Аня, вздрогнув, убрала руку с визиткой за спину. Карточка была пластиковая, ее края больно впивались в ладонь, но Аня даже не чувствовала боли. Ни в коем случае нельзя показывать ее Ване. Почему? Эта мысль даже не успела оформиться. Нельзя, и все тут!

– Аня! Я же при всех сказал, что ты уже решила все свои проблемы, – сказал Кахобер Иванович, когда они вошли в зал. – Где ты ходишь? Мы тебя заждались. Так, начинаем, – хлопнул он в ладоши.

Аня спрятала карточку в рюкзак и решила для себя, что пока об этом думать не будет. Что у нее, дел больше никаких нет, что ли? К концу репетиции ступор у Ани прошел окончательно. Действительно, зачем забивать голову разными пустяками, когда столько ответственных и интересных событий впереди?

2

К дому Пал Палыча они приехали вечером, часов в восемь. Погода была чудесная, про такую говорят: «шепчет». Аня несла печенье, а Иван пакет с бананами.

– О, нашего полку прибыло! – заголосили эксплореры.

– Что там у вас вкусненького? – Ека сунула нос в Ванину сумку.

– Пал Палыч, здравствуйте! Как вы себя чувствуете? – Ваня с Аней радостно улыбались.

– Здорово, друзья! Проходите, проходите. – Кэп сидел прямо на полу.

Рядом в кружок сидели все знакомые ребята: Змей, Фриз, Дорсэт, Хуб, Игл и Дэзи с Екой.

– Вольф и Аннет вечно опаздывают, – проворчал Хуб.

В центре круга расстелили салфетки, поставили большущие кружки с изображением достопримечательностей разных городов. Девушки выложили фрукты, печенье, конфеты, разрезали торт.

– Кому чай, кому кофе? – спросила Дэзи.

Аня чувствовала себя очень уютно в этой странной комнате, похожей на поляну. Здесь не было мебели, не было штор и жалюзи, не было ничего, что бы делало ее похожей на другие комнаты. На полу лежал зеленый, как трава, палас, а по стенам были развешаны разные сувениры, находки, трофеи. Мирно лилась беседа, изредка прерываемая шутками и смехом. Змей тихо перебирал струны гитары, изредка бросая взгляды на Дэзи. Аня посмотрела на нее более внимательно.

Девушка не выделялась той броской красотой, которая обычно привлекает внимание с первого взгляда, но все ее движения были полны такой естественной грации, что глаз невозможно было отвести. Вот она протянула руку, и у Ани перед глазами возникло видение – адажио из балета «Лебединое озеро». Рука Дэзи будто сама по себе плавно двигалась, и все неотрывно следили за ней. Вот Дэзи повернула голову, и в сумраке комнаты словно мелькнула изящная тень знаменитой скульптуры Родена.

«Боже, как это прекрасно! – промелькнуло у Ани в голове. – Я безумно хочу вот так же владеть своим телом! Но так я не смогу никогда, с этим надо родиться. Разве могут этому научить? – закралось в ее душу сомнение. – Но ведь должен человек совершенствоваться! Ведь все в нем должно быть прекрасно, как учат классики». – Аня не слышала, о чем говорят ребята. Она искоса взглянула на Ваню и увидела, что он тоже не отрываясь смотрит на Дэзи. Все смотрели на нее, даже Пал Палыч. Аня перевела взгляд на Еку. Та пристально, с ухмылкой, смотрела Ане в глаза. «Что, забеспокоилась девочка-ромашка за своего мальчика-колокольчика?» – говорил ее взгляд.

– Ну что, эксплореры? Час настал, и я должен сообщить вам пренеприятное известие. – Кэп потупил взгляд.

– К нам едет ревизор, – хмыкнул Дорсэт.

– Нет, от вас уезжаю я, – с трудом произнес кэп.

– Куда?! – хором выдохнули ребята.

– В больницу. Надо малость подлечиться. Есть кое-какие осложнения. Тянуть больше нельзя.

– Да что с вами такое?

– Ничего страшного. Не буду нагружать вас медицинскими терминами, – сказал кэп. – Осенью встретимся. Ну что носы повесили? Нормальная рабочая ситуация. Нельзя откладывать на завтра то, что можно и нужно сделать сегодня. Я однажды отложил, теперь судьба меня нагнала и вернула на три хода назад, чтобы сделал то, что отложил. Обманул самого себя. Что касается летнего лагеря, то, кто желает, может присоединиться к другим группам. Я буду договариваться индивидуально. Меня не позорить. Дисциплина железная. Кто проштрафится, пеняйте на себя – придется расстаться навсегда. Ека, слышала? – строго спросил кэп. – Потом немного подумал и добавил: – А вообще, я в вас не сомневаюсь. Все, разбегаемся. Всем пока. Созвонимся. Аннет и Вольф, задержитесь, мне надо с вами поговорить.

Ребята стали молча выходить, качая головами и уныло поглядывая друг на друга. Конечно, все были расстроены. Команда есть команда, и если она распадается, пусть даже временно, то пропадает азарт игры.

Когда дверь за ребятами закрылась, в комнате повисла гнетущая тишина.

– Даже не знаю, как вам сказать, – вздохнул Пал Палыч.

– Не надо ничего говорить, мы все понимаем, – тоже вздохнул Волков. – У нас пока мало опыта, мы в клубе всего ничего. Кто возьмет нас в команду?

