– Мама!

– В чем дело, Кэти? Почему ты в Лондоне?

Кейт опустилась в кресло.

– Мама…

– Кэти?

Кейт заплакала.

– Мама… почему ты звонишь?

– Кэти…

– В чем дело, мама? – Из груди ее вырывались прерывистые рыдания. – Почему, мама, ну почему…

Голос матери был тверд и серьезен, как бывает тверда почва под ногами после долгих месяцев плавания по бурным морям.

– Я с тобой, девочка моя. Ты у меня одна. Я всегда с тобой. И никуда не денусь, поняла? Я всегда с тобой.

Часть третья

Эндслей, Девоншир

7 сентября 1940 года

Мой дорогой!

Какие у тебя новости? Я просто не могу представить себе, что в Лондоне скучно. Опасно – да, это правда, но только не скучно! И прошу тебя, не говори, что ты исполняешь какую-то сверхсекретную миссию, а потому не имеешь права ни с кем переписываться. Ты же знаешь, что я здесь чахну от тоски, а посему твой гражданский долг – потрудиться в это нелегкое для всех нас военное время и внести свою лепту в дело моего спасения, сообщив как можно больше лондонских сплетен. Самые лакомые подробности, которые я слышала, уже утратили всю прелесть новизны. Например, что Вутон-Лодж, по-видимому, превращен в госпиталь для тронувшихся умом военных. Бабá Меткалф написала об этом Ирэн. Умора, да и только! Лучшее место и придумать трудно. Я помню, какой бедлам творился, когда я приезжала туда, особенно по выходным. Нет, ты только представь всех этих людей, которые не помнят, как их зовут, натыкаются на стены, падают с лестниц и бормочут что-то, как идиоты. Обхохочешься!

Ирэн учится на сестру милосердия, важничает и строит из себя скромницу – это она умеет. Похоже, трудности моей сестре только на пользу. Сейчас мы живем всего в нескольких комнатах. В остальных устроили для маскировки затемнение. Нам прислали двух эвакуированных из Лондона детишек, мальчика и девочку. Девочка совсем крошка, брат сказал, что ей нет еще и трех лет. Его зовут Джон, а ее, бедняжку, Джесс. Они ужасно милые, однако Ирэн не позволила ребятишкам жить у нас в доме. Заявила, что они, дескать, вшивые, и отправила малышей в коттедж к Элис, строго-настрого запретив им у нас появляться, пока та полностью не избавит их от паразитов. У малютки Джона к тому же сильный кашель. Ирэн считает, что мальчик заразный, и не позволяет мне к нему подходить. Очень жаль, потому что он такой забавный, всему удивляется с детской непосредственностью и временами говорит просто уморительные вещи. Мне кажется, что после приезда ребятишек в доме стало веселее! Но Ирэн, наоборот, все время на них злится. Я думала, она обрадуется, когда рядом будут дети, а вышло наоборот: такое чувство, что она их просто не выносит. Только представь, когда она смотрит на крошку Джесс, о которой Элис заботится, словно о собственной дочери, то в глазах у нее ясно читается страх. Ирэн говорит, что Малькольм не потерпит в Эндслее детей, и я думаю, она права. Почему-то моя сестра вечно ссылается на мнение мужа, даже когда его нет рядом. Но с другой стороны, нельзя не признать, что ко мне она все-таки очень добра. По-своему, конечно. Пиши, дорогой мой. Прошу тебя, пришли мне ответ как можно скорее.

Беби* * *

В принадлежавшем Рейчел стареньком синем «фольксвагене» тетя и племянница отправились на аукцион. На этот раз поездка в Эндслей воспринималась совсем по-другому. Тусклое, серое небо было затянуто облаками, от асфальта поднималось тепло.

Кейт вспоминала недавний разговор с матерью. Как ни странно, она выложила маме почти все, хотя обычно никогда не откровенничала с ней. В глубине ее души таилась давняя детская обида: Кейт винила мать в том, что та бросила отца; она никак не могла смириться с разводом родителей. Если бы мать больше любила отца, считала Кейт, если бы только она постаралась, он бы наверняка переменился и все было бы иначе. И когда он умер, трещина в их отношениях превратилась в зияющую пропасть. Разумеется, это было жестоко и несправедливо по отношению к маме, которая взвалила на свои плечи весь груз родительской заботы и всегда была рядом: каждый день проверяла у дочери уроки и следила, чтобы та хорошо питалась и вовремя ложилась спать. Но дочь почему-то всегда оправдывала отца и думала, что мать не только не имела права на него сердиться, но и должна была любой ценой удержать его рядом. Словом, Кейт не щадила матери, которая жила только ради нее. И никогда не впускала ее в душу, а если и рассказывала что-то о себе, то лишь всякие незначительные детали, особенно о жизни в Нью-Йорке.

И тем не менее сейчас, когда Кейт призналась маме во всем, то в ответ не услышала ни слова осуждения. Та лишь предложила дочери приехать к ней в Испанию отдохнуть, она бы с радостью оплатила дорогу. Но Кейт сказала, что сейчас помогает Рейчел, и обещала приехать, когда работа будет закончена.

