А Алана готовят к операции. Жена привезла его в больницу рано утром, едва передвигающегося и спотыкающегося о незавязанные шнурки, и ему тут же поставили диагноз — «опухоль мозга». Размером с помидор, но с какой именно — маленький черри или «бычье сердце», — пока не ясно. Ясно было только одно — операцию откладывать нельзя.

А между тем Дэйв находится здесь же, в больнице — чинит в одном из операционных блоков засорившуюся раковину и постоянно текущий кран, вконец вымотавший нервы хирургам. Вечная лужа под ногами и угроза антисанитарии до того надоели, что Дэйву позволено продолжать работу во время операции. Дэйв уже видел мельком бледное лицо своего босса, которого провезли на каталке в операционную, где ему предстояло либо умереть, либо излечиться, или же остаться вечным «овощем».

Кроме того, Дэйв, хоть и редко видится с братом, помнит, что Люси (а не Шимми) работает операционной сестрой. Он ищет ее глазами среди медиков, но не узнает и решает, что она находится дома с Питом. Дэйв искренне рад за брата — молоток Пит, что держит девку в узде. Нечего шляться на работу по воскресеньям. В воскресенье сиди дома и корми мужа. И вдруг Дэйв видит Шимми — на ней зеленый костюм хирурга, и, судя по отношению окружающих, она здесь главная. Все эти люди буквально расклеиваются и расшаркиваются перед ней. Глаза не обманывают Дэйва — он понимает, что она хирург, а не сестра. Тут Дэйва берет страх за Алана. Все, теперь конец мужику! Разве может женщина делать операцию? Ведь хирургами бывают только мужчины!

Дэйва пробирает ярость, он злится на Шиммер за то, что она обманула его брата и притворялась не той, кем является на самом деле. А Спаркл — училка? Теперь и в это как-то не верится. Вот ведь чертовы близняшки! Они просто надули их с Питом, одурачили, обошлись как с полной дешевкой, использовали в качестве объектов для секса. Ну ладно, сам-то он хоть не попался в эти сети, а Пит загремел по полной! Снедаемый яростью, Дэйв чувствует прилив отеческой любви к младшему брату.

А вокруг этой хирургички уже столпились ассистенты. Заработали мониторы, запищала и замигала аппаратура — и как они там что-то понимают? Дэйв сидит на корточках, никем не замеченный. Да и кто будет смотреть в его сторону, если все глаза прикованы к жертве на операционном столе? Хирургичка дает отмашку, и включается музыка, этот гребаный «Бранденбургский концерт» Баха — как их мучили в школе этой чушью! Голова Алана выбрита налысо — он теперь в полном распоряжении этой дьяволицы. Дэйв так переживает за шефа — ведь эта баба теперь отыграется на нем за весь мужской род. Дэйв слышит противное жужжание дрели, приставленной к черепушке Алана; раздробленная в крошево кость пылью разлетается вокруг; молоденькая медсестра собирает ее специальным пылесосиком, ползая на коленках и сверкая хорошенькой попкой. Ну и слава Богу, хоть есть на что отвлечься! Дэйв лихорадочно соображает, как ему быть — сказать ли Питу, что его Шиммер — мираж, иллюзия. Он буквально разрывается на части — ведь за дурную новость спасибо не говорят. Может, все-таки пока помолчать? Пусть Пит сам узнает, когда придет время. Не может же Шиммер скрывать свой обман вечно!

После сорока минут операции объявляется пятнадцатиминутный перерыв. Через микрофон — ну прямо как на матче по боксу! Шиммер выходит из операционной, вытирая вспотевший лоб, и направляется в комнату отдыха. Дэйв уже подстерегает ее в помывочной — неожиданно распахивает дверь и втаскивает внутрь. Это замечает только младшая сестра Валерия — та самая, что собирала пылесосом костяную пыль и осколки. «Зачем доктор Шиммер уединилась в помывочной?» — дивится она, но потом вспоминает, что у доктора есть на то причина. В операционной был напряженный момент — несколько минут все думали, что это конец, но состояние Пациента стабилизировалось.

Сейчас он по крайней мере дышит; сердце, слава Богу, бьется; глаза дают реакцию, клетки мозга открыто просматриваются. Если он продержится так еще шесть часов, все будет в порядке и можно рассчитывать на полное выздоровление. Он выживет, чтобы отчистить с бортиков фургонов дурацкие надписи Дэйва и восстановить на их месте прежние. А если дыхание прекратится, сердце остановится, глаза перестанут давать реакцию и пропадет пульс — оставит этот мир. Если же сердце и другие органы будут работать, но веки перестанут подрагивать и к Алану не вернется сознание, он останется «овощем», и это станет истинным поражением Шиммер. Только не следует забывать, что без ее вмешательства он умер бы в любом случае.

— Пит!.. Пит, милый! — восклицает Шиммер, попав, казалось бы, в знакомые объятия.

Ситуация очень даже понятная — ведь братья похожи, и она, конечно же, не ожидает встретить здесь Дэйва. Зато ее не удивляет, что Пит последовал за ней в больницу и поджидал в засаде. Он же знал, где искать свою медсестру, и операционная по воскресеньям работает только одна. Конечно, ему стало обидно, когда его законные воскресные права оказались попраны. Да и ей-то самой разве приятно отказывать ему в этих правах? Но у нее есть долг перед больницей, перед своей профессией, овладение которой стоило многих трудов, не говоря уж о людях, о человеческих жизнях и о будущем медицинской науки.

