Кейт почувствовала, как взволнованно заколотилось у нее сердце. Нет, это не случайно собранные в коробке вещи; тут что-то глубоко личное, интимное. Все эти предметы – балетные туфельки, браслет, фотография – наверняка каким-то образом связаны между собой. Кто-то специально собрал их вместе в обувной коробке и спрятал на полке между книг. Но кто и зачем это сделал?

В открытую дверь с балкона влетела пчела. С громким жужжанием она летала по комнате, ища выход обратно на волю.

Кейт с интересом разглядывала фотографию красивого юноши: его смеющиеся глаза смотрели вызывающе.

Да уж, это был совершенно особый мир, где юные девушки в бриллиантах от «Тиффани», надев изящные туфельки с серебряным шитьем, кружились в танце в объятиях мужественных красавцев-моряков…

Внезапно перед внутренним взором Кейт поплыли картины недавнего прошлого. Вот она идет по длинному коридору в бальный зал отеля «Сент-Реджис», тускло освещенный, с позолоченными зеркалами во всю стену. Люди оборачиваются ей вслед – совсем незнакомые люди, улыбаются, с любопытством разглядывают. Обвиваясь вокруг ног, шелестит нежный зеленый шелк ее платья. Джазовое трио исполняет «Please Don’t Talk About Me When I’m Gone».

Мир бриллиантов от «Тиффани», изящных туфелек, мужественных красавцев…

Вот он здесь, стоит прямо перед Кейт. Блестят гладко зачесанные волосы, резко проступают черты лица, внимательно смотрят темные, почти черные глаза. Нет, он не красавец, но есть в этом мужчине что-то такое, что заставляет повиноваться его воле.

«Попадаются иной раз люди, которые боятся успеха. Боятся жить на полную катушку. – В его интонации звучит нечто вызывающее, он словно забавляется, глядя на нее. – Похоже, и вы из их числа?» – спрашивает он наконец.

«Вот еще не хватало… Я ничего не боюсь», – холодно отвечает она, отворачиваясь.

Кейт закрыла глаза. На самом деле она тогда очень боялась: боялась всего и всех. Однако храбро соврала. Вот Кейт поворачивается и гордо идет прочь, он следует за ней. Они входят в толпу мужчин в строгих костюмах и женщин в вечерних платьях. Пары кружатся в вальсе, и отражения их дрожат в зеркалах, закрывающих стены.

Пчела нашла наконец выход и, обретя свободу, вылетела в сад.

Кейт следила за ней до тех пор, пока та не исчезла из виду.

Ах, если бы знать тогда, что совсем скоро уходить станет он, а она, спотыкаясь, будет бежать за ним вслед.

Послышался какой-то шум.

Кейт напряглась, прислушиваясь: это Джек прошел по коридору до самого конца.

Он ищет ее.

Кейт быстро сложила все обратно в коробку для обуви и, торопясь, перевязала ее розовой ленточкой.

Может, лучше запихнуть коробку туда, где она стояла? А может, стоит показать свою находку Джеку?

Да, так и надо сделать.

– Кейт! Кейт! – Джек спускался по лестнице вниз. – Кейт! Вы где?

Внезапно переменив решение, она сунула коробку под мышку и, стараясь не шуметь, быстро проскользнула по коридору в свою комнату.

* * *

Работу они начали с передней части дома, точнее, с холла, скрупулезно и изнурительно медленно изучая все находящиеся здесь предметы. На каждый нужно было прилепить этикетку с номером. Под диктовку Джека Кейт заносила номер на специальный бланк и сопровождала его кратким описанием объекта. Потом они обязательно фотографировали вещь, иногда делали несколько снимков, под разными углами. Каждая статуэтка, каждая картина, в свое время принадлежавшая жившим здесь людям, была описана и оценена таким образом, чтобы ее можно было поскорее продать.

У каждого предмета имелась своя оценочная стоимость. Несвойственным ей аккуратным, четким почерком Кейт проставляла в последней графе цифру и быстро подсчитывала общую сумму. Она скоро устала от этой арифметики. Так грустно было при мысли, что вся красота и изысканность этих предметов, которыми пользовалось и которые наверняка любило не одно поколение обитателей Эндслей, вмещаются в несколько сухих стандартных строчек. Когда-то этот дом был для многих людей надежным убежищем, где можно было укрыться от жизненных бурь и невзгод окружающего мира. А теперь вот они с Джеком явились, словно разбойники, разоряющие чужое родовое гнездо. Они здесь совсем посторонние люди, и до этого дома с его историей им нет никакого дела. Да и друг другу они тоже чужие. Скоро они уедут отсюда, и мощные бульдозеры снесут с лица земли низенький коттедж миссис Уильямс, чтобы освободить место для роскошного курорта, а здесь, в холле, устроят ресепшен и еще, наверное, бар. Кейт уже представляла себе довольные лица туристов, прибывающих сюда, чтобы провести выходные на лоне природы.

Джек прекрасно знал свое дело, замечания его были лаконичными и профессиональными. Он быстро определял стиль, в котором был исполнен тот или иной предмет интерьера, почти без пауз диктовал его описание. И Кейт была благодарна ему за то, что он не придирался к ней, не надувал перед ней щеки. Джек диктовал, а она записывала. Она словно превратилась в невидимку, и возможность хотя бы на время забыть, кто она и как оказалась здесь, умиротворяла и успокаивала ее.

