Маргарет и Патрик остались одни в темной гостиной. Маргарет тряхнула головой.

— Ну и пусть. Мне все равно, что они думают. Мы любим друг друга. Они нам не нужны.

— Пошли домой, — сказал Патрик и отвез свою молодую жену в небольшой домик на Коммонуэс-авеню, где он проживал с тех пор, как появился в Бостоне. Там он сразу же уложил ее в кровать. Патрик хотел, чтобы у него как можно скорее появился наследник. Овладевая женой, он думал, что, возможно, еще не все потеряно. Ведь Маргарет пока не сказала родителям о своем обращении.


Ложась этим же вечером спать в своем доме на площади Луисбург, Элис и Джеймс обсуждали событие.

— Они даже не обвенчаны, — с возмущением произнесла Элис.

— Он получил образование даже не в Йельском университете… — задумчиво произнес Джеймс, — хотя некоторые из них учились там.

— И как называется его банк?

— Дублинский первый национальный…

— О Боже!

— Да уж…

— Может быть, попробовать уговорить его изменить название, Джеймс…

Джеймс уже думал об этом.

— Было бы неплохо, дорогая. Я поговорю с ним. Дам ему возможность продемонстрировать, что он за человек.

— И мне очень хочется, чтобы была настоящая свадьба, Джеймс.

— В церкви св. Павла?

— Ну конечно. Почему же нет, Джеймс? Ведь еще совсем не поздно. А потом устроим здесь прием.

— Обязательно, дорогая.

— Как ты думаешь, мы сможем убедить его принять нашу веру?

Джеймс проницательно улыбнулся.

— Я в этом убежден. — Он поцеловал жену в лоб.

На следующий день Патрик и Маргарет были приглашены в дом ее родителей на торжественный ужин. Там присутствовали также братья Маргарет — Джеймс и Пол со своими женами. Во время ужина, состоящего из бульона, бараньих отбивных с картофельным пюре, морковью и горошком, Элис Эббот была заметно оживлена. Наконец подали десерт — ванильное мороженое с шоколадной подливкой, и тут-то она сделала свое заявление:

— Мы договорились, чтобы Патрик побеседовал с преподобным Тейером о том, чтобы принять нашу веру, после чего мы назначим день венчания в церкви св. Павла, а затем устроим прием здесь, в этом доме. Что вы об этом думаете? — обратилась она к Патрику и Маргарет, уверенная в том, что они бросятся к ней со словами благодарности. Довольное выражение на лице ее супруга Джеймса подтверждало эти слова.

Прежде чем Патрик успел подобрать подходящие слова, быстро шепнув в ухо Маргарет: «Ни слова о…» — она уже вскочила на ноги:

— Мама, папа, это невозможно. Я тоже католичка. Я уже приняла эту веру.

Элис Эббот откинулась на спинку стула, прижав платочек к носу и схватившись за сердце. Патрик с нескрываемым презрением смотрел на свою жену, в комнате наступило зловещее молчание. Тут жена Пола уронила на пол вилку, и Элис Эббот, отведя платочек от носа, недовольно взглянула на свою сноху. Наконец Джеймс сказал:

— Понятно. Это совсем меняет дело.

Патрик встал и вышел. Маргарет, совершенно сбитая с толку, не понимая, что такого она сделала, бросилась за ним.

— Как насчет бренди, папа? — спросил Пол.

Патрик поглощал виски стакан за стаканом в таверне. Черт бы побрал эту плоскогрудую, вялую дуру! Она все испортила! Неужели она действительно считала, что он женился на ней из-за ее бесцветного лица? Из-за писклявого голосочка? Он вполне мог жениться на полногрудой страстной ирландской католичке! Он вернулся домой и застал Маргарет ожидающей его в кровати. Видя устремленные на него умоляющие глаза, он взял виндзорское кресло, стоящее в спальне, и грохнул его об стену.


Элис Эббот постучала в открытую дверь спальни мужа. Он сидел в кровати, читая книгу.

— Джеймс, у меня есть превосходная идея.

Джеймс вложил в книгу закладку и аккуратно закрыл, затем снял очки и положил их на тумбочку.

— Я полагаю, что она относится к этой неприятности с Маргарет.

— Вот именно, Джеймс. И знаешь, что, я думаю, нужно сделать? Кое-что очень необычное, Джеймс. Мы с тобой, в конце концов, оба потомки героев, прибывших сюда в поисках религиозной свободы, разве нет? Может быть, самым лучшим будет принять нашу дочь-католичку и ее мужа с истинно христианскими чувствами? Очень эффектно, Джеймс.

— Я уважаю твои чувства, как, впрочем, и всегда, Элис. Но что конкретно ты имеешь в виду, говоря об эффектности?

— Давай организуем венчание в соборе Святого Креста на Вашингтон-стрит. Это великолепное здание, у них там просто превосходные фрески.

— Откуда тебе это известно? — слегка удивившись, спросил Джеймс.

— Да я как-то была там поблизости и зашла внутрь. Ну просто из любопытства. Там великолепные фрески, изображающие Всепрощающего и Всезнающего Христа. Необыкновенная работа.

— Правда?

— Да. И венчание можно будет провести очень торжественно. Ты же знаешь, как паписты обожают всю эту языческую мишуру. И затем, как и планировали первоначально, устроим здесь прием. И никто не посмеет хихикать за нашей спиной. Разве ты не понимаешь, Джеймс? Только так мы сможем и в дальнейшем высоко держать голову. И Маргарет тоже. Иначе ей придется всю жизнь ходить с опущенной головой, боясь показаться на людях.

Джеймс слегка рассмеялся по поводу преувеличений своей жены, однако согласился с ней.

— Похоже, это единственное, что нам остается, — сказал он.

— И Маргарет наденет свадебное платье Хейтов, как и все невесты этой семьи, начиная со свадьбы на Плимутской плантации.

Джеймс опять фыркнул.

— Элис, дорогая. Я знаю, что все женщины вашей семьи испытывают особое чувство к этому платью, однако нельзя не заметить, что оно было сшито еще в 1620 году. Ты действительно считаешь, что платье может сохраниться триста лет? И кроме того, я не думаю, что в те времена в Плимуте могли достать хороший атлас и кружева. Они в основном заботились о том, чтобы их одежда была достаточно практичной и теплой, чтобы она согревала в холодные зимы. По-моему, это платье не вынималось из сундука со второй половины восемнадцатого века.

— Ты неправ, Джеймс. Мне моя мать говорила, что это платье было на Элизабет Мор, когда она выходила замуж за Питера Хейта, и все девушки из семьи Хейтов с тех пор надевали его. И я даже и слушать ничего не хочу. И завтра, Джеймс, мы с тобой идем к священнику и договариваемся о венчании в соборе.

— А он разве не епископ?

— Представления не имею. Может быть, кардинал? Они ведь как-то так их называют?

* * *

Таким образом, хотя церемония проводилась по католическому обряду, Патрик обнаружил, что на венчании присутствуют все наиболее знатные и видные семьи бостонского света. Там, разумеется, были и его родители, равно как и четыре рыжеволосые сестры. И хотя примерно дюжина друзей и родственников О'Конноров присутствовала на венчании, никто из них не был на приеме в доме Эбботов. Он считал, что за этот прием он заплатил не такую уж высокую цену. Банк Дублинский первый национальный был переименован в Массачусетский иммиграционный коммерческий банк. Он также убрал «О» из своей фамилии. Джеймс Эббот как-то обронил, что «Коннор» звучит намного лучше, чем «О'Коннор», что и решило дело.

Вскоре Маргарет забеременела. И Патрик совершенно потерял интерес к ней. Ранее, желая как можно скорее стать отцом, он укладывал ее в постель два, а то и три раза в сутки. Она, разумеется, принимала его стремление обладать ею как доказательство его страстной любви. Но теперь, забеременев, она была в совершенном отчаянии из-за его полного к ней безразличия. Однако со своей стороны ее мать решила воспользоваться состоянием Маргарет для осуществления дальнейших планов.

Вскоре после того, как Элис Эббот узнала о беременности своей дочери, она пришла к мужу с очередной новостью.

— Ты знаешь, я сегодня разговаривала с кузиной Джейн. Она говорит, что хочет забрать свою мать к себе в Мильтон.

— Это очень хорошо для них обеих.

— Не думаю, чтобы кузина Джейн считала, что это так уж хорошо для нее. Просто это ее долг. Но это все к делу не относится. А дело в доме тети Абигейл. Он теперь освободится. Я думаю, нам стоит предложить, чтобы они его продали нам, и сделать это как можно скорее, пока еще кто-нибудь не прослышал, что дом на площади Луисбург будет выставлен на продажу.

— И с какой же целью? Я, разумеется, не сомневаюсь, что это будет неплохим капиталовложением. Собственность на площади со временем удвоится в цене…

— О Господи, Джеймс, ты сегодня что-то плохо соображаешь. Я думаю о Маргарет. Маргарет, твоей дочери, которая носит в себе Хейта-Эббота…

Джеймс прикусил незажженную трубку.

— Коннора, моя дорогая, Коннора. Ирландского католика Коннора. Абигейл никогда в жизни не продаст свой дом ирландскому католику. И что скажут другие жители этого района? Они будут возмущены. Мы можем спровоцировать еще одно восстание в Бостоне, — Он усмехнулся собственной шутке.

— Оставь это мне, Джеймс.

* * *

Наконец-то осуществилась мечта Патрика Коннора, Его первая рождественская ночь на Бикон-Хилле имела для него особое значение. Было общеизвестно, что рождественская ночь на Бикон-Хилле — это незабываемое зрелище. Пение рождественских гимнов, зажженные свечи в каждом окне, карнавальная атмосфера царила в этом районе, на окнах не задергивались шторы, чтобы одетым в костюмы ранних пуритан ряженым, звенящим рождественскими колокольчиками, было видно, как поднимаются за праздничными столами бокалы с шампанским.

Но несмотря на праздничное настроение, Патрик был полон злости, когда Маргарет, благодарная судьбе за то, что вскоре станет матерью, развесила по стенам их прекрасно обставленного роскошного дома распятия и изображения святых картин. У этой женщины не было ни капли вкуса, если она могла на эти благородные стены вешать дурацкие распятия…