Лица его она не видит, поскольку Дэйв сразу разворачивает ее спиной, наклоняет над раковиной, задирает подол, стягивает черные шелковые трусики и, мысленно моля богов, чтобы Пит простил ему этот необходимый поступок, начинает трахать. Она ничуть не противится, напротив, повизгивает и хихикает — ну что это за врачиха?.. Как так можно, когда бедный Алан лежит на операционном столе с распиленным черепом, выставив свои мозги напоказ всему свету? «Ну и пусть Пит немножко посердится на меня, — думает Дэйв, — но так он хотя бы узнает, что это за лживая шлюха, которая наставляет ему рога с его собственным братом. Она-то, дрянь, конечно, будет все отрицать — обязательно будет! — только кто ей поверит?» Вот так они разделается с ней, и тогда они с братом заживут как прежде, опять станут неотразимой парочкой, во всем заодно, и от проклятого уныния и одиночества и след простынет. И вот еще интересная вещь — никогда в жизни он не чувствовал такого острого возбуждения, и член его так не твердел и не достигал подобных размеров, как сейчас. А с таким-то он, пожалуй, вставит этой сучке пару палок. Да и она-то, глянь-ка, совсем не против. Видать, вот не замечает разницы между ним и братом. Эта мысль несказанно греет Дэйва, усиливая удовольствие — ведь теперь он точь-в-точь как Пит, не то что раньше. Нет, Пит не станет долго на него дуться — за эти три месяца бабенка наверняка уже надоела ему, и он будет рад от нее отвязаться. Скорее всего Пит даже скажет ему спасибо. Наслаждение Дэйва все усиливается, он чувствует, что наверняка захочет сделать это снова. Трахать, трахать и трахать ее — вот что ему нужно! А может, так оно и будет и Пит не откажется поделиться. А уж узнает ли сама бабенка или нет, это как получится. Ведь можно же развлекаться и в темноте, А вдруг она согласится и в ее доме найдется местечко для третьего? Может, даже притащит свою сестру и они заживут вчетвером? Вот это совсем уж интересно! Тут наслаждение достигает своего пика, и ход его мыслей прерывается.

А между тем Пит, как и подозревала Шиммер, является в больницу, чтобы забрать то, что принадлежит ему по праву, — он не согласен терпеть на своем пути какую-то там работу. Кто трудится на себя, часто не может понять цех, кто вкалывает на чужого дядю. Медсестра Валерия, возвращаясь из сестринской душевой, видит в пустом коридоре (сегодня же воскресенье) постороннего мужчину и окликает его. Девушка она шустрая и бойкая, а незнакомец красив и даже похож на Бэкхема. К тому же после такой напряженной работы тянет расслабиться, ведь операция — это что-то вроде спектакля, подобие сцены, где разыгрывается борьба за человеческую жизнь, медикам, как и актерам, тоже нужно давать выход сексуальным эмоциям, чтобы выполнять свою работу четко и безукоризненно. Сестра Валерия здесь, конечно же, не исключение.

— Я ищу одну медсестру, — говорит Пит.

— А как она выглядит? — спрашивает Валерия, словно невзначай касаясь пышной грудью его татуированной руки.

Пит объясняет, и тогда Валерия сообщает:

— Это не медсестра, а доктор Шиммер, гордость Ньюкасла. — Вот какая она бойкая и шустрая девчонка!

Мгновенно перед Питом все становится на свои места, все проясняется — и эти загадочные телефонные звоночки, и эта тайна, которой облечены деньги, семья, друзья. Ему лгали, его обманули, обвели вокруг пальца, использовали как кобеля. Ей, оказывается, нужно только, его тело, потребное лишь для физических целей. Вот лживая дрянь! Все они, бабы, такие!

— Зато я точно медсестра, — сообщает Валерия. — Самая настоящая, невыдуманная, если уж на то пошло.

И она еще не успевает понять, что к чему, как он уже тащит ее в помывочную, сдирает красные нейлоновые трусики и трахает сзади, а она в этот момент, думает, что день явно задался и ради такого можно даже выйти в воскресную смену.

«Совместные труды» Дэйва и Шиммер не могут тянуться долго, как бы обоим ни хотелось, — Шиммер должна возвращаться к пациенту, а Дэйву предстоит снова остаться в одиночестве. Шиммер распрямляется, поворачивается лицом к Дэйву и видит, что это не Пит. Дэйв ухмыляется, Шиммер бледнеет, но, в силу профессии привыкнув к неожиданностям, не верещит и не зовет на помощь, а просто натягивает трусики и самым невозмутимым образом разглаживает на себе халат.

— Считаешь себя самым умным? — говорит она. — Ты ведь «там» уже бывал, так с чего бы тебе прикидываться каким-то особенным? — Но на самом деле она, конечно, застигнута врасплох.

«Совместные труды» Пита и Валерии тоже скоротечны, хотя и интенсивны. Обе парочки, запыхавшиеся и раскрасневшиеся, сталкиваются на выходе.

С этого момента я буду передавать историю Хирургини без диктофона, своими словами. Кто-то переключил джакузи на слабую мощность, и нам просто-напросто стало лучше слышно. Еще кто-то раздал всем шоколадные батончики.