Джун Зингер - Дебютантки

— Правда? Именно так и обстоят дела? — Сара глубоко вздохнула. — Моя мама — настоящая леди, не правда ли? — Она вздохнула еще раз. — Мне тоже хочется стать настоящей леди, как моя мать!

«Почему она так вздыхает?» — подумала Мейв. Потому ли, что если Беттина простила Мориса Голда, тогда и Сара с чистой совестью тоже сможет его простить? Тогда она не будет чувствовать себя предательницей и спокойно сможет любить своего отца.

Может, ей лучше обсудить эту проблему с доктором Лютецием?

С доктором Лютецием никогда ни в чем нельзя было быть уверенным, но Мейв показалось, что он доволен.

— Ну, мисс О'Коннор, кажется, мы смогли добиться результатов. Как вы считаете?

— Я не знаю, доктор. Вы уверены? Вы считаете, что все в порядке?

— Почти в порядке, мисс О'Коннор. Мы добились хороших результатов, но это еще не все. Прежде чем упадет занавес, должна состояться еще одна, финальная сцена!

Клиника предоставила лимузин, и Мейв поехала встречать Мориса Голда. Ей было жаль его: он волновался, руки у него тряслись. Если он не будет следить за собой, подумала Мейв, доктор Лютеций быстренько определит его в палату для лечения и начнет вводить ему сыворотку и вытяжку из яиц быка!

— Пожалуйста, успокойтесь, мистер Голд. Доктор Лютеций уверил меня, что все будет в порядке.

— Как он может быть уверенным в этом?

— Если бы он не был уверен, он бы не послал за вами.

— Все так просто?

— Напротив, все не так просто.

— Я никогда не смогу отблагодарить вас, Мейв.

— О, я не считаю, что много сделала для того, чтобы Сара пришла в норму. Правда, я верю, что смогла немного помочь. Но здесь основная заслуга доктора Лютеция. Нам также помогла Марлена.

— Марлена? Но она была здесь только несколько дней.

— Да, но если бы она не пригласила вас на свою свадьбу и если бы мать Сары не помирилась с вами…

Морис Голд тревожно раскачивался взад и вперед, постоянно потирая руки.

— Что я мог предвидеть, когда мы приглашали Марлену в наш дом, чтобы она ходила в школу вместе с Сарой?.. — Казалось, что он разговаривает сам с собой, а не с Мейв. Затем, как бы вспомнив, что она здесь, он сказал: — Вам, наверно, очень трудно, Мейв?

Мейв вспомнила, что сказал ей Гарри Хартман по поводу того, как следует делать удачный фильм: «Вы должны сильно опечалить своих зрителей, прежде чем поднимете их до самых звезд!»

Мейв хотелось бы, чтобы доктор Лютеций оказался прав. Этот человек был машиной — он занимался эмоциями людей, но сам их не испытывал. Мейв знала Сару гораздо лучше, чем знал ее доктор, и у нее оставались сомнения. Может быть, Сара еще не готова к встрече с отцом. Может, она еще не готова простить его, снова принять в свое сердце. Может, у нее нет потребности любить его. Может, эта любовь, подобно любви самой Мейв, уже совсем остыла, так долго «была мертва, растворилась в ненависти и горечи. Может, после того как она увидит Мориса Голда, Саре опять станет хуже?

Теперь о самом Морисе Голде. Жизнь порядочно потрепала его, он состарился прежде времени, у него были седые волосы. Если Сара опять оттолкнет его — он погиб. Но доктору Лютецию было все равно, он просто поправит пенсне на своем длинном носу и возьмет в руки шприц, чтобы ввести лошадиную дозу лекарства, или прикажет своему ассистенту приготовить койку или смирительную рубашку.

Доктор хотел, чтобы Морис вошел к Саре в комнату без всякого предупреждения — шоковая терапия! Но Мейв не соглашалась на это, Ради Сары и самого Мориса их следовало хотя бы немного подготовить к встрече, сказать каждому несколько слов.

— Куда ты уезжала? — спросила Сара, когда Мейв вернулась, оставив истомленного и трясущегося Мориса в холле. — Пришло письмо от Крисси. Я так зла на нее, что просто хочется бушевать! У нее новый любовник — Макс Козло, композитор. Как ты думаешь, сколько ему лет? Не менее шестидесяти. О чем она думает? С ней необходимо поговорить. Мне кажется, что нужно позвонить ей прямо сейчас. Сколько времени сейчас в Нью-Йорке? Я постоянно забываю…

— Сара, там тебя ждет кто-то из Нью-Йорка… Он в холле.

Сара уставилась на Мейв, казалось, что она ее не видит. Она понимала, кто это мог быть, — только он один не приезжал сюда… Сара подошла к двери и резко отворила ее.

— Сара! Сара, моя деточка!

— Папочка! Папочка, милый! — Сара протянула ему руки. — Папочка! Я так скучала по тебе! Я думала, что ты никогда не придешь!

Морис обнимал Сару, он держал ее в своих объятиях. Мейв показалось, что прошла целая вечность. Они оба плакали. Мейв тоже прослезилась. Она потихоньку вышла из комнаты на террасу. Кругом были цветы. Мейв посмотрела на деревушку, расположенную внизу. Прямо сцена из фильма Уолта Диснея. И Сара играла главную роль! Она выздоровела от своей болезни, освободилась от Пэдрейка, она снова могла любить отца и вернуться домой. Она была свободна!

