Александра Гейл - Дело Кристофера

И пока бедный Клегг не успел оклематься, я решила высказать все, что накопилось:

— Ты выставил мои вещи в коридор! А меня — жалкой неудачницей. Хотя мы оба знаем, что это не так! Я просто пытаюсь стать лучше. И у меня получается. И никакая я не стерва.

Извинись еще раз и скажи, что ты осел, а я просто очаровашка!

Отплевавшись и стерев сахар с глаз платком, Клегг вдруг просто хмыкнул.

— Знаешь, Конелл, будь на моем месте любой другой преподаватель, тебя бы это не спасло.

Но так как это все-таки я, а наш ректор меня люто ненавидит…

— Роб! Да он вообще не при чем! Это между нами. Между мной и человеком, которого я считала другом, и который меня унизил на глазах у всех знакомых, исходя из каких-то профессиональных соображений. Ты не был мне только преподавателем, ты человек, который слышал, как я плачу, помогал и поддерживал. Если ты хотел оставаться ТОЛЬКО преподавателем, зачем ты мне это позволял?! Или, может, для тебя это вроде бальзама, ведь я жалуюсь на твоего злейшего врага. Может, тебе нравится собирать доказательства скотства Шона? Потому что я не понимаю, за что ты со мной так жестоко. Да, я написала статью, да, без тебя. Ладно, я гадкая и противная, но ты вышвырнул мои вещи на глазах у всего университета.

И это было так гадко, что когда я обожгла руку, тайком приезжала к твоей жене на перевязку, пока ты ходил в супермаркет. Я, точно воришка, пробиралась в вашу с Мадлен квартиру.

Интересно, она бы засунула меня в шкаф, если бы ты вдруг вернулся? Вот до чего ты нас с ней довел. Вот до чего довела нас ваша с Картером война. Хватит, Роб! Я устала перелезать через пятиметровую стену непонимания между тобой и Шоном Картером. Я человек посторонний, я не при чем! Вот почему я вылила тебе на голову чашку кофе. Тебе, не врагу парня, с которым я живу, не научному руководителю, преподавателю или заведующему кафедрой, а именно Роберту Клеггу, человеку, который позволял мне ночевать на диване в гостиной и говорил, что веду я себя как дура. Наши отношения не были сугубо профессиональными никогда. Сначала ты меня презирал, затем пожалел, и, наконец, подружился со мной. А потом подставил!

Гребаный предатель. — Я от избытка чувств даже ножкой топнула.

— Извини меня, — сказал он, наконец, уверенный, что прощу. А я не находила в себе сил вот так сходу броситься с головой в дружбу с ним снова.

— Не могу. Не сейчас. Может, завтра.

И после этого я просто ушла. Но я простила. Роберт Клегг — человек уникальный. Я не только простила ему его выходки, я о них забыла насовсем.

По итогам совместной работы мы с Шоном написали несколько статей, но до конференции их бы опубликовать не успели. Однако мы постарались сделать так, чтобы Такаши на глаза они попались — указали его в списках предпочитаемых рецензентов. Кстати сказать, когда спустя три года Картер взялся за усовершенствование написанного нами некогда продукта, и включил мое имя в число соавторов, и я очень удивилась этому обстоятельству. Но вернемся обратно.

— Мисс Адамс, ректор у себя? — спросила я.

— Да, мисс Конелл, — улыбнулась мне секретарша Шона.

Ни о чем не подозревая, я зашла в его кабинет… и увидела, они разговаривают с Хелен. Так и застыла в дверях истуканом.

— Простите, я не знала. — И что-то отвратительное поднялось внутри меня, злое и уродливое. Хотя ничего неприличного не происходило.

— Не спешите уходить, мисс Конелл. Поздравляю с успешным выходом релиза проекта, — сказал Шон.

— Д-да, я за этим и пришла. Тебя тоже. — Клянусь, я очень спешила уйти, но он не позволил.

— Манфред считает, что подобные события надо отмечать. Ты сегодня вечером что-то планировала?

— Поспать? — предположила я наиболее очевидное.

— Очень смешно.

Не смешно, в моих мешках под глазами скопилась тяжесть всего мира!

— А есть предложения?

— Ресторан…

— Да, хорошо, — согласилась я и поспешно ретировалась.

Но только пришла домой легла спать, а проснулась от воя будильника. Шона не было. Но меня ничуть не расстроило ни его отсутствие, ни то обстоятельство, что мы никуда не выбрались.

Настоящее время

На кафедре весьма тихо. Клегг побежал в ректорат подписывать документы. Зная Картера, он, скорее всего, оттуда выйдет часа через два. И еще четыре будет обтекать. Это знаю не только я, но и секретарша, а потому она одну минуту кликает мышкой, а четыре — спит.

Думаю, она из тех, кто по ночам развлекается в клубах. По крайней мере мешки под ее глазами со мной солидарны. А я… придумываю повод задержаться на работе, чтобы не возвращаться к Брюсу. Тут все так хорошо и очевидно, а в квартирке с зелеными стенами мне откровенно тошно. В этом университете царит она — идиллия, а у нас дома взаимопонимание закончилось.

Тут даже те, кто друг друга ненавидят, относятся с глубочайшим уважением к этому чувству.

