— Да сочиняете вы все! — возмутилась Брокерша. — У таксистов всегда есть запасные шины. Они обязаны их иметь.

— Он не читал наших законов, — пояснила Сценаристка. — Сама поездка на такси в аэропорт — чистая правда, а вот историю с умершим от сердечного приступа пассажиром я придумала. Просто мне стало интересно, как это такси может ехать в том направлении пустым, да еще и утром, вот я и придумала возможную причину. В этом и заключается работа сценариста — дать объяснение до того, как возникнет вопрос. В итоге вы поверили вымыслу и взяли под сомнение то, что было правдой. Для того мы, сценаристы, и стараемся. Берем эпизоды из реальной жизни и компонуем вымышленные сюжеты. Я качаюсь на волнах реальности, как чайка, но не уверена в действительности, даже когда ныряю в океан зыбкой памяти за кусочками пищи для своего вымысла. Кстати, прекрасный, получился образ — чайка, качающаяся на морских волнах. С такого кадра можно начать картину… Хотя нет, подобными вещами, пожалуй, лучше заканчивать. Чайка на волнах в лучах заката — отныне она всегда будет счастлива.

А я сценаристка, та женщина со шрамом. Чувство вины. Мертвые младенцы. Негодные сценарии. Это крах. Возмездие. Позади десятки тысяч истраченных впустую сцен. Эти выброшенные сцены, пропавшие впустую строки свербят мне мозг. Я натыкаюсь на них повсюду, но поздно — мир уже ускакал вперед. Они больше не пригодятся, только твердят мне: «Это ты виновата! Твоя вина! Ты проворонила момент! А мы, мы были так хороши!..» И все же я боролась за вас, о, мои детки, рожденные в горячечном мозгу! Я отстаивала каждую строчку! Билась за вашу жизнь, рискуя обрести позор и презрение, пока враги холодно взирали на мои муки, выжидая, когда им удастся вас уничтожить. И им это удалось. Один за другим черновики летели в корзину, а совершенство по-прежнему не достигнуто. Столько утрат, а мне так и нечего написать, я не нахожу нужных слов. А может, я не гожусь в писатели? Переписываю заново, теряю сюжет, но все труды летят в пустоту. Мысли в моей голове борются за жизнь и гибнут. А новый замысел лежит в стороне нетронутый. О, детки мои, сиротки, ваша мать выдохлась, у нее больше нет сил питать вас, ведь ей теперь нужно кормить других. Да, я должна браться за новое, не могу топтаться на месте, не имею права упустить момент. Мне надо рваться вперед!

Пусть родятся новые строки, новые страницы, новые сцены. Например, знаменитое мраморное джакузи в «Касл-спа». Ночь. И бурлящие пузырьки как тысячи новых идей. Выдержит ли моя бедная голова? Я говорила вам про то, как была в Индии? Сценаристка в Бомбее. Она попала туда по контракту после развода с мужем. Муж хотел примирения, но у нее не было времени на такие вещи. Теперь у нее есть продюсер. Когда-то он начинал в Нью-Йорке, получил огромное наследство и отныне торчит в Бомбее в белых одеждах, обкуренный в доску, сидит в восточной позе, склонившись над китайской книгой пророчеств «Ицзин». Он не столько буддист, сколько конфуцианец, но это не важно. Его жена, русская красотка, ставшая буддийской монахиней, упокоилась с миром в Гималайских горах. Она мертва, и этого не изменишь, разве что известная сценаристка напишет сценарий к фильму о ее жизни. Напишет, поскольку такое пророчество выдала ему китайская книга гаданий. Так что сценаристка должна срочно лететь в Индию. И она летит. Летит первым классом — как того потребовали ее агенты. Продюсеру это требование не нравится, он даже открыто заявил ей об этом. И вот в чужой стране, как Рапунцель, заключенная в башню, она пишет свой сценарий взаперти на частной вилле на побережье Чопатти. К ней уже являлись видения — разгневанный дух усопшей посещал ее, наставлял и даже водил ее рукой.