– Нет, не то ты говоришь, – возразил кэп. – Понимаешь, я вашим родителям обещал глаз с вас не спускать. Как я могу передоверить вас другим людям? Поймите меня, прошу вас. – Кэп стукнул себя в грудь и поморщился от боли. – У нас еще столько походов впереди!

– Конечно, выздоравливайте поскорее. – Аня потянула Волкова к выходу. – До свидания!

– До свидания!

Аня пулей выскочила на улицу, Ваня едва поспевал за ней. Стоило ей пройти несколько шагов, как слезы градом покатились по щекам.

– Как же так, Вань? Ну почему? За что это? Я так хотела, так старалась, я все сделала, чтобы поехать, и такой облом! – Ане не хватало воздуха, она не успевала сделать вдох.

– Тише, тише! Ань, солнышко, ну не плачь! – стал успокаивать ее Ваня. – Я не могу видеть твои слезы. Прошу тебя, успокойся.

Он все шептал и шептал, гладя девушку по волосам, целуя мокрые соленые щеки, сжимая ее руки в своих ладонях. Ваня пока еще не успел оценить постигшей их неудачи, он понимал только одно: сейчас надо успокоить, отвлечь любимую девушку, а делать выводы, принимать решения – все потом.

Они медленно брели домой, то останавливаясь и обсуждая слова Пал Палыча, то замолкая, обдумывая дальнейшие ходы. Переливая из пустого в порожнее, они и так, и эдак раскладывали сложившуюся ситуацию, но решение оставалось неизменным – с лагерем в этом году ничего не выйдет.

Как-то незаметно они добрели до Аниного дома, долго стояли у подъезда и не могли никак расстаться. Эта неудача еще сильнее сплотила их. Казалось, стоит им сейчас разойтись, и судьба-злодейка добьет их поодиночке. Но часы неумолимо отсчитывали положенное время, и, поцеловавшись на прощание, Малышева с Волковым расстались.

– До завтра. Спи спокойно, – прошептал Ваня. – Мы что-нибудь придумаем.

– Спокойной ночи. – Аня вошла в дом.

Открыв дверь своим ключом, Аня сообщила родителям, что пришла, и заперлась в ванной. Равномерное журчание воды немного успокоило нервы. Аня погрузилась в пенную воду и зажмурила глаза. Она любила под шум льющейся воды вести вслух диалог со своим вторым «я».

«Только такая дура, как ты, может решить, что все должно быть тип-топ», – сердито проговорила ее рациональная, разумная, половина.

«Но я же так старалась!» – оправдываясь, возразила иррациональная, уповающая на эмоции, половина.

«А твои старания и были оплачены с лихвой, или не так?»

«Стала бы я только из-за оценок так напрягаться!»

«Конечно, мы ведь привыкли учиться на троечки, быть страшненькими и толстенькими, страдать оттого, что нас никто не любит, и при этом очень себя жалеть». – Рациональная половина явно вела в счете.

«Ничего подобного! Что ты хочешь этим сказать?» – не сдавалась иррациональная половина.

«А то! Налицо множество побед, и на этом фоне какая-то несостоявшаяся поездка в какой-то экстрим-лагерь, где и кроватей-то нормальных нет, выглядит полной ерундой».

«Но так хочется!»

«Хочется – перехочется!» – усмехнулось рациональное «я».

Диалог был закончен. Как всегда, победила дружба, в душе у Ани установилось относительное равновесие, и она отправилась спать. Даже есть совсем не хотелось!

3

– Утро красит нежным светом стены древнего Кремля,

Просыпается с рассветом вся советская земля.

Кипучая, могучая, никем непобедимая

Страна моя, Москва моя – ты самая любимая! —

голосил папа, бреясь в ванной.


– Ужас какой! – простонала Аня.

– Нюрка, это не ужас, это я, твой родной папа, песню пою.

– Терпеть не могу эту твою Нюрку, – ворчала дочь.

– Вот встанешь, умоешься и сразу станешь Аннушкой.

– Я и Аннушку терпеть не могу!

– Тогда не умывайся, все равно смысла никакого нет, – засмеялся папа.

Проснувшись, Аня не сразу поняла причину своего ворчливого настроения, но постепенно действительность начала приобретать ясные очертания. Сразу вспомнились детские раскраски, «Волшебные картинки» назывались. На лист бумаги наносилась сухая акварель, поэтому рисунок был бледным и нечетким. Но как только к нему прикасались мокрой кисточкой, картинки сразу оживали и становилось радостно, как от чуда. А вот сегодня радостно не становилось, потому что «Волшебные картинки» оказались очень грустными.

«Так ты помнишь наш вчерашний разговор?» – снова ехидно спросила разумная, правильная, половина.

«Да помню, помню я все!» – обреченно вздохнула неправильная половина и в отместку своему рационализму пошла на кухню и с удовольствием выпила чай с жутко калорийной и ужасно вредной сдобной булкой.

Пустячок, а приятно.


Едва войдя в класс, Аня столкнулась с Волковым.

– Ань, я все придумал! – Он возбужденно размахивал руками.

– Ванечка, во-первых, доброе утро.

– Доброе утро.

– Во-вторых, успокойся и говори тише. В-третьих, ты спал сегодня? – Аня поправила ему воротник рубашки.

От ласкового прикосновения ее нежных рук Ваня поперхнулся и смутился:

– Спал, конечно, но недолго. А ты?

– А я очень хорошо спала, крепко и без сновидений. Знаешь почему?