Смертоносные бледные поганки подействовали именно так, как о них пишут в книгах. Сначала (дня три-четыре) что-то вроде обычного пищевого отравления, а потом, через десять дней, у тебя отказывает печень и ты умираешь. Она делала все, что могла, — отвезла несчастную парочку в больницу, как только у них началась рвота, и натравила санэпидемконтроль на мясной магазин, в котором покупала ту говядину. Магазин, известный своей чистоплотностью и завышенными гигиеническими требованиями, по ее милости закрыли — такой вот неожиданный подарок убежденной вегетарианке. Через три дня Питера и Элисон выписали из больницы и отправили домой, где они через неделю скончались. Пэтси постаралась оградить детей от всего этого ужаса. Когда экспертиза выявила, что смерть была вызвана отравлением amanita phalloides, Пэтси еще раз допросили в полиции на предмет того тушеного мяса. Она объяснила, что добавила в мясо немного лесных грибов и еще какое-то количество покрошила в вегетарианское блюдо. Во время этих допросов она ни разу откровенно не солгала, поэтому никак не могла понять, почему ее арестовали — разве что недавно заключенный миллионный контракт на страховку жизни вызвал у полиции подозрение. Но неужели они не понимают, что такие вещи делаются ради детей? Ей же надо как-то растить их, случись что! Теперь она стала матерью-одиночкой, и ей полагалась помощь от государства. А ее вместо этого разлучили с детьми, обвинив в преступлении. Наша встреча оборвалась внезапно. Она сказала, что идет сделать единственный в неделю дозволенный звонок детям, и ушла, раскрасневшись от негодования по поводу это глупого мира с его глупыми порядками и оставив меня в одиночестве дописывать мой отчет.

— И что вы написали в этом отчете? — спросила я. — Признали ее сумасшедшей или нет? Она ведь не проявила ни малейших признаков угрызений совести. Разве такое поведение не типично для психопата?

— Чтобы принять решение, мне потребовалось время, — пояснила Психологиня. — Меня смущало название грибов. Но теперь я могу сказать так — amanita — это грибное семейство, a phalloides — описание. Означает заостренный пенис. Я убеждена, что мотивом преступления явилась сексуальная ревность и это было не un crime maternel, a im crime passionnel, то есть не убийство ради детей, а убийство на почве страсти. Она подыскала себе грамотного адвоката в надежде, что получит мягкий или даже оправдательный приговор. Я сообщила суду свое мнение, в котором утверждала, что она абсолютно невменяема и не может предстать перед судом. Это означало, что ее надлежит поместить в психиатрическую лечебницу. Отчасти я руководствовалась теми соображениями, что из тюрьмы человек выходит быстрее, чем из психиатрической лечебницы, где сроки пребывания неограниченны. Я посчитала так — чем дольше она будет изолирована от общества, тем лучше. Родители Питера показались мне людьми вполне здравомыслящими, и я надеялась, что дети будут иметь на завтрак сосиски и бекон, пока их мамаша отсутствует. Вот так, crime maternel, убийство ради детей. Думаю, это только начало и об этом еще заговорят всерьез. Ибо кто вообще в наши дни может доверять отцам?

Мы все приумолкли. Потом тишину нарушила Судья.

— Какая сегодня милая ночь, — проговорила она своим трепетным голоском, обращаясь к Психологине. — Холодная и ясная. Не хотите выйти прогуляться?

Психологиня с готовностью поднялась, и они вышли вместе. Ночь, правда, была ненастная и совсем даже не милая, и я подозреваю, что добрались они не дальше одной из спален. Хотя кто знает… Психологиню, как известно, плохая погода не страшила, а Судья, по-моему, готова ради любви пойти на что угодно.

Глава 23


Всю ночь я провела в раздумьях. Снотворное принимать не стала — предпочла страдать в ясном уме и твердой памяти. Я все глубже и глубже проваливалась в черный бездонный колодец безумия — именно так можно описать мое нынешнее состояние. Теперь мне все стало ясно. Джулиан нарочно оставил открытым кран в ванной — чтобы из-за потопа обрушился потолок, семейное Рождество отменили и он смог улизнуть в Вичиту к своей давней любви. Сейчас они нежно смотрят в глаза друг другу в каком-нибудь отеле — под мамочкиной крышей этого, конечно, делать не станут. И вот вопрос — не поступал ли он так же и раньше? А все это время, все эти долгие годы, Оказывается, не любил меня, просто терпел рядом, это в лучшем случае, а в худшем — даже ненавидел. Вот кому, например, есть дело до того, что я застряла в этой глуши? Уж конечно, не ему. С сыночком-то он сумел связаться, а до меня, видите ли, не дозвонился!

Нет, они явно договорились об этой встрече заранее. Конечно, Джулиан не позвонил мне. Могу себе представить, как он радовался этим метелям. А может, его мамаша со своим новым муженьком тоже состоят в этом заговоре? Ведь они наверняка сообщили ему, что Дженни ходит к ним в дом. Она всегда нравилась им больше, чем я. А может, я просто чуточку сбрендила и вижу заговоры там, где их нет? В каждом чихе усматриваю суматранский грипп?