Она до сих пор не может забыть кружащих над Гималаями вертолетов и рева огромных сверхзвуковых лайнеров, каждые семь минут взмывавших в небо из международного аэропорта Чатрапати всего в пяти милях отсюда. Слыша этот рев, она дрожала в своей комнате, уверенная, что за ней пришла смерть. И это отнюдь не вымысел, а реальный факт. А что же видения? Эта изящная белая рука, водившая пером по бумаге, и аромат сирени — все, конечно же, ей приснилось?

И вот сценарий готов. Ее вызывают к заказчику. Он сидит, скрестив ноги, белым размывчатым пятном, окруженный наркотическими парами. «Сценарий требует изменений», Но каких именно? Что тут можно изменить? «Ицзин» говорит об изменениях. Это «Книга перемен» — так даже на обложке написано. Наша сценаристка в панике, проклинает тот день и час, когда согласилась лететь сюда. Она идет к себе и вносит изменения. Любые, хоть какие-нибудь. А что ей остается делать, если у нее отобрали обратный билет на самолет? Ее снова вызывают к заказчику. «Откуда вам известно все это? Вы что, ведьма? Расхитительница гробниц? Вы украли мысли из моей головы! А я своего отдавать не привык. А теперь ступайте, вы свободны». Самолет на Лос-Анджелес сбился с курса, он летит слишком низко, все они умрут среди этой величественной красоты… Но! Все опять впустую! Фильм так никогда и не будет поставлен. Дома она узнает, что развод с мужем окончательно оформлен.

Но она тайком припасла еще одну копию сценария — паранойя не дремлет. Прятала ее на дне чемодана. Но и от этой копии нет пользы. Все-таки жутковато — ведь опасность может прийти к тебе не только из мира усопших.

— Вы все время рассказываете о себе в настоящем времени и в третьем лице, — посетовала Судья.

— Правильно, потому что так пишутся сценарии, — ответила Сценаристка. — А как же еще можно излагать? События разворачиваются перед вашими глазами. Не прошлое и не будущее, а только настоящее — другие времена непозволительны.

Она умолкла. Мне даже показалось, уснула, избавившись наконец от этих видений, разрывавших ее мозг изнутри. Во всяком случае, большие серые глаза были закрыты, хотя веки все равно нервно подрагивали. И я даже порадовалась за нее.

Все мы были довольны такой передышкой, но потом ко мне подошла Мачеха и попросила отойти с ней в сторонку на пару слов. Я догадалась зачем — она хотела попросить меня прочесть ее рукопись. Это была смелая просьба. До сих пор ее было почти не видно и не слышно, она, как и Сценаристка, кажется, больше интересовалась не процедурами, а покоем и тишиной, необходимыми для писательского труда. Что касается меня, то я предпочитаю вокруг бардак и хаос — так мне легче пишется, особенно когда время поджимает. Но все творят по-разному, а многие даже ждут какого-то особого вдохновения. Лично я ничего не жду — пишу как могу, когда умудряюсь выкроить время. Конечно, я согласилась прочесть ее рукопись. Эта женщина была мне симпатична. Лет около сорока, она оставляла приятное впечатление — собранная, целеустремленная, рассудительная, внушающая доверие, — и миловидная внешность очень подходила к этим чертам. Говорила она как человек глубоко образованный — мелодичный голос, дружелюбные интонации, но с привычкой к командным ноткам. Оказалось, Она работает на радио, где люди не такие проворные, как, скажем, на телевидении или в прессе, зато более душевные и доброжелательные. Она, конечно же, мила с подчиненными, учтива с начальством и всегда готова к общению. На любых деловых встречах и переговорах держалась непринужденно и уверенно и старалась, чтобы все в итоге поспевали домой к чаепитию. Представлялась она не женой, матерью или облеченной властью начальницей, а мачехой. Я спросила ее, о чем, собственно, книга, не об этом ли как раз, и она утвердительно кивнула. Обещала кое-что подправить и отдать мне на прочтение.

