:

– А ну-ка, этой истории я не слышал! Кто расскажет?

– Давайте я, вы все неумейки, – махнул рукой Коля. – В общем, собрались мы как-то с ребятами на четвертом курсе в общежитии у общего друга – Прапор у него кликуха, ты его не знаешь, думаю. Учился на год старше нас, на ФПП.

– Не знаю, – подтвердил Андрей Александрович.

– Ну так вот, были там я, Лешка, Илья и еще несколько парней – все из Комсомола. Прапор – тот еще эстет. Перефразируя классика, скажу, что «не мог он «Джеймсон» от «Блу Лейбл», как мы не бились, отличить», и на стол поставил вместо нормальной выпивки какой-то дикий бодяжный коньяк…

Коля рассказывал историю, размахивая руками, пытаясь произвести на Долинского впечатление. Он всегда такой даже если плохо или больно – радостный мальчишка, плодящий бестолковые, но запоминающиеся афоризмы, человек, для которого нет ничего серьезного – кроме анализа социальных систем и безнадежной всепоглощающей страсти ко мне.

Я помню и боль, и радость в его глазах. И часто причиной того и другого была я.

Бывает, мы загоняем себя в такие ситуации, ставим ловушки самому себе – и потом выхода из них нет. У этого доблестного Айвенго есть все, о чем можно мечтать в его возрасте, и только один замок он не взял – меня. Я искренне надеялась, что когда-нибудь это пройдет, но, похоже, с годами он погружался в яму чувств все глубже. Возможно, если бы мы виделись не так часто… Но судьба свела нас здесь, на кафедре госуправления, и, казалось, на всю жизнь.