Про случайно найденную в Эндслее коробку из-под обуви, про свои упорные попытки разгадать тайну, окутывающую жизнь Беби Блайт, Кейт рассказывать матери пока не стала. Она понимала, что в этом стремлении, превратившемся у нее чуть ли не в навязчивую идею, есть нечто болезненное. Девушка и сама толком не знала, зачем ей понадобилось распутывать сложный клубок человеческих отношений, но в любом случае руководствовалась она мотивами гораздо более глубокими, чем элементарное любопытство или личная выгода.

Они остановились в городке Лайм-Реджис, сняв двухместный номер в небольшой гостинице, расположенной неподалеку от адвокатских контор. Джек приехал раньше их и устроился где-то в другом отеле. Кейт старалась не думать о нем, старательно делая вид, что ей все равно, но, конечно, это было не так. Она невольно сравнивала эту поездку с той, первой. И с грустью вспоминала о тех нескольких днях, которые провела с ним вдвоем в старом доме.

В Эндслей они с Рейчел явились за день до аукциона. Вся подъездная дорога к дому была забита автомобилями, повсюду было полно незнакомых людей, бродивших из комнаты в комнату с каталогами в руках и разглядывавших выставленные на продажу вещи. За происходящим уныло наблюдал мистер Симс, как всегда мрачный и облаченный в темный костюм. По коридорам расхаживали охранники, грузчики спускали из верхних комнат мебель. Библиотеку уже полностью освободили: в этом помещении решили проводить аукцион. Джека нигде не было видно.

Пока Рейчел обсуждала с мистером Симсом всевозможные детали и отдавала дополнительные распоряжения, Кейт еще раз прошлась по дому одна. Теперь он казался ей совсем другим – выпотрошенным и пустым. Стены еще хранили следы висевших картин, на полу, в тех местах, где когда-то стояла мебель, выделялись светлые пятна. Комнаты выглядели голыми и странно беззащитными.

По широкой лестнице Кейт поднялась на второй этаж и направилась к спальне Ирэн. Та показалась ей безжизненной и безликой, словно номер гостиницы. Кровать стояла голая, без белья и матраса, ковер был свернут в трубочку и лежал на полу посередине. Девушка бросила взгляд на прикроватный столик. Лежавшая на нем стопка книг исчезла.

Кейт надеялась, что ей удастся посмотреть на все свежим взглядом и, быть может, обнаружить что-нибудь еще, какой-нибудь новый ключ к разгадке тайны этого дома. Но ей не оставили совсем ничего.

Она прошлась по этажу и свернула в длинный коридор, ведущий в западное крыло. Ей очень хотелось увидеть ту самую комнату. Кейт повернула ручку, дверь распахнулась, и, совсем как в прошлый раз, на нее хлынули потоки такого яркого золотого света, что она едва не ослепла после полумрака коридора.

Когда глаза Кейт привыкли, она обнаружила, что не ей одной захотелось заглянуть в эту комнату. Здесь был Джек, который раскладывал книги по коробкам. Когда девушка вошла, он обернулся и попросил:

– Прикройте дверь.

Она безропотно повиновалась.

– Ну, здравствуйте, – прибавил он, засовывая в коробку очередную стопку книг. – Не спрашивайте, чем я тут занимаюсь, лучше вам этого не знать, а то еще, не дай бог, обвинят в соучастии.

– Подумаешь, напугали, – сказала Кейт, прислонившись к раме окна. – А чем вы тут занимаетесь?

– Помните, как бывшая экономка миссис Уильямс расстроилась, когда увидела, сколько в этой комнате хороших, никогда не читанных книжек? Ну так вот, – сказал он, вставая и отряхивая с ладоней пыль, – я решил, что неплохо было бы подарить ей эти книги. Как вы считаете? И я взял на себя смелость не включать их в каталог, ведь о том, что хранится в этой комнате, никто даже и не догадывался. И сейчас я собираюсь потихоньку перетаскать эти книги вниз, через черный ход.

Джек улыбнулся, но улыбка его получилась какой-то кривой – этакая сардоническая ухмылка. Кейт смотрела на него и не узнавала: Джек больше не казался ей застегнутым на все пуговицы, и в глазах его сверкал бесшабашный огонек.

– Давайте я помогу, – предложила она и, присев на корточки, стала перекладывать в пустую коробку книги с последней полки. Джек тем временем заклеивал скотчем две уже полные коробки.

– Как доехали? – спросил он, с треском отрывая упаковочную ленту.

– Хорошо, а вы?

– Прекрасно. – Он покончил с одной коробкой и принялся за другую. – Как самочувствие?

– Просто отличное, – ответила Кейт и сунула в коробку последние несколько книг. – А у вас?

– И у меня тоже… – Голос его вдруг замер.

Джек сделал шаг назад, не отрывая от нее глаз. За то время, что они не виделись, волосы у Кейт успели отрасти, стали более длинными и пушистыми. А выражение лица сегодня такое открытое, не то что прежде. В ней определенно появилось нечто новое, хотя, если бы его спросили, что именно, он бы затруднился с ответом.

Кейт посмотрела на него в упор. А вот глаза у нее такие же, как и раньше, – зеленые и обезоруживающе чистые, совсем прозрачные в утреннем свете.

– Готово, начальник, – с улыбкой отрапортовала ему Кейт. – Какие будут дальнейшие указания?