Это была всего лишь новелла. Она, оказывается, ходила на литературные курсы, заинтересовала какого-то издателя, но потом от затеи пришлось отказаться — ее падчерица Элиза и муж возражали. Но здесь она наслушалась наших историй и решила, что должна продолжать. Эту историю следует написать — хотя бы ради всех мачех на планете.

— Если бы мне удалось убедить женщин не выходить замуж за мужчин с детьми, я была бы рада, — сказала она.

В голосе ее звучала горечь, и мы все заинтересовались, Бывшая Жена Викария заметила, что в таком случае количество повторных браков сильно сократится, чем несказанно порадовала Мачеху.

Психологиня, теперь уже открыто жавшаяся к Судье, поддержала идею. Она тоже жалела несчастных мачех хотя бы потому, что мужик быстренько забывает о бывшей жене, когда та разводится с ним или умирает. Для мужчины есть только одна жена — которая в настоящий момент торчит у него в постели и на кухне, обеспечивая его сексом и жратвой. Это как самый младший ребенок в семье — вертится под ногами и потому получает все самое лучшее. Здесь совпали две прописные истины — Дарвина и Фрейда. Любая мачеха, пытаясь вытолкать из гнезда детишек соперницы, попросту заботится о собственном благосостоянии. Так что, пасынки и падчерицы, берегитесь!

Такое одобрение Судьи подействовало на нашу Мачеху странным образом — она почему-то возбудилась и, выскочив из воды, вспрыгнула на бортик джакузи, топая ножкой и сердито раздувая ноздри.

— Господи! Да я-то как раз на стороне бедной мачехи! — воскликнула она, потом взяла себя в руки и прибавила: — Вы уж простите. Я в последнее время живу в таком напряжении!

— Немного интеллекта и понимания, и эти запутанные житейские проблемы вполне можно разрешить, — чопорно заметила Психологиня.

— Что верно, то верно, — поддакнула Судья, сомкнув пухлые ладошки. — Просто шикарно сказано!

В ответ на это Мачеха только рассерженно фыркнула, заносчиво мотнув головой. Оказывается, она тоже умела выходить из себя. И нам это было приятно осознать, поэтому мы решили не доканывать ее. Вероятно, подействовало подлитое в воду Судьей жасминовое масло, от которого мы все стали вялыми и томными.

Глава 29


Мы с Майрой уединились на кухне поболтать. Остальные разбрелись кто куда — одни затеяли игру в «виселицу», другие разошлись по своим номерам.

Но нам покоя не хотелось. Я пребывала в возбужденном состоянии, так просто все разрешив. Возможно, я испытывала неприязнь к Элеанор как раз потому, что видела в ней себя. Но равнять мой случай с историей Элеанор, Найши и Белинды все же не стоило. Их конфликт был из ряда вон выходящим. А в случае с Дженни не было ни моря крови, ни искромсанной ножом плоти. Просто когда-то я поступила с нею не очень хорошо, только и всего. Теперь поняла ошибку, и с этим можно было жить. Все мои страхи и смутное ожидание небесной кары рассеялись, как только я осознала свою вину и внутренне приняла ответственность за случившееся. Суматранский грипп исчез вместе с бредовыми интернет-блогами. У Майры снова заработал спутниковый телефон, а у Беверли компьютер. И с Джулианом тоже все обошлось — он вовсе не собирался крутить роман с Дженни и менять меня на нее. И все же у меня осталось какое-то странное ощущение, что все могло бы обернуться иначе — словно неведомое космическое решение зависело от моих действий. Такое впечатление, будто последние несколько дней я служила точкой опоры для некоего равновесия между чередующимися добром и злом.