Интересно, звонил ли на самом деле отчим Джулиана и говорил ли, что мать упала и расшиблась? Или я знаю это только со слов своего мужа? Я пребывала в такой растерянности, что не могла вспомнить. И действительно ли мне не хватило места в самолете или это тоже только со слов Джулиана? То есть он меня, дуру, разжалобил и укатил в Вичиту, чтобы встретиться там со своей бывшей любовью Дженни. Но вот что забавно. В то время как одна часть меня почти радостно уличала мужа в измене, другая, здравомыслящая, прозябала в мучительных сомнениях — а не сумасшествие ли это?

Дело в том, что до сих пор я никогда не замечала за Джулианом неискренности — строить подлые заговоры не в его натуре. Вот поскандалить, пошуметь он умел, но хитрость и лицемерие ему несвойственны. Только однажды, двадцать пять лет назад, когда дети были еще маленькие, он устроил мне как-то хитрую каверзу. Выяснил заранее, какой фильм я не захочу смотреть, и ушел в кино. Сказал, будто идет один, но я потом нашла корешки от билетов и спросила, с кем он ходил. Он ответил: «О Боже! Ну чего расшумелась? Да с Дженни я ходил!» То есть прецедент был. Точно такой же прецедент. Прошло столько лет, и вот опять эта Дженни!

Возможно, когда я звонила ему от Беверли, они как раз лежали в постели и посмеивались надо мной — над моей наивностью и глупой доверчивостью.

Когда-то, во времена студенчества в Лондоне, Дженни была моей лучшей подругой. Джулиан жил неподалеку, на той же улице, и нравился нам обеим. Просто нравился, не то чтобы мы обе по нему сохли. Когда родители Дженни развелись, ей стало вроде бы негде жить, и моя мать пригласила ее к нам. Целый год она жила у нас в доме на правах члена семьи, а потом переехала к Джулиану и его родителям. Возможно, причиной тому стало то, что Джулиан часто приходил к нам повидаться со мной. Так Дженни увела его у меня прямо из-под носа. Очень Скоро она стала его девушкой, а потом и невестой. Его мамаша — та самая, что недавно так своевременно слегла с ушибом, — любила ее, а не меня. Во-первых, я была на три года старше ее сыночка, а во-вторых, имела, как она выражалась, «слишком властный характер». Но Джулиан вовремя во всем разобрался, понял, что его обвели вокруг пальца и приперли к стенке, поэтому порвал с Дженни и вернулся ко мне, Мы стали жить вместе, а Дженни осталась у мамаши Джулиана и долго публично изображала там страдалицу с разбитым сердцем. Мне было ее жалко, а Джулиан говорил, мол, я слишком чувствительна во всем, что касается Дженни. Сам он даже к матери не ходил, чтобы не видеться с бывшей невестой, поскольку женился на мне. Он взял ее с собой в кино только потому, что пытался как-то нормализовать отношения. К тому же ему просто хотелось посмотреть этот фильм, и ей тоже, а мне, как он знал, не хотелось. А говорить об этом он не стал, чтобы меня не расстраивать.

В общем, я решила бросить эти пустые раздумья, приняла снотворное и, проснувшись утром, чувствовала себя гораздо лучше, почти нормально. Я поняла, в чем дело, — оказывается, я не привыкла спать одна. Когда рядом с тобой нет привычно теплого спящего тела, ты становишься уязвим для всех страхов и фантазий, разносимых по комнате ночным сквозняком.

На следующий день все дамы были в отличном настроении. Двери в процедурном отделении оказались открыты, и мы сами устроили себе и гидромассаж, и грязевые ванны. С радостным визгом мы, как дети, резвились, обмазывая друг друга черноморской грязью, а Бывшая Жена Викария вызвалась потом убраться. На чаепитие мы собрались в своих белых банных халатах за огромным обеденным столом в средневековом зале южного крыла замка. Здесь было все как полагается — сводчатые потолки, каменные статуи, медвежьи чучела, рыцарские доспехи и огромный позолоченный буфет — творение рук самого Берджеса.

Ко времени чаепития невротические страхи снова начали оживать во мне — так бывает у больного, которому с утра полегчало, а к вечеру вновь сделалось плохо. Вот почему Джулиан не звонил мне? Хотел бы, так нашел бы способ связаться. В наше время это не так уж сложно. Если бы у меня был доступ к Интернету, я бы проверила, какая погода в Вичите. Но такой возможности, увы, не имелось. Я могла бы связаться хотя бы с детьми, но подозревала, что им это не очень нужно — с глаз долой, из сердца вон, если нет ничего срочного. Я разглядывала причудливый интерьер, безуспешно пытаясь отвлечься от этих мыслей. Замок теперь казался мне чуть ли не тюрьмой, в чьих стенах я вынуждена переживать глубочайшую внутреннюю драму.

Юан, прокашлявшись в салфетку, обронил ее на пол и даже не поднял, но мне в кои-то веки было наплевать. Вот как помог гидромассаж!

А потом настало время слушать историю Дамы-Босс. Но мне сейчас было не до историй, я почти ничего не слышала и пожаловалась Майре, а она обещала записать все на диктофон. Собственно, эту запись я и предлагаю вашему дальнейшему вниманию.

Глава 24