Они закончили в семь часов, и к этому времени пальцы Кейт уже сводило судорогой: не так-то просто быстро писать под диктовку, да еще разборчивым почерком.

– Ну что, на сегодня хватит? – спросил Джек.

Она благодарно кивнула и сунула бланки описи в папку.

– Кажется, я чую запах чего-то вкусненького, – добавил он, зевнул и сладко потянулся, подняв руки над головой.

Они отправились на кухню. Миссис Уильямс потрудилась на славу: в духовке заманчиво золотилась корочка запеканки, а на длинном сосновом столе уже стояли два прибора, а также блюдо с салатом, ваза с фруктами и тарелка с нарезанным сыром.

– Вот это очень кстати! – обрадовался Джек и потер руки. – Я просто умираю с голоду.

– А где же сама миссис Уильямс? Она что, невидимка? – удивилась Кейт, прислонившись к столешнице. – Прямо как в сказке «Красавица и чудовище».

– А по-моему, такое обслуживание можно назвать идеальным, разве нет?

– Ммм…

– Ага, как раз то, что нам нужно! – Джек указал на стоящую между двумя высокими бокалами бутылку красного вина. – Кейт, вам налить?

– Спасибо, не надо.

– А может, все-таки соблазнитесь? Вы уверены, что не хотите?

– Совершенно уверена, спасибо.

Джек почему-то невольно вспомнил рассказ Рейчел о том, что отец ее племянницы был алкоголиком. Впрочем, это его в любом случае не касается. Он налил себе.

– Надеюсь, вы не против, если я выпью?

– С какой стати мне быть против?

Джек пожал плечами, стараясь казаться невозмутимым:

– Действительно.

Скрывая смущение, он улыбнулся и отпил добрый глоток вина, словно демонстрируя, что ему абсолютно ничего не известно ни про нее, ни про ее семью.

Кейт нахмурилась, не в силах скрыть раздражение. Эта болтушка Рейчел наверняка все ему рассказала.

– Как здесь жарко! – воскликнула она и посмотрела на окно.

– Вы правы. Давайте-ка поужинаем на свежем воздухе.

– Отличная идея.

Стоило им очутиться в саду, и напряжение сразу само собой рассосалось. Как хорошо сидеть здесь, а не в жаркой кухне с ее старинной печкой. Поставив на подносы тарелки с едой, они снова устроились под каштаном, за тем самым низеньким столиком, где сегодня уже пили чай.

Легкий прохладный ветерок шевелил листву у них над головами. Вот странно, за все время работы ни один из них ни разу не почувствовал неловкости, а теперь…

– Вы всегда были оценщиком? – ковыряясь в тарелке, спросила Кейт, чтобы разрядить атмосферу.

Вопрос прозвучал сухо и, пожалуй, глупо.

Джек поднял голову.

– Нет, – ответил он. – А вы, я слышал, художница?

Кейт никак не ожидала столь быстрой реакции: разговор перешел на нее. Пришлось кивнуть.

– И чем именно вы занимаетесь? – продолжал он расспросы.

– Пишу картины. Делаю репродукции.

Джек вскинул брови:

– Неужели? То есть настоящие картины, как, например, «Мать художника» Джеймса Уистлера? Я видел ее в музее в Париже.

Кейт отщипнула кусочек хлеба:

– Я специализируюсь на французской и русской романтической живописи восемнадцатого века.

– Эпоха Просвещения?

– Да.

Он усмехнулся.

– Что такое? – насторожилась Кейт.

– Нет-нет, ничего. Просто Рейчел не сказала мне, что вы занимаетесь подделкой картин. – Он посмотрел на нее искоса. – А втюхать кому-нибудь уже пробовали?

– Подделка здесь ни при чем, – ответила Кейт, хлебом собирая с тарелки соус. – Просто это не оригинал, вот и все. Но вы правы, копии частенько пытаются, что называется, втюхать вместо оригинала. Однако большинство копий, которые делаю я, покупают скорее для страховки. Оригинал могут украсть, он может сгореть при пожаре… А ведь так обидно лишиться настоящего шедевра, пусть даже совсем небольшого.

– Кажется, я вас обидел? Простите. Не зря мама постоянно твердит, что мне лучше помалкивать в приличном обществе. Вечно я ляпну что-нибудь такое…

– Ну, это она наверняка говорит любя.

Джек рассмеялся:

– Да уж, матери всегда все прощают детям. А вот интересно, – попытался он продолжить разговор, – почему вы выбрали именно этот период?

– Просто запала на него.

– Век Разума?

– Однажды меня попросили сделать trompe l’il[3]. В одной потрясающей квартире с окнами в парк. И тут обнаружилось, что у меня здорово получается. Да и денежки можно заработать неплохие. В конце концов, – она откусила кусочек хлеба, – если повесить на стенку копию «Подсолнухов», все сразу догадаются, что это не оригинал. Но если взять картину не столь знаменитую и не такого известного художника…

– Умно. Небось это все Константайн придумал?

Ну бывают же такие сообразительные люди! Кейт нервно поерзала на стуле.

– Не совсем… Но заказ действительно поступил от его клиента.

– Дерек всегда был человеком… как бы это сказать… предприимчивым. – Джек отхлебнул еще вина. – А что ваши собственные работы?