Николь Берд - Дебютантка

Это она...

Женщина, чей образ преследовал ее в ночных кошмарах, появилась теперь здесь, на залитой солнечным светом улице, вынырнув из толпы. Кларисса Фаллон с трудом перевела дыхание. Этого не может быть! Всего мгновение назад она, счастливая, полной грудью вдыхала аппетитный аромат мяса и сладостей, исходящий от тележки уличного торговца. «Горячие пироги с мясом!» – восклицал торговец, перекрывая скрип колес и цокот копыт по мостовой.

Остановившись на тротуаре, Кларисса любовалась солнечными бликами, игравшими в вымытых до блеска витринах магазинов. Вот шляпка, украшенная желтыми розами, а вот пара элегантных лайковых перчаток цвета экрю, вот отрез темно-красного шелка, ниспадающий с манекена изящными складками...

Кларисса наконец-то могла, открыто наслаждаться недоступной ей доселе роскошью, могла, ничего не опасаясь, смотреть в глаза проходившим мимо джентльменам и леди. Наконец-то...

И вдруг...

Когда ее взору предстало знакомое лицо, страх пронзил ей сердце, словно коварный острый шип, скрывающийся среди нежных лепестков роз.

Брат обещал Клариссе, что теперь она будет в безопасности, тогда откуда же опять эта женщина? Еще мгновение, и ее темные глаза навыкате встретятся с взглядом Клариссы...

Девушка рванулась прочь от жуткого видения и, едва не сбив с ног мирно беседующих о чем-то леди, побежала так, словно сам дьявол гнался за ней.

«Мисс Кларисса, подождите!» – услышала она позади, но даже и не подумала остановиться. Стук ее сердца казался ей таким громким, что она не слышала ничего вокруг и лишь бежала, бежала...

Доминик Шей, семнадцатый граф Уитби, осторожно поднес к губам бокал портвейна. Его голова была опущена, и он, казалось, не заметил, что Тимоти Голстон, стоя у мягкого кресла, уже довольно долго молчит.

– Уитби!

Тимоти был ужасно раздражен тем, что на его приветствие не обратили должного внимания. Он давно знал графа Уитби, так что причин для раздражения вроде бы не было, тем более что граф, казалось, постоянно провоцировал своего более молодого друга, и тем не менее Тимоти был рассержен. Он уже жалел о только что произнесенной заранее отрепетированной речи и с радостью ускользнул бы прочь из этой комнаты, но – черт возьми! – разговор шел о его кузине.

Откашлявшись, Тимоти громко произнес:

– Уитби, я, кажется, с вами разговариваю! Однако лицо графа сохраняло отпечаток ледяного безразличия. Доминик нехотя поднял глаза, настолько темные, что у его собеседников неизменно мороз пробегал по коже.

– Послушайте, Голстон, выпейте лучше вина, я только что откупорил весьма сносную бутылку.

Тимоти раздраженно отмахнулся. Он не даст сбить себя с толку, пока до конца не выскажет то, зачем сюда приехал.

– Как вы могли так поступить? Зачем вы насмехались над девушкой, которая только-только начала выходить в свет? Ей и так не приходится рассчитывать на многое с ее веснушками и привычкой глупо улыбаться... – Голстон запнулся. Кажется, он говорит что-то не то. – Я хочу сказать, она милая девушка со скромным приданым, и вы не должны были говорить, что она танцует, словно жираф, выпивший слишком много домашнего вина. Разве она виновата, что Бог наградил ее таким ростом?

Граф нахмурился, хотя, казалось, он был скорее озадачен, нежели рассержен.

– О ком вы говорите, Голстон? У вас появилась новая дама сердца?

Тимоти упрямо покачал головой:

– Да нет же, черт возьми! Она моя кузина и заслуживает лучшего. Неужели, лишив ее шанса на удачу своей необдуманной остротой, вы даже не помните об этом? Мисс Эммалин Мопер – вот о ком я говорю!

Граф продолжал с удивлением смотреть на Тимоти.

– В «Олмаке». Неужели не помните? Доминик пожал плечами:

– У меня было плохое настроение, старина, и мне вообще не стоило появляться в этом пристанище сводниц. Все же я уверен, что все давно забыли о моем опрометчивом высказывании.

– Смею уверить, вы ошибаетесь, – поспешно возразил Тимоти. – Я сегодня уже дважды слышал эту вашу шутку. Говоривший и от себя кое-что добавил. Моя тетушка сказала, что Эммалин постоянно плачет. Тетя Мэри вытащила меня из постели – в недобрый час, должен признаться, – чтобы рассказать об этом, но только я-то чем могу помочь... Все взоры обращены на вас с того самого момента, как Бо Браммелл сбежал от кредиторов на континент. Если бы вы не были самим совершенством, не носили бы элегантных галстуков и отлично скроенных костюмов... Я уже не говорю о вашем безупречном греческом профиле, от которого женщины теряют голову...

На этот раз граф тряхнул головой с такой силой, что его волосы, открыв лицо, явили взору Тимоти безобразный шрам на левой щеке. Шрам начинался у виска, проходил вдоль уха и терялся за накрахмаленным воротом рубашки. Черт возьми, молодые франты из высшего общества, подражая Уитби во всем, ввели в моду такие же длинные волосы, но они вряд ли знали причину их появления.