Иначе, Роб бы не пошел к Шону за подписями лично, а заслал бы меня. Я бы покружила вокруг Картера, насобирала бы шпилек в собственный адрес, но вернулась через полчаса, а у Клегга уйдет времени на то же самое раза в четыре больше. Но это хорошо. Лучше, чем у меня и Брюса. После того, как нейтральные темы для разговоров закончились, мы, по большей части, молчим. А я не хочу возвращаться в звенящую от тишины квартирку, я хочу слушать храп секретарши.

Но, как выясняется, помощь уже близко, и перспективы на вечер куда как более радужные.

И предвещает их с пинка распахнутая дверь и громкий вопль:

— Ах, ты с***а крашеная!

Со стороны секретарши раздается страшный грохот, шум и брань. Она с перепугу чуть не ударилась съехавшим с подставленной ладони подбородком о клавиатуру. И я не более расторопна, так как запуталась каблуками в проводе ноутбука. Вам точно нужно говорить, кто это явился по мои блондинистые космы или сами догадаетесь? Керри Робинс Прескотт, конечно.

— Джоанна Конелл, — продолжает она вопить, тем временем. — Я бросила мужа и троих детей в Ньюкасле, чтобы приехать к тебе в Сидней! А ты месяц в Австралии, несколько недель провела со мной в одном городе, но даже не сказала! Да я тебе половину волос выдеру… хотя нет, три четверти! Вот, я выдеру три четверти твоих-с****х-крашеных-косм!

— Керри! — Я, наконец, добираюсь до нее, пытаюсь обнять, а она меня бьет по рукам, не позволяет. На ее месте я бы не такое устроила. Каждый эпитет, которым она меня награждает, полностью правомерен.

— А еще ты выходишь замуж, и узнаю я это от кого бы вы думали?! ОТ МАДЛЕН КЛЕГГ!

И узнаю я это походя, между рецептами яблочного-клегг-ее-возьми-пирожка и индейки в винном соусе! Для справки, все это я терплю раз в неделю ТОЛЬКО потому, что когда-то нас с ней познакомила ты, и у нее случится инфаркт, если я ей скажу, что являюсь хорошей женой не потому что знаю, что такое индейка в винном соусе, а потому что у меня уже трое детей и муж, и все они сыты, поддаются контролю и стопроцентно мне верны. О нет, я молчу, терплю, киваю и крашу ногти, делая вид, что пишу ее гребаный рецепт, а она вдруг просекает, и как выдаст: а вот Джо для Брюса будет готовить долбаную индейку! Какого Брюса? Ах да, того, который мистер-я-хочу-от-тебя-колечко-уже-год-а-ты-козел-все-тянешь! И когда он решился, твою мать, Конелл, ты мне даже не сказала?! Или может быть это потому, что ты была так заняла горячим летним сицилийским романом со своей карьерой, что все остальное просто выскользнуло из твоей покрашенной чуть ни не в платину головы?

— Керри! — пытаюсь я ее заткнуть, пока это еще в моих силах.

— Джоанна Конелл, ты официально…

— Керри! Было бы все хорошо — позвонила бы! А то представь, мы два с лишним года не виделись, и вдруг я объявляюсь, и начинаю с порога грузить тебя своими проблемами…

Это ее остужает в момент. И она, наконец, позволяет мне себя обнять. По щекам ее бегут слезы.

— Конелл, какая же ты Love Mississippi, — прочувствованно произносит Керри, и я тоже начинаю рыдать от осознания, насколько сильно мне ее не хватало. Хочется ей рассказать все.

Нет, не так. Не все, а все-все. И не о Сицилии, не о выкрутасах Брюса и родителей, а о том, что я понятия не имею, что делать дальше со своей личной жизнью. Я всегда спрашивала ее совета, так как она считалась, ну, опытнее что ли. У нее была толпа парней, и все разные, а у меня только минное поле имени Шона Картера… хотя, такой опыт, конечно, тоже бесценен. Хоть книжку пиши.

— Ты же, паршивка, Джо. Ты хоть понимаешь, какая ты негодяйка? Ты обещала крестить моих детей, но даже не сказала о том, что он сделал тебе предложение!

— Знаешь, я бы с радостью пригласила тебя на эту чудесную помолвку вместо Пани и Картера.

Керри удивленно взмахивает своими длиннющими, мокрыми от слез ресницами и, забыв обо всех обидах, начинает смеяться.

— Подробностей! — требует она.

— О, запросто. Во-первых, все было очень в моем духе. Мама орет, папа орет, Пани орет, Брюс орет. И раз, и я в обмороке… Разобрались только к следующему утру, в шахматы сыграли, и я согласилась выйти замуж с условием, что мы возвращаемся в Сидней.

— Это даже больше в твоем духе, чем ты думаешь… Ты все еще ходячая катастрофа, да, Love Mississippi?

— Я вообще не при чем! Это все они!

— Только почему-то каждый раз…

И тут дверь снова распахивается, и на кафедру с видом подравшегося взъерошенного воробья влетает Каддини, врезается в Керри, извиняется, зачем-то отряхивает ее, а потом сгибается пополам и опирается руками о колени в попытке отдышаться.

— Док! Вот, твой отчет. Держи.

— Дурдом, — выносит вердикт секретарша.

— Эх, дружок, опоздал, — хмыкаю я. — У меня сегодня намечается не сдача лабораторной, а грандиознейшая пьянка.