Сижу в кресле напротив стола Шона и читаю бумаги. Зачем я это делаю? Интима, вроде, не наблюдается, а договор о добровольной продаже души я подписала еще в Риме.

— Все? — спрашиваю я, возвращая Картеру подписанные документы.

— Вот держи. Это учебный план. Можешь его выбросить самостоятельно. Толку от него никакого. Все, иди отсюда.

Хм, а может преподавание — не так уж и плохо? Вдруг мне по-настоящему понравится пить кофе с Клеггом и упражняться в словесном фехтовании с Хелен и Шоном. Тут же… целая жизнь со всем ее спектром! Не то, что на базе. Но словно услышав мои мысли, только я дохожу до дверей, Картер меня окликает и спускает с небес на землю:

— Конелл, я бы посоветовал тебе на парах быть суч**й. Ничто другое молодежь не вразумляет.

О вот он — минус, брать на себя ответственность за несколько сотен раздолбаев вообще не хочется!

Шон прав. Вхожу я в аудиторию, а там сидит толпа детишек. И все такие высокомерные и важные, хоть умирай от осознания собственной ничтожности. Ах да, тут же, полагаю, каждая собака знает, чьей я была подружкой. Что ж, воспользуемся советом Картера: выберу самую противную девушку, назову ее Хелен, стану концентрироваться на ней и истекать ядом.

Решено!

— Всем привет, мое имя Джоанна Конелл. И двадцать три минуты назад мне объявили, что я буду вести это занятие. Полагаю, что вы обо мне узнали… пораньше. — Закрываю дверь на ключ. — Ректор был так любезен, что не только не сообщил мне о начале лекций, даже не сказал, кто вы такие. Ну так, с какой вы хоть кафедры?

— Защита информации, — насмешливо подсказывает весьма противная на вид девица.

— А вот и ты, Хелен, — улыбаюсь я криво.

— Я Элис.

— Уверяю тебя, ты самая что ни на есть Хелен! — В аудитории звучат смешки.

— Амберт? — вдруг проявляет просто нечеловеческую прозорливость некий растрепанный парнишка. — Вы же учились с Хелен Амберт?

— Садись. Пять, — кисло говорю я. Жаль, что так быстро раскусили. — Вот и вы теперь тоже с ней учитесь. — Подозрительно смотрю на недоделанного шпиона и все-таки спрашиваю: — как тебя зовут?

— Энрике Каддини.

Итальянец. Шикарно. А по виду и не скажешь, зато по ощущениям… после летних событий у меня определенно аллергия на их нацию.

Собственно, как вы уже, наверное, догадались, я понятия не имею, о чем рассказывать детишкам, а потому начинаю исторический экскурс (а-ля цитата первой главы диссертации).

— Так, ладно, поехали. Распределенное и параллельное программирование — штука, которая требует особенного строения мозгов. У мельбурнских джентльменов есть на этот счет целая теория, кому будет сильно интересно — могу с ними познакомить, а на память цитировать не стану. Параллельное программирование — вложение интеллектуальных ресурсов в код, а не железо. Процесс особо извращенного головоломания был изобретен еще в

1960-х годах, когда в операционных системах появилось страшное словосочетание «системные прерывания» и, соответственно, второй вычислительный процесс. Затем нас всех своим изобретением благословил (или проклял, кому как больше нравится) Сеймур Крэй из Control Data Corporation (Силиконовая Долина, штат Калифорния), и было оно первым в истории суперкомпьютером. В тот день небо почернело, и зелеными буквами, совсем как Матрице на нем нарисовалась надпись: добро пожаловать в эру параллельного программирования.

Народ переглядывается, но все слушают, а я сажусь на собственный стол и кладу ногу на ногу.

— И с тех самых пор человечество мучается, так как фоновый процесс-то они придумали, но так и не нашли способа в него посмотреть. Иными словами, я рада приветствовать вас в мире, где ваши главные помощники: принтер, карандаш, много кофе и семь кругов ада отладки на бумаге. В моем мире.

Студенты моргают, но не шепчутся — слушают, а дружок-итальяшка, кажется, вообще порами впитывает каждое слово.

— Обычный человек с феноменом суперкомпьютера сталкивается чаще всего при использовании неких облачных хранилищ данных, посредством которых вы радостно обмениваетесь лабораторными работами по ночам. Именно на них на самом деле ваши файлики-то и лежат. Очень ненадежные штуки эти облака, скажу я вам. Среднестатистический Шон Картер вскрывает их за два часа, — раздается хихиканье и, следом, стук в дверь. Я спрыгиваю с парты и открываю дверь. Заходят двое студентов, они опоздали, однако на лицах ни тени раскаяния. — И потому среднестатистический Шон Картер, а он у нас, к счастью, пока единственный и неповторимый, придумал классный алгоритм для шифрования данных (да-да, вспоминаем семинар с участием Киану), — и поворачиваюсь к опоздавшим. — Постойте чуть-чуть здесь, господа, — снова к аудитории. — Мне посчастливилось прослушивать лекцию об этом феномене в стенах данного университета еще в бытность студенткой. И хотя нас уверяют, что создал достопочтенный ректор нечто до безобразия надежное, право на лицезрение и использование алгоритма имеют ТОЛЬКО Бабочки. Может быть лет через пять, — снова сажусь я на парту, — когда Картер изобретет нечто столь же феноменальное, он выкинет на интернет-просторы все формулки, и мы получим возможность спрятать все свои грязные делишки методом шифрования имени SDK, ну а пока что все мы беззащитны. Остальные сплетни о нашем непосредственном руководстве опустим и вернемся к Сеймуру Крэю и его феноменальным инновациям. Вы что-то хотели? — наконец, обращаюсь я к опоздавшим, которые выглядят не слишком довольными стоянием в дверях.