А сама Мейв? Она посмотрела вверх. Там было безоблачное сине-зеленое небо. Оно было далеко, еще стоял ясный день, и не настало время для звезд.

1

— Крисси Марлоу, ты сошла с ума! Что ты себе думаешь, что у тебя за отношения с Максом Козло? Ты думаешь, что тебе нужен мужчина старше тебя. Но на целых тридцать лет! Это уже слишком!

Крисси захихикала:

— Он старше меня на сорок лет! Я его обожаю. Он такой душка. Ты даже себе не можешь представить, как спокойно я себя чувствую, когда этот огромный медведь называет меня «Шатци» и говорит, чтобы я надела домашние туфли, чтобы не застудить мои маленькие хорошенькие ножки!

— Венгры! Моя мать предупреждала меня: никогда не доверяй венграм!

— Сара, мне кажется, что твоя мама в жизни не встречалась ни с одним венгром! Почему ты придумываешь всякие сказки? — Потом Крисси вдруг стала серьезной: — Сара! У меня было много молодых людей. Прекрасные тела, хоть на выставку, сексуальные глаза… Их было так много… Меня это больше абсолютно не трогает. Макс — гений, благородный, уважаемый мужчина, с положением. Он — личность… Сара, эти парни с пляжа с их прекрасными телами… Они же никуда не денутся!

Сара поехала на Север вместе с Мартой, Говардом и Беттиной, Чтобы навестить Марлену, Питера и их ребенка. Она решила немного погостить там. Жить в Чарльстоне было прекрасно, время там текло медленно. Было так приятно проводить время с Беттиной! Но как ни неприятно было Саре в этом признаться, ей уже все начало надоедать.

Она решила жить вместе с Крисси и Мейв.

— У тебя есть лишняя комната, — сказала она Крисси. — Мне не хочется жить в своем старом доме.

— Тебе совершенно не нужно жить одной, — сказала Мейв.

— Тебе следует избавиться от этого дома, — посоветовала ей Крисси. — Он просто съедает твои деньги. Зачем он тебе нужен?

— Я подумаю об этом. Может, я отдам его отцу. Он все еще живет в гостинице.

— Ты уверена, что он захочет принять дом обратно? Теперь никто не желает иметь большие дома.

— Я знаю, — согласилась Сара. — Все так меняется, правда? Посмотри на Мейв. Кто бы мог подумать, что она будет летать взад и вперед, то на Западное побережье, то обратно? Да еще по зову мужчины ростом в пять футов и два дюйма?

— Сара, тебя никогда не били по твоей очаровательной мордашке? — возмутилась Мейв. — Кроме того, его рост пять футов и семь дюймов!

— Убеждай в этом его, а не меня!

Иногда Мейв сама не могла поверить в это. Примерно каждые две недели она перелетала весь континент, чтобы увидеть его, поговорить с ним, смеяться с ним, отдыхать в его объятиях. Она не верила себе, что так легко примирится с этой ролью и ляжет в постель с Гарри. Та самая Мейв, которая считала, что уже никогда и никого не полюбит и ее саму тоже никто не будет любить. Она никогда не верила, что может вести романтический, свободный, сексуально возбуждающий образ жизни и так много смеяться.

Каким-то образом Гарри смог убедить Мейв, что любит ее. Он это сделал ненавязчиво, без лишних слов и очень нежно. И Мейв ответила ему тем же. Она начала скучать по нему в ту же минуту, как только он уехал из Швейцарии. Гарри был очень внимателен, звонил ей каждый день, напоминая, что впереди у них свидание и что он ждет Мейв. Она пыталась понять, как же она так быстро влюбилась? Сара, конечно, права, его внешность не была потрясающей. Даже наоборот, физически он был полной противоположностью тому человеку, которого она любила прежде. Страшненький в противоположность красивому: маленький, а тот высокий; сияющие темные глаза, а у того — мрачные, синего цвета; волосы — седой ежик, а у того — темная развевающаяся грива. Могло ли быть так, что такой контраст решительно во всем и служил магнитом, притягивающим ее к Гарри Хартману? Неужели ее сексуальные вкусы были такими противоречивыми. Мейв решила, что это не так. Она любила тело Гарри, когда он занимался с нею любовью. Она любила его самого, его мягкую и вежливую суть. Его юмор, который мог превратить ее слезы в смех, умение рассуждать, его образ мыслей, его оценки ситуаций, его моральные принципы — все, во что он верил. Она уважала всех, кому он помогал. Ей нравилось, что Гарри не опускает головы при неудачах. Мейв поняла, что даже тот факт, что он не принял американское гражданство, был демонстрацией его силы и убежденности, хотя он подвергался критике со всех сторон. Гарри родился в Швейцарии и требовал, чтобы его воспринимали как гражданина мира, потому что он хотел видеть свои фильмы, заставлявшие людей смеяться даже в тяжелые времена, интернациональными, универсальными. Он желал, чтобы его благотворительная деятельность приносила пользу не только бедным американцам, но и всем обездоленным на земле.