– Безупречный профиль? – ледяным тоном переспросил граф.

Тимоти сглотнул.

– О, это ничего не значит: шрам лишь добавляет притягательности вашей внешности. Вы ведь знаете, как романтичны леди – они особенно ценят рассказы о полученных в бою ранах, – попытался успокоить графа Тимоти, хотя прекрасно понимал, что его слова звучат совсем неубедительно. Черт, как он мог забыть об этом шраме? – И все же... Все же вы не заставите меня изменить мое мнение. Общество равняется на вас, а это неправильно, потому что вы злоупотребляете вашей властью над общественным мнением.

– Возможно, но я не стремлюсь к этому и уж тем более не собираюсь относиться к этому серьезно. – Уитби вновь перевел взгляд на бокал.

Тимоти помолчал, потом решительно произнес:

– Однако все это не так просто для тех, о ком вы нелестно отозвались. – Он вновь пошел в наступление: – Очень легко унизить человека, и совсем не просто вернуть ему репутацию в глазах общества. Почему бы вам не сделать что-нибудь хорошее?

– Голстон, обещаю вам, при следующей встрече с мисс Мопер я буду само обаяние...

В этот момент беседу прервал возбужденный возглас:

– Смотрите, молодая женщина, я бы даже сказал, леди...

Граф повернулся к окнам клуба, возле которых столпились молодые джентльмены. Это была мужская территория. Всякая уважающая себя леди знала об этом и обходила Сент-Джеймс-стрит стороной.

Так почему же теперь по ней бежала молодая, очень хорошенькая девушка, преследуемая дородной краснолицей женщиной?

Тимоти замолчал и стал с интересом наблюдать за странной картиной. Все видели, что пожилая женщина в конце концов схватила девушку за руку и принялась браниться, но никто не мог разобрать слов.

Лицо девушки исказила гримаса отвращения. Интересно, подумал Тимоти, леди она или нет? Незнакомка была одета вполне прилично и довольно дорого, но ее отношение к пожилой женщине – матери, тете, воспитательнице, или кем там она ей приходилась – никак не вязалось с ее юным возрастом. Более того, она, казалось, ни капельки не стыдилась своего поведения.

Мужчины как завороженные наблюдали за тем, как девушка, вырвавшись из рук преследовательницы, изловчившись, нанесла ей удар в бок.

Женщина пошатнулась, между тем девушка спокойно стояла и ждала, пока женщина придет в себя.

– Ставлю десять фунтов на молодую леди! – выкрикнул кто-то.

– Идет. Только вряд ли это леди, – возразил кто-то, и вслед за этим замечанием последовал громкий хохот, а затем мужчины наперебой стали делать предположения относительно положения девушки в обществе и рода ее деятельности.

Граф нахмурился. Едва один из молодых повес заметил это, как смех сразу стих, присутствующие молча отвернулись к окну и продолжали наблюдение за потасовкой.

– Вот видите, – пробормотал Тимоти. – Я же говорил, что люди к вам прислушиваются. Стоит вам лишь нахмуриться или улыбнуться – и общество у ваших ног... – Он замолчал и снова посмотрел в окно на дерущихся женщин. Кто-то должен проучить надменного графа, показать ему, что он бывает не прав, но теперь долг был выполнен. Так почему же он чувствовал такую неудовлетворенность?

Тем временем на улице происходило следующее. Пожилая женщина, очевидно, окончательно выйдя из себя, ударила девушку по щеке, но та и не думала сдаваться. Пригнувшись, она избежала очередной пощечины, а когда подняла голову, ее глаза пылали огнем.

Тимоти заметил, как напрягся граф.

– Повторю еще раз, возвысить человека в глазах общества гораздо сложнее, чем унизить его, – тихо произнес он. – Готов поспорить на сотню фунтов, что вам не удастся сделать леди из этой... этой девушки.

– Возможно, это дочь богатого горожанина, который не уделял должного внимания ее воспитанию, – с сомнением покачал головой граф. – А может, она сбежала из сумасшедшего дома. Кривое веретено не выпрямишь. И, кроме того, мы даже не знаем ее имени.

– А если я его узнаю, вы готовы заключить пари?

– Пари? Но я не смогу изменить ее происхождение, и больше чем уверен, что ни одна воспитательница не сможет привить ей благородные манеры. – Темные глаза графа, казалось, стали еще чернее.

Тимоти почувствовал, что граф идет на попятную.

– Так что же, выходит, вы принимаете мою точку зрения? Вы без колебаний разрушили надежды беззащитной дебютантки, но не хотите заставить общество уважать девушку, не только не имеющую ни малейшего представления о правилах поведения, но и не прикладывающую ни малейших усилий, чтобы ими овладеть. Неужели вы боитесь, что эта задача окажется вам не по плечу?

Уитби прищурился.

– Узнайте ее имя, и если окажется, что она не имеет никакого отношения к аристократии, я попробую сделать ее светской львицей. Надеюсь, теперь вы удовлетворены?

Победно улыбнувшись, Тимоти посмотрел в окно, и очень вовремя, потому что пожилой женщине удалось-таки схватить упирающуюся изо всех сил девушку за руку, после чего она потащила ее по улице. Еще немного, и они скрылись бы из виду...