— Пройти в аудиторию, доктор Конелл, — фыркают товарищи так, будто это очевидно, и я им что-то должна. Ты был прав, Картер. Учатся тут сплошные хамы, в тебя, наверное.

— Ради всего святого, разве я похожа на некоего головастого ученого? Я даже очков не ношу! Придумайте какое-нибудь другое обращение. И в аудиторию вы пройдете не раньше, чем я увижу, что вы сожалеете об опоздании. Вернемся в лекции. Я не так давно еще работала на военной базе в США, в Неваде, и под моим ведомством находилось пять суперкомпьютеров, названных в честь соседних штатов: Калифорния, Орегон, Айдахо, Юта, Аризона. Я так и не поняла, для чем им столько вычислительной мощи, но, видимо, понадобилось. Кстати, год назад один из парнишек уничтожил Калифорнию…


В этот же день у меня лабораторные у группы параллельщиков. Ребята они ничуть не лучше защитников. Я бы даже сказала, еще более избалованные. Видно, вражда Клегга и Картера перешла на студенческий уровень. Защитники информации хоть слушали, эти вообще сидят и откровенно болтают вместо того, чтобы писать программу. Сижу и разрабатываю планы мести.

— На следующую пару чтобы все с отчетами пришли, — раздраженно говорю я. — Бездельники будут защищаться очень-очень долго!

Но угрозы не действуют. Несколько голов меланхолично поворачиваются ко мне, а затем все начинают болтать еще громче. И вот что, спрашивается, мне с ними делать?

— Как тебе группа параллельщиков? — спрашивает от дверей Шон. Не заметила, как он вошел. Однако, в аудитории после этих его слов воцаряется вожделенная тишина.

— Клегг их на амфетамине держит? Они вообще невменяемые.

— Они все у него такие, — хмыкает он. — И во времена твоего студенчества были ничуть не лучше.

— Эй! С нами учились нормальные ребята!

— Да-да, — закатывает глаза Шон. — Теперь понимаешь, почему я не подписал тебе документы на перевод?

— Из врожденной вредности? — невинно спрашиваю я.

Картер хмыкает. Тишина в аудитории все еще абсолютная. Слушают. Боятся. Ура, они не окончательные самоубийцы!

— Знаешь, Конелл, я тебя экзаменовать пришел, — объявляет вдруг мне Картер.

— А если я тест не пройду, ты меня уволишь? — с надеждой спрашиваю я.

— Нет. Всего лишь заклеймлю пятном позора, как Клегга. — Мда, тут есть от чего поморщиться. — Видишь ли, когда я еще был студентом, я каждый раз я писал непараллельный код, который работал быстрее, чем его параллельный.

— Да ладно, ты просто на мелочевке выигрывал, — фыркаю я.

— Ну, тогда выбирай не мелочевку, только чтобы мы успели до конца пары, — фыркает Шон.

Честно говоря, облажаться жутко страшно. Студенты бегают между нами, заглядывают то в его монитор, то в мой. В любом случае с кодом Шон заканчивает быстрее. Не претендую, мне в принципе сложнее.

Запускаем один и тот же компьютер — мой ноутбук. Отключаю все, что может сработать в пользу Шона. И я запускаюсь первой, потому что подозреваю в его программе какую-нибудь штуковину, которая замедлит мне систему. На мою паранойю Картер откровенно умиляется.

Студенты, напротив, крутят пальцами у висков.

Когда мы поднимаем файлы, в которых записано время, я обнаруживаю, что выиграла…

ВСЕГО ОДНУ МИЛЛИСЕКУНДУ. И хотя это вообще ничто, как Клегга меня долбать не станут, а значит…

— Лузер! Лузер-лузер-лузер! — прыгаю я по аудитории, тыкая в Шона пальцем.

Счастливым он не выглядит.

— А ты? Параллельщик, который всего одну миллисекунду у меня выиграл. Да ее даже правила округления дают! — морщится Картер.

— Не надо тут ля-ля! Ты проиграл. Ты не написал код победителя. А если округление или Луна не в той фазе, то ты неудачник. А это не меняет факта, что ты продул. И прошляпил свое право на полноценный террор. Так что если не умеешь проигрывать с достоинством, залепи скотчем рот! И раз я выиграла, мне положен приз.

— Ну конечно, — фыркает он.

— Нет, серьезно. Или только тебе за выигрыш причитается? — мрачно смотрит на меня, но не вопит, не ругается. Значит, сделает. — Настраивай давай мне компьютер. Только чтобы без глупостей! Следить буду!

— Ты что, систему настроить не в состоянии?

— В состоянии. Но ты продул, а днем измывался при всех над моей мамой!

Студенты снова крутят пальцами у висков. А я встаю за спину Шона и начинаю… бдеть.