— Все будет нормально, Альберт. — Она улыбнулась ему, чтобы показать, что ничуть не боится и даже не проявляет беспокойства. — Мне не раз приходилось оставаться одной. Я уже большой специалист в этом деле. — Улыбка необыкновенно красила ее лицо. У нее были прекрасные зубы и очаровательные ямочки на щеках. — Я провожу вас до машины, Альберт.

— Совершенно необязательно провожать меня, — засмеялся Альберт.

— Мне все равно нечего делать. Я здесь могу прождать до самого обеда.

Когда они дошли до машины, Крисси протянула шоферу руку.

— Надеюсь увидеть вас к Рождеству, Альберт. А пока будьте осторожны. И обязательно остановитесь где-нибудь в городе и хорошенько пообедайте, прежде чем отправитесь обратно. — Она почувствовала, как в горле застрял комок. Во всяком случае, Альберт был человеком, которого она знала много лет. А в ее жизни было мало постоянного.

Зная, что хозяйка не одобрила бы этого, Альберт тем не менее нагнулся и обнял Крисси. Она тоже обняла его.

— Желаю удачи, и не курите так много сигарет. — Он подмигнул ей. Он обязательно вычистит пепельницу в машине, прежде чем отправится назад к Гвендолин Марлоу.

— Хорошо, — улыбнулась она, — не буду, Альберт.

Она проводила глазами машину, пока та не скрылась из виду. Затем огляделась кругом в поисках человеческой фигуры, хоть кого-нибудь, но, так никого и не увидев, поддала носком туфли камешек на дороге и вернулась в здание, где и стала ждать, опустившись на стул.


— Вы будете жить в комнате три-десять. Вместе с Мейв О'Коннор. Ее еще нет. Вы прибыли немного рано, как видите. Остальные приедут где-то числа тринадцатого. Сейчас можете идти к себе в комнату. Хузиер, как только освободится, отнесет ваши сумки. До тринадцатого числа у нас штат неполный. Ваши чемоданы уже в комнате, так что можете распаковываться. — Секретарша с легкой насмешкой посмотрела на нее: — Как вы понимаете, у нас здесь нет прислуги, чтобы помочь вам распаковать свои вещи.

Крисси уже имела достаточный опыт, чтобы почувствовать легкую неприязнь со стороны людей, находящихся на более низкой ступени общественного положения, и знала, как на это реагировать, — надо проявлять ожидаемое от нее высокомерие.

— Ну я же не могу сама этим заниматься! Может быть, вы сможете добыть для меня горничную?

На лице секретарши появилась ехидная усмешка.

— Мне очень жаль, однако мисс Чэлмер не допускает и мысли о том, что молодая девушка не сможет сама себя обслужить.

Произносить шокирующие вещи в шокирующем тоне стало второй линией обороны Крисси.

— Пусть мисс Чэлмер будет поосторожнее. А то я могу надумать лишить ее права пользоваться своим вонючим закладом. И скажите мне, чем можно заняться в этой Богом забытой вонючей дыре?

Секретарша не обратила внимания на ее словечки.

— Конюшни работают. Имеется также музыкальная комната и библиотека. Вы слишком рано приехали.

— Я уже это слышала. Большое вам спасибо. Вы мне очень помогли, милая барышня. — В голосе Крисси звучали издевательские нотки. Она повернулась и пошла прочь, совершенно, однако, не чувствуя себя настолько уверенной, как это могло показаться.

Вообще-то она была скорее напугана. Она всегда чувствовала себя неуверенно в новой школе в первые дни. Она, наверное, никогда не научится преодолевать это ужасное, тревожное чувство одиночества.

— Эй, Кэрри, — окликнула секретарша женщину, сидевшую за соседним столиком. — Ты видела ее? Ты знаешь, кто это? Крисси Марлоу, о которой писали в газетах, богатая девушка с трагической судьбой. — В голосе ее явственно звучал сарказм.

— Не может быть. — Женщина помяла пальцем свою булочку с джемом. — Бедняжка. И как она держится: как бедная или как богачка?

— Как богачка. Обычная богатая стерва.

— Гм-м-м. Напомни мне поплакать о ней сегодня вечером, когда я буду пить пиво.


Крисси поднялась по лестнице на третий этаж. Она не знала, куда идти, однако, имея некоторый опыт, примерно догадывалась, где может быть ее комната. На первом этаже были кабинеты, канцелярия, холл и школьная церковь, на втором — столовая, музыкальная комната, библиотека и классные комнаты, на третьем проживали первокурсницы. Она знала: чем выше карабкаться по лестницам, тем меньше лет осталось учиться. Исключением являлась школа в Мейне, где окна первого этажа заносило снегом. Там на противоположной стороне улицы было другое кирпичное здание, где жили студентки второго, третьего и четвертого курсов, а первокурсницы жили на первом этаже.

Вовсе не обязательно было этой паршивой секретарше напоминать ей, что она приехала на три дня раньше срока. Просто тете Гвен было удобнее, чтобы она приехала именно сегодня, а не завтра или через два дня.

Комната 3–10 была скучной. Во всех этих интернатах комнаты всегда очень простые и строгие. Она слышала от других девочек, что в школах Европы, где обучаются девушки из богатых американских семей, комнаты обставлены чуть побогаче, хотя и ненамного. Крисси полагала, что скромная обстановка связана с созидательным характером богатых детей. Ей говорили, что английские школы, в которых обучаются дети дворян, хуже всех — ужасно мрачные, пустые, с голыми стенами.

В комнате были две узкие кровати, два комода, два письменных стола и два жестких стула. Даже не глядя, Крисси знала, что должны быть и два встроенных шкафа. Было принято, что прибывшая первой занимает лучшую кровать, но не лучший шкафчик. Поэтому она сначала полежала на одной кровати, затем на другой. Одна из них была явно менее бугристой, и она выбрала ее для себя. Затем она осмотрела оба шкафчика и повесила жакет от костюма в тот, который был поменьше. Дело было не в том, что ей хотелось поступать так, как принято. Она лишь хотела показать той, кто будет жить с ней, что шкафы ее не интересуют, что ей на них наплевать.

— Мне на вас наплевать, — сказала Крисси в шкаф.

Она легла на неразобранную кровать, затем вытащила из кожаной коричневой сумочки пачку «Лаки Страйк», вытряхнула из пачки сигарету, постучала ею по тыльной стороне руки и прикурила от золотой зажигалки тети Гвен, которую она вытащила из ее сумки перед отъездом. Затем поискала глазами пепельницу. Ну, разумеется, ее здесь не было. Курение здесь считалось тягчайшим преступлением, особенно в комнате. Но у нее была собственная пепельница. Крисси возила ее с собой из школы в школу. Она достала из сумочки ключи, встала на колени, открыла один из чемоданов с монограммой и стала шарить в нем, пока не нащупала квадратную пепельницу из хрусталя с большой буквой «М» в центре. Она стянула ее из дома бабушки Марлоу еще четыре года назад, когда только начинала курить.

Все в доме бабушки Марлоу было помечено буквой «М», даже крышки от стульчаков, хотя однажды Крисси слышала, как одна из приятельниц бабушки Марлоу шепнула другой ее приятельнице, что это невероятно вульгарно.

На полотенцах в ванной красовались красные «М», синие были вышиты на простынях, золотые или серебряные украшали фарфор, изящные «М» были выгравированы на столовых приборах, а все канцелярские принадлежности имели неприятную темно-серую «М». Когда она была совсем девчонкой и стала жить у бабушки Марлоу, ее восхищала эта монограмма, она думала, что это очень милая традиция иметь свои инициалы на всем, что есть в доме. Позже, когда она увидела, что «М» также нарисовано на железнодорожных вагонах и резервуарах для нефти по всей стране, на знаках, обозначающих, что на этой земле ведется строительство, и на стенах банков, Крисси поняла, что монограмма служила не только для декоративного эффекта и не была просто причудой. Семейство Марлоу хотело пометить все, что являлось его собственностью.

Послышался робкий стук в дверь. Крисси отработанным движением сжала двумя пальцами кончик сигареты, сбивая пепел на пол так, чтобы не обжечься. Затем растерла ногой кучку пепла, бросила потухшую сигарету в пепельницу и затолкнула ее под кровать.

— Да? — откликнулась она, размахивая рукой, чтобы развеять дым.

— Милочка, это мисс Чэлмер. Я пришла познакомиться с вами.

Дверь отворилась, и в комнате появилась маленькая, похожая на птичку женщина с худыми тонкими ногами, маленькими блестящими глазками-бусинками и острым носиком. Она понюхала воздух и улыбнулась:

— Комнату плохо проветрили. — Она подошла к окну и широко его распахнула. В ярком солнечном луче заплясали крохотные пылинки. — Я так рада, Кристина, дорогая, что вы приехали к нам. Я была знакома с вашей бабушкой. Чудесная женщина. И несколько лет тому назад у нас здесь училась девочка из семьи Марлоу. Я полагаю, одна из ваших коннектикутских кузин. Или, может быть, это родственница род-айлендской ветви? Или из семьи Кальвина Марлоу? Ваш дедушка был необыкновенным человеком. И я уверена, что вы здесь у нас в Чэлмер тоже проявите себя самым лучшим образом. Да, кстати, я вот еще о чем хотела сказать вам. Вашей соседкой по комнате будет Мейв О'Коннор. Она дочь очень известного писателя, Пэдрейка О'Коннора. И Мейв никогда раньше не жила в интернатах. Я уверена, вы поможете ей привыкнуть к школе, как говорится, возьмете ее под свое крыло. — Она подняла одну руку, как бы демонстрируя, как надо себя вести с Мейв О'Коннор. Крисси подумала, что основной проблемой бедняжки Мейв будет то, что ей придется жить в одной с ней, Крисси, комнате.

— Хорошо, мисс Чэлмер, я сделаю все, что смогу.

— Ну и хорошо. Значит, этот вопрос решен. Так, а вы еще не распаковали свои вещи? — спросила директриса, хотя нераскрытые чемоданы стояли посередине комнаты.

— Только что собиралась сделать это, — сказала Крисси, глядя в пол.

— Прекрасно. Прекрасно. Сегодня вы поужинаете со мной, поскольку больше никто из девочек еще не приехал. В шесть часов, милочка, в моей столовой. Пожалуйста, не опаздывайте. А теперь не будете ли вы так любезны и не отдадите ли мне свою пачку сигарет? — Она протянула руку, хитро улыбаясь, ноздри ее длинного носа